Не отпускаю

— Думал ты моя маленькая девочка, а ты такая же шлюха. Ты хотела знать, что я делаю с ними? Сейчас я тебе покажу! — Вадим спускает чашечки бюстгальтера вниз, высвобождая мою грудь.

— Не трогай меня, мне противно, когда ты прикасаешься ко мне после других!

— Но не противно, когда к тебе прикасаются другие! — сквозь зубы проговаривает он, и впивается в мои губы. Он не целует меня, он обхватывает мои скулы и буквально вгрызается в мои губы, больно их кусая. Всасывает, немного зализывая свои укусы языком, но потом вновь кусает. Губы настолько чувствительны, что мне больно и на глазах наворачиваются слезы, которые я глотаю, не желая показывать свою слабость.

— Ну что же ты мне не отвечаешь, любимая? Не нравится? — рычит мне в рот, накрывает рукой мою грудь, сильно сжимая. Он не ласков и осторожен, как раньше. Он груб и жесток, каждое его прикосновение несет боль и одновременно волну жара. Наверное, это шок или испуг. Тело сотрясает дрожью от того, что он гладит соски, обманчиво ласкает ладонями грудь, а потом сжимает, резко задирает мое платье вверх, оставляя обрывки болтаться на поясе. Обхватывает бедра, и вновь больно кусает меня за губу, впивая пальцы в бедра, оставляя синяки.

— Ты даже, сука, чулки для него надела, надеялась, что он тебя сегодня трахнет?! — проговаривает мне в губы. Сжимает мою талию, и резко разворачивает лицом к зеркалу, вжимая грудью в холодное стекло. Вадим собирает мои волосы в кулак, натягивает и дергает.

— Посмотри на себя. Вот такой ты хотела предстать перед этим мудаком?! — кричит он, смотря на меня через зеркало. И я смотрю, но только на него, и сейчас окончательно понимаю, что не знаю его. Таким жестким я вижу его впервые. Он никогда не причинял мне боль. Вадим хватается за резинку моих трусиков, дергает, больно натягивая кружевную ткань, которая впивается в промежность. Один рывок, и он рвет на мне трусики, грубо раздвигает коленом ноги, и тянет за волосы к своему лицу.

— Прогнись! — тянет меня за бедра, вынуждая вжаться попкой в его пах. И я понимаю, что его возбуждает все происходящее. А я не знаю, что чувствую в этот момент. Точнее я чувствую очень много и, кажется, меня сейчас разорвет от диссонанса. Я ощущаю боль и обиду, злость и ярость, но одновременно и дикую, ненормальную радость от того, что он прикасается ко мне, и я чувствую его тело. И ненавижу за это себя и его. Но кажется моему телу все равно, оно реагирует даже на боль, которую он причиняет. Вадим кусает меня за мочку уха, и вновь вжимает в зеркало, которое уже запотело от моего частого, сбивчивого дыхания. Слышу звук расстегивающейся ширинки, шуршание его брюк и в мою попу вжимается твердый, возбуждённый член. Он дергает меня на себя, немного отстраняя от зеркала, позволяя видеть нас в отражении. Мое платье разорвано, соски бесстыдно торчат. Помада размазана, а тушь потекла от слез, которые я даже не замечаю. Сама уже не понимаю от чего плачу. От его грубости, или от понимания того, что мне все это нравится. Я настолько соскучилась по нему, что готова все стерпеть, лишь бы он касался меня. Все это выглядит унизительно от того, что мне даже не противно, что он делает это со мной после других женщин. Одной рукой он держит меня за волосы, а другой вжимает в себя, впивая пальцы в ребра. Его глаза горят, в них пугающая темнота и обжигающая, ненормальная, животная страсть. Мне страшно и одновременно хочется узнать всю его темную сторону, о которой он мне говорил.

