Не откладывай свадьбу на завтра

А все равно это будет не одно и то же. Охотники Цирка отличались жестокостью и безжалостностью именно потому, что переставали считать себя людьми. А эти мальчишки вряд ли дойдут до такого! Хотя… кто знает? На первом поединке они еще будут стыдиться, на втором сомневаться, а на третий уже пойдут без жалости. По большому счету это тоже вариант психологического давления. Как научатся убивать, так и нормальную жизнь забудут…

– Ты… Вы предупредили их, что им придется пройти деформацию?

– Молодец, помнишь о вежливости, – похвалила Рената. – Да, я рассказала им об изменениях внешности. Серьезно, ты думаешь, это кого-то напугает? Татуировки? Подрезанные уши? Заостренные зубы? Да ерунда, любимый! Многие за это деньги платят, а им достанется бесплатно! Не стоит переоценивать малолеток. Они еще благодарить меня будут! Другое дело, что подготовка у них слабовата. Занятия борьбой – это неплохо, но и тренер у них далеко не олимпийский, и сами они к этому недостаточно серьезно подходили раньше. До твоего уровня им как до Луны пешком! Поэтому ты мне и нужен.

– Их учить, что ли?

– Я тебя умоляю! Какой из тебя учитель? Себя демонстрировать. Как я сказала, инвесторы у меня есть, но им нужно показательное выступление, демонстрация того, во что они будут вкладывать деньги. Поэтому ты проведешь несколько боев. Ты был лучшим из охотников в свое время. Не думаю, что за год ты обмяк и в постели со своей моделькой все навыки оставил! А уже потом, как пойдут деньги, будут готовы и малолетки. Конечно, им, в отличие от твоих «коллег», придется платить, да и продажа расходного материала исключена… хотя… как знать. Это слишком большие деньги, чтобы так однозначно от них отказываться.

Услышав об этом, Андрей невольно вздрогнул. Кто-то посторонний, незнакомый с Цирком, его бы не понял. Ну, дополнительная продажа какого-то там расходного материала… чего бояться?

Потому что посторонний не знал, что «расходным материалом» Рената называет трупы охотников.

В Цирке деньги делали на всем. И погибших охотников никогда не хоронили просто так. У людей, наслаждавшихся подобным шоу, хватало отклонений. Их манил запретный плод, настолько неправильный, что противоречил он не только законам страны, но и законам природы. А хозяева Цирка предоставляли им шанс нарушить этот запрет, перейти черту – и наслаждаться собственной безнаказанностью.

В Цирке пышным цветом цвел каннибализм. Тела охотников по желанию клиента превращались в блюда – Андрей однажды стал невольным свидетелем этого процесса и до сих пор ту картину забыть не мог. Его ждала такая же участь. Более того, из кожи и костей покойников делали сувениры – существовали целые каталоги такой продукции. У следователей, которые работали потом на основной штаб-квартире Цирка, руки дрожали после того, как они из подвала выходили…

И вот Рената хочет вернуться к этому. С его помощью.

– Я не буду этого делать.

Фраза была спокойной, твердой и уверенной. Не вспышка гнева на грани истерики, а обдуманное решение, цену которого Андрей знал.

Рената не была впечатлена:

– Будешь.

– Нет.

– Любимый мальчик, будешь, или…

– …или я умру? Да лучше так, чем кому-то еще жизнь ломать. Знаю я, как оно дальше пойдет. Меня используют для демонстрации, ты получишь деньги, а уже потом сделаешь со мной то, о чем мечтала одинокими зимними ночами. Итог один: я умру. Так смысл откладывать что-то? Честно говоря, мне проще и приятней будет свернуть тебе шею сейчас, а потом быстро погибнуть под пулями.

Андрей не блефовал, он знал, на что идет. Обидно будет умереть сейчас, когда у него жизнь только-только наладилась, – чертовски обидно! Но тут по-другому нельзя. Рената просчитала все, у него не будет шанса сбежать. Вот только его отказ она не учитывала! Она решила, что раз он сбежал из Цирка, то жизнь снова стала для него ценностью. Андрей это и не отрицал, но все-таки есть ценности более важные, чем жизнь.

Женщина поверила в его решимость. И не испугалась.

– …Или умрет твоя моделька.

Подобного поворота Андрей не ожидал.

– Что?..

– Моделька, та черноволосая девочка, которая была с тобой в Цирке. Я ведь знаю, ты жил с ней с тех пор. Я понимаю, почему она тебя оставила: я тебя пробовала и ценю ее вкус. Ну, а ты-то явно влюбился, ты достаточно глуп для этого. Так вот, ты правильно заметил. При любом лишнем движении ты умрешь здесь. Со мной или без меня. Но и она умрет. Сбежать живым ты точно не сможешь, значит, не сможешь ее защитить. Придется тебе умирать с мыслью, что ты тащишь на тот свет и ее.

– Бред, – недоверчиво покосился на нее Андрей. – Жин-Жин – не девочка с улицы, она известна! Тебе до нее не добраться.

– Да, преграды существуют. Но… не непреодолимые. Думаю, лучше один раз показать тебе, чем сто раз рассказывать. Нам с тобой придется еще раз прогуляться.

Охранники оставались в коридоре. Андрей не смотрел на них. Ему хотелось верить, что Рената просто обманывает его, манипулирует его страхами. Но в глубине души он чувствовал: все не так просто. Она и правда нашла какую-то лазейку, способ добраться до Жин-Жин, если он откажется подчиняться.

На лифте они вернулись на нижний уровень. В кабине женщина полуобернулась к нему:

– Знаешь, я тут подумала… Мне больше не хочется видеть твое абсолютное подчинение. В Цирке оно было более искренним, а теперь уж откровенно показное. Поэтому можешь обращаться на «ты» и даже иногда говорить что думаешь… Мне нравится видеть, как ты ломаешься, и понимать, что до конца еще не сломлен. Это оживляет. Но за откровенное хамство ты все-таки попрощаешься с глазом.

Он предпочел не отвечать.

Они спустились еще ниже, на уровень под его камерой. Здесь было совсем мало места: буквально две камеры, закрытые металлическими решетками. Одна из них пустовала, а другая… в другой Андрей увидел Жин-Жин.

Естественно, не саму Жин-Жин. Никто бы не смог похитить супермодель так же просто, как его. На землистых стенах висели всего лишь ее фотографии из журналов – да так много, что сами стены почти полностью скрылись за бумагой.

И на эти фотографии смотрел обитатель камеры.

Это был мужчина лет сорока – худой, невысокий, да еще и постоянно горбящийся. Его смуглую кожу покрывали многочисленные шрамы, лицо наполовину скрывала борода. Но все-таки больше всего говорили его глаза: горящие, темные, откровенно больные. Болезнь была не тела, а души. Андрей видел достаточно психов в своей жизни, чтобы опознать одного из этой «породы» безошибочно.