Не пей вина, Гертруда
Шрифт:
Татьяну Васильевну навязала ей мама, почти силой. Приспичило ей пристроить соседку-приятельницу на хлебное место, всю душу ей вынула просьбами. Мол, Танечке надо детям помочь, надо внуков поднять… А ты, Ладушка, хорошо ей платить будешь, я знаю. Уж как она сопротивлялась, мама и слышать ничего не хотела!
– Ну как, как она у меня в прислугах будет жить, мам, ну сама подумай, а? Я ж эту Татьяну Васильевну с детства знаю… Да я даже сказать ей ничего не смогу! Я ее боюсь! Она ж у меня в школе физику преподавала! Такая строгая была училка… страсть!
– Ну когда это было… От прежней строгости у Танечки уж ничего не осталось. Жизнь выбила всю
– Тем более! Ей же тяжело будет ко мне на другой конец города ездить!
– Ну уж и город… Невелик наш город, чтобы с одного конца на другой трудно было доехать. Давай, Ладка, не воображай, сделай хорошее дело для человека! Знаешь, как Танечке деньги нужны? Ей надо одному внуку с ипотекой помочь, другому внуку с учебой… Он балбес у нее вырос, на бюджетное отделение так и не смог поступить. Ой, да она ж радехонька будет у тебя поработать, что ты! Кто еще пенсионерку на такое место возьмет? Не в уборщицы же ей идти… Она меня уж сколько раз просила, чтобы я с тобой поговорила насчет нее!
– Ну не знаю, мам… Я и сама неплохо справляюсь, в прислуге совсем не нуждаюсь…
– Да что ты заладила – прислуга, прислуга! Не прислуга, а помощница по хозяйству! Знаешь, как Танечка вкусно готовит? Да ты мне потом еще спасибо скажешь, я просто уверена! А про Танечкин возраст не думай, она еще вполне себе ничего, очень даже резвая. Да это и хорошо даже, что у нее возраст солидный… Молодуху-то хуже в дом брать, сама понимаешь!
– А чем хуже молодуха, мам?
– Чем-чем… Твой-то муженек дорогой в том сейчас возрасте, что от него всего ожидать можно… Седина в бороду, бес в ребро! Как раз в этом возрасте у мужиков башку и сносит относительно молодух, не хотят стареть, изо всех сил сопротивляются!
– Да ну, мам… Не говори ерунды. Будто ты Якова не знаешь. Ему кроме своих магазинов ничего больше не интересно в этой жизни.
– А я бы на твоем месте не была такой уверенной! Чего ты вдруг расслабилась-то?
– Да я и раньше не напрягалась особо…
– Ну и зря! То-то я смотрю, вы по разным местам живете… Ты в доме обосновалась, он – в городской квартире! Смотри, Ладка, вокруг него много всяких молодых девок вьется! И всем охота свой кусок от жизни урвать! Думаешь, никто из молодух на Яшу не обзарится, что ли? Да нынче они все хорошо жить хотят, молодухи-то. Им без разницы, сколько лет мужику, лишь бы содержал прилично. Вот о чем я тебе толкую, Ладка. А ты слушай мать, слушай… Бери в дом Танечку, не прогадаешь!
В общем, бесполезно было спорить. Да и никогда она маму переспорить не могла. Такой уж характер… Вот теперь и приходится неудобство это терпеть, будто она бессовестная барыня Салтычиха, которая нещадно эксплуатирует бедную пожилую женщину.
Вкусный запах, казалось, совсем перебрался к ней в спальню, словно требовал приличий – мол, хватит меня игнорировать, вставай быстренько, спускайся, прояви вежливость к первоисточнику! То есть к кулинарным способностям