— Смотри на себя, солнце. Ты заслуживаешь наказания, — шепчет он мне на ухо, поворачивая мою голову к себе, снова впивается в губы, проталкивая язык, вынуждая меня открыть рот и отвечать ему. Он вертит мной словно безвольной марионеткой, вновь поворачивая за волосы к зеркалу.

— Вот то что мне нравится, Полина, и мне уже плевать понравится тебе это или нет, я сделаю с тобой все что захочу, — мне бы оттолкнуть его, закричать и вцепиться в лицо, не позволяя меня трогать, но я словно одержимая, с замиранием сердца жду что будет дальше, ощущая как по телу идет волна возбуждения от того, что он потирается об мою попу каменным членом. Я бесстыдно увлажняюсь, чувствуя, как тянет низ живота и пульсирует между ног. Его рука сжимает мою грудь, мнет ее, и покручивает соски, оттягивая их. Да, это все больно, но это иная боль, сладкая и возбуждающая, которую хочется получать еще и еще. Понимаю, что после, меня это уничтожит, мне будет противно от себя и от него, но сейчас мне на все плевать, я безумно его хочу, как никогда раньше не хотела. Вадим проводит членом по моим складкам, но не входит, водит туда- сюда, начиная дышать тяжелее, постоянно ловя мою реакцию в зеркало. Ведет по животу, ниже, находит мой клитор, и обманчиво нежно ласкает, распределяя влагу, а потом сжимает его между пальцев, и мое тело будто простреливает разрядом тока.

— А ты течешь, моя девочка, тебе нравится, хоть ты и плачешь. Плачь, моя хорошая, это возбуждает еще больше, — выворачивает мою голову к себе и слизывает слезинку с моей щеки, продолжая массировать и сжимать клитор. Я настолько слабая перед ним, что у меня подкашиваются ноги, но он хватает меня за талию и опять вжимает меня щекой в зеркало, по которому размазываются мои слезы вместе с косметикой. Грудь прикасается к холодной поверхности стекла, и я содрогаюсь от контраста холода и его горячего тела. Мне холодно и жарко одновременно. Между ног разливается жар, меня трясет от возбуждения, и кружится голова. Я словно теряю себя, позволяя ему вертеть мной и рвать на куски. Вадим фиксирует мои бедра и резким толчком входит в меня до упора.

— Аааа, — не сдерживаюсь, кричу в голос от столь грубого вторжения. Оказывается, страх с примесью дикого возбуждения делает из меня голодную, скулящую самку. Он не останавливается, как раньше, не позволяет мне привыкнуть к своему размеру. Он начинает вдалбливаться в меня, словно умалишенный, вжимая за волосы в зеркало, тяжело дыша в затылок, всасывая и кусая кожу на шее. Мое тело напрягается как струна, меня бьет озноб. Я покрываюсь мелкими капельками пота от того, что возбуждение граничит с болью. Он входит в меня настолько глубоко и сильно, что кажется разорвет меня. А мне хорошо. Это невыносимо, но очень хорошо. Я схожу с ума вместе с ним и стону в голос. Трусь щекой об зеркало и плачу уже от невероятно новых ощущений, о которых даже не подозревала.

Это длится мучительно долго, до полной потери сил и жжения между ног. Он дразнит меня, играет со мной, не позволяя кончить. То отстранят от зеркала, замедляя темп, лаская грудь, играя с возбужденными, истерзанными им сосками, то совсем останавливается глубоко во мне, и целует. Я уже сама со всей силы впиваюсь в его губы, намеренно прокусывая их в кровь, причиняя боль, ощущая вкус его крови. А он рычит, вновь вжимая меня лицом в зеркало, и снова вдалбливается в меня, набирая бешеный темп. А я бесстыдно наслаждаюсь, находясь на грани, через которую он не позволяет мне перешагнуть. Злюсь на него, заводя руки за спину, расцарапываю его бедра ногтями. Кажется, я сошла с ума, мне так хорошо в этой сладкой боли и безумии. Нервы на пределе, все чувства настолько обострены, что я уже вою в голос.

