Не отдам
Шрифт:
А потом пришло окончательное осознание того, что это он и никто иной виноват в том, что случилось с единственной женщиной, которую он когда-либо любил.
«Ты дебил, Шульц! — продолжал он орать про себя. — Ты просто дебил!»
Мозг его заработал в авральном режиме, прокручивая в голове сценарии того, как он мог все это предотвратить.
Еще сегодня утром он мог не ехать завтракать, а идти к Лоре. Брюхо набивал, пока с ней творилось такое. Как вообще ему кусок в горло полез? Будь он там с ней в квартире, смог бы ее вытащить…
Мать
— Это я виноват… — повторял он снова и снова.
Если бы вчера он не спустил на Лору всех собак, а попытался как-то мирно договориться, все пошло бы по-другому. Может, она уже вчера с ним поехала бы. И осталась жива! Он что, не мог найти слов, чтобы ее убедить? Мог! Но позволил проклятой обиде выжечь разум.
Мозг Эмиля продолжал возвращать его в прошлое все дальше и дальше.
Вот он уже мысленно стоял напротив Лоры в своей квартире, орал на нее:
— Уезжай из города! Ты мне не нужна!
А надо было молить ее остаться. Засунуть гордость в жопу и попытаться разобраться в причинах ее поступков.
Зачем он поперся помогать Елене? Он должен был с Лорой рядом быть! Может, тогда она призналась бы ему про Алису и они забрали бы ее вместе. Жили семьей, которой уже никогда не будет.
Все что угодно можно поправить, если человек жив. Решить любые проблемы.
А теперь как быть?
Как сказать маленькой Алисе, что у нее больше нет мамы? Как он сможет воспитать ее без ласковой, любящей Лоры? Какой удар это будет для ребенка!
— Нет, нет, — шептал Эмиль, качая гудящей головой.
Он отказывался верить, что Лоры больше нет в этом мире. Он в таком мире жить не мог. Ведь для него весь мир — Лора. Без нее ничто не важно.
«Боже, верни мне ее как-нибудь…» — взмолился Эмиль, возведя взгляд к небу.
Он никогда не был религиозным человеком. Скорее считал себя атеистом. Верил лишь в себя и свои силы, полагался на них.
Но теперь, в момент, когда сам Эмиль ровным счетом ничего не мог сделать, он обратился именно к высшим силам.
А потом принялся давать обещания: «Если ты мне ее вернешь, я больше никогда в жизни ее не обижу! Ни словом, ни делом, ни вообще никак. До конца своих дней я буду сдувать с нее пылинки, заботиться, оберегать от всего. Я отдам ей и дочке все, что у меня есть. Мне без них ничего не нужно. Только верни! Как-нибудь…»
Эх, если бы это так работало — попросил что-то у неба, и тебе дали.
Эмиль оглянулся на людей, стоявших поодаль.
Многие до сих пор с разинутыми ртами смотрели на сгоревшие квартиры.
Некоторые причитали:
— Когда теперь восстановят электричество…
— Сколько теперь подъезд оттирать от этой копоти…
— Какой взрыв, у меня аж стекла треснули!
Какими мелочными показались Эмилю те жалобы, не передать.
Что по сравнению с такими проблемами человеческая жизнь или смерть?
Он
всю жизнь готов прожить без света, зубной щеткой оттирать подъезды от копоти. На что угодно готов, лишь бы Лора каким-то чудом оказалась жива.Однако мертвые воскресают лишь в кино.
И тут он ее увидел.
Лора шла по тротуару с обалдевшим видом, как и другие, пялилась на сгоревшие окна верхних этажей.
«Ну вот, ты мне уже кажешься…»
В тот момент Эмиль подумал о том, какое оно хрупкое — человеческое сознание. Раз — и сломалось, и ты уже видишь призраков.
Спешившая к дому Лора именно призраком ему и показалась. Ангельски красивым к тому же. Ее светлые волосы развевались по плечам, подол белого сарафана обвивал ее стройные ноги, прямо как сегодня утром, когда она спешила с дочкой в садик.
— Как живая, — прошептал он.
Или…
Что если ее не было в квартире, когда все это случилось? Она и была жива!
— Лора! — заорал он во всю мощь своих легких.
И рванул к ней на всей скорости, на какую только был способен.
В несколько прыжков оказался рядом, преградил путь и сжал в объятиях.
Как только это сделал, почувствовал себя снова целым. По венам заструилась жизнь, даримая ею… Самой любимой женщиной на свете, которую он никому никогда не отдаст.
Глава 57. Мы
Лора ничего не понимала.
Эмиль ее обнимал!
Не ругал, не орал, а наоборот — крепко к себе прижимал. С большим чувством, прямо как раньше… С чего бы?
Потом взгляд ее устремился к девятиэтажке, она снова уставилась на черные глазницы окон. Принялась судорожно считать, пытаясь определить, не ее ли это окна? Ведь жила там всего ничего, еще не научилась с лету определять.
Посчитала раз, другой, третий. По всему получалось — ее! Черные, с выжженным нутром.
Ее квартира, которую она с такой любовью выбирала и обставляла, сгорела. Что может быть ужаснее этого?
Впрочем, очень скоро беспокойство о жилплощади сменилось другим, гораздо более сильным.
Лора вспомнила, как вернулась сегодня из садика. Настраивалась на серьезный разговор с мамой. Но та сказала, что у нее началась мигрень.
Лора решила не тревожить мать разговором, когда той так плохо. Дала ей таблетку обезболивающего и накапала снотворного. После этого пошла прямиком в адвокатскую контору консультироваться по поводу родительских прав.
Когда она уходила, мама уже крепко спала, засунув в уши беруши, как она это обычно делала.
«Мамочка, родная!» — забилась в ее голове одна-единственная мысль.
Лора резко отстранила от себя Эмиля, хотела бежать в подъезд, в свою квартиру.
Но Эмиль ее не отпустил, снова сгреб в охапку.
— Тебе туда не надо, — проговорил он сдавленным голосом. — Не ходи. Там ничего нет…
— Мама… — простонала она, чувствуя, как по щекам начинают катиться слезы. — Что с моей мамой, Эмиль? Она не сгорела?