Не отпускай мою руку

Точная копия ее квартала в Сен-Луи. Имельда чувствует себя как дома. Она выходит из машины и пешком двигается к началу тупика.

«Шевроле» припаркован у маленького домика с железной крышей. Роскошный сверкающий кроссовер странно выглядит рядом с убогой хижиной, но Имельда знает, что некоторые креолы согласились бы остаться без крыши над головой, а вот от новой тачки отказаться не в силах.

Малабар вылезает из машины и скрывается в доме.

Имельда ждет. Проходит минута. Телефонный звонок.

— Мама, это Назир.

Негритянка поднимает глаза к небу.

— Я занята!

— Мам, а если вместо этих паршивых овощей приготовить рис? Дориан, Амик и Жоли не возражают.

Ну сколько можно!

— Милый, я занята.

— Я понимаю, мам. Значит, да?

Имельда вздыхает.

— Хорошо. Назир, а теперь внимательно послушай, что я тебе скажу. Больше мне не звони. Если что-то срочное — посылай смс-ки. Ясно?

— Ясно! Рад за тебя, мама. Развлекайся, не буду тебе мешать…

Кретин!

Назир кладет трубку.

Проходит еще минута. Имельда снова начинает сомневаться: может, все-таки позвонить Кристосу? Читая детективы, она всегда ругает героев, когда они под совершенно неправдоподобными предлогами отказываются обратиться за помощью к полиции… и в конце концов вляпываются из-за этого в страшные неприятности, а некоторых и вообще убивают.

А вот теперь она сама ведет себя так же глупо…

Малабар выходит из дома. На плече у него висит сумка размером почти с него. Он запихивает ее в багажник «шевроле». Еще несколько секунд — и кроссовер трогается с места, выпуская через свой двойной глушитель выхлопные газы.

Имельда не знает, что делать: снова сесть в машину и продолжать слежку или остаться и осмотреть дом. Дом притягивает сильнее, да и вообще кроссовер уже скрылся за углом.

Имельда решает подождать, минуты тянутся бесконечно. Вдруг это ловушка? Малабар мог заметить ее машину, как заметил весь квартал — старуха, прилипшая к окну, собака, которую привлекают теперь остальные три шины, мальчишки, которые уже трижды промазали по кузову, но продолжают тренироваться…

Имельда встает.

Она решила только обойти сад и заглянуть в окно — может, удастся хоть что-то разглядеть. И если какая-то деталь ее заинтересует, она позвонит Кристосу.

Имельда толкает скрипучую калитку, отводит ветку засохшего эвкалипта. Подходит поближе. Окна заросли грязью, через них ничего не разглядеть.

Впрочем, и стараться незачем.

Дверь не заперта, малабар ее всего лишь прикрыл. Да и ржавым замком, похоже, уже много лет не пользовались.

Имельда прекрасно понимает, что войти было бы предельной глупостью. Она тысячу раз читала о чересчур любопытных свидетелях, которые вот так всегда и попадаются, — из-за того, что были слишком уверены в себе.

Она окидывает взглядом улицу.

Да что с ней может здесь случиться среди бела дня? Она выросла в точно таком же квартале и всегда в таких жила, она знает местные правила и обычаи, и местных старух-шпионок, и галдящих на улице детей, и мужчин, которые до захода солнца не показываются.

Имельда сжимает в руке телефон, проверяет, ловит ли он сеть.

И открывает дверь.

36 Температурная инверсия

11 ч. 40 мин.

Над Песчаной равниной разносится усиленный мегафоном голос.

— Бельон! Вы окружены. Отойдите от дочери и поднимите руки.

Марсьяль, прищурившись, различает сквозь пыльную пепельную дымку стоящих людей. Их десятка два, они стоят прямо и неподвижно, будто тотемные столбы, расставленные на голой равнине метрах в тридцати друг от друга. И каждый целится в него из снайперской винтовки.

Софа крепко зажимает в кулачке его указательный палец.

— Папа, они нас убьют? — совсем тихонько спрашивает девочка.

Марсьяль садится перед ней на корточки.

— Нет, солнышко. Не бойся. Держи меня за руку. Только не отпускай мою руку.

Он с вызовом смотрит на полицейских. Чем они ближе, чем скорее ему предстоит встретиться с ними лицом к лицу, тем явственнее он ощущает в себе странную силу, пьянящее чувство неуязвимости, которое усиливает его волю. Ему хочется, например, встать между дочерью и этими винтовками, защитить ее от этих наемников.

Марсьяль снова наклоняется к дочери. Он не должен поддаваться эйфории, его отцовский порыв — всего лишь рефлекс, животный инстинкт выживания, иллюзия, которой он отгораживается от реальности.

Никогда еще он не вел себя до такой степени безответственно. Любой из этих полицейских может утратить хладнокровие и нажать на спусковой крючок.

— Ты умеешь быстро бегать, солнышко? — шепчет он дочери на ушко.

Софа, после недолгой паузы, улыбается:

— Да! В школе я бегаю быстрее всех. Даже мальчишки никогда не могут меня догнать, когда мы играем в «цыплят и ястреба».

— Вот и хорошо, верю. Тебе надо будет бежать еще быстрее, но только тогда, когда я тебе скажу, что пора.

Через мегафон снова доносится оглушительное:

— Бельон, я — полковник Ларош, руководитель жандармского управления острова. Не заставляйте нас открыть огонь. Отойдите от девочки и поднимите руки. На вас нацелены двадцать винтовок…

Марсьялю необходимо выиграть немного времени. Потянуть всего несколько секунд.

Вулкан за спинами полицейских спокоен. С этой стороны надеяться не на что, ни за одним кратером в мире так не присматривают, как за этим. Когда он просыпается, об этом оповещают все средства массовой информации, так что никакие сюрпризы здесь невозможны.

— Софа, делай, как я…

Марсьяль подчеркнуто медленно поднимает левую руку, правой продолжая держать за руку девочку.

Мегафону этого недостаточно.

— Хорошо, Бельон, раз вы не хотите понимать, мы придем за вами. Если вы хоть шаг сделаете, мы всадим вам пулю в голову. На глазах у вашей дочери. Вам понятно?

Марсьяль видит, как вдали, на стоянке рядом с ущельем Белькомб, приземляется вертолет. Кто-то из него выскакивает и бежит. Кажется, он узнает капитана Пюрви, красотку из сен-жильской жандармерии.