— Хочешь кончить? Проси! Иначе я могу продолжать это всю ночь, — угрожающе рычит он, и обжигает мою попу хлестким ударом. Он останавливается, поглаживает мои бедра и вновь шлепает, ещё и еще, пока все тело не начинает гореть в агонии. Это не больно, это бесстыдно и сладко, до такой степени, что я сама подставляю бедра его ударам.

— Проси. Скажи — Вадим, позволь мне кончить, — хрипло, задыхаясь, шепчет он, находит мой клитор и обводит его по кругу. А я уже не хочу ласки, я хочу грубо, глубже и сильнее. Слезы стекают по щекам, мне не хватает воздуха от этой мучительной пытки и от того, что я действительно собираюсь его просить.

— Вадииим… позволь… мне кончи…, — задыхаясь, произношу я.

— Нет, не так, — издевательски усмехается он. — Громче и четче! — он вообще ничего не делает, хотя хочет кончить не меньше моего, я чувствую, как его напряженное тело трясет, насколько промокла его рубашка и прилипла к груди, я ощущаю пульсацию его члена глубоко внутри меня.

— Позволь мне кончить! — с каким-то остервенением кричу я, виляя бедрами.

— Вот так, — удовлетворенно хмыкает он. Обхватывает мои руки, заводит их за спину, вынуждая прогнуться, держит их за запястья. Полностью выходит из меня и вновь входит на всю длину, до основания, создавая характерный шлепок об мои горящие от ударов бедра. И все, я окончательно теряюсь. В глазах темнеет, разум затуманен. Адреналин в крови разливается по телу, и я уже не кричу, я вою и задыхаюсь от грязного наслаждения. Замираю, выгибаюсь в его руках, закатывая глаза от острого оргазма, который накрывает меня судорогами, ноги подкашиваются. Это так дико хорошо, что даже страшно. Вадим подхватывает меня, делает ещё несколько сокрушительных толчков и тоже кончает, утыкаясь в мою мокрую шею, обжигая горячим дыханием. Несколько минут мы так и стоим, полностью потерянные, в другой реальности, где нет измен, лжи и фальши. Нет обид и упреков, а есть только мы и наше общее безумие. Он прижимает меня к зеркалу, и сам подрагивает, уже нежно целуя мою шею, лаская кожу языком. Аккуратно зарывается в мои волосы, как раньше поглаживает, хрипло шепча о том, какая я вкусная и сладкая. И это отрезвляет меня, вся реальность обрушивается, окатывая ледяной водой. Мне вдруг становится мерзко от себя и противно от осознания того, что он делал то же самое с другими, возможно совсем недавно, и они также получали от этого удовольствие. Ярость и обида зашкаливают и придают силы. Резко отталкиваюсь от зеркала, пытаясь вырваться.

— Отпусти меня, — шиплю как кошка, не желая больше находиться в его объятиях. Но он хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе, внимательно осматривает меня, сжимая челюсть.

— Убирайся отсюда, не трогай меня! — впадая в истерику, кричу я, потому что никак не могу избавиться от навязчивых картинок его измен. — Ты мне противен! — после этих слов, он застывает, смотря пронзительно темным взглядом, а потом швыряет меня на кровать.

— Запомни, Полина, ты моя. Хочешь ты этого или нет. Я дал тебе слишком много свободы! Позволил думать, что ты можешь делать все что угодно. Но это не так! Еще раз к тебе кто-нибудь прикоснется, убью! — он не кричит, но произносит это настолько холодно и пугающе, что меня начинает морозить. Вадим осматривает меня растрепанную и истерзанную им, надевает брюки, застегивает ремень и выходит из комнаты, оглушительно громко хлопнув дверью, сотрясая стены. А я чувствую себя растерзанной, жалкой и униженной. А главное я ненавижу уже не его, а себя за то, что вела себя как голодная самка, получая от всего этого удовольствие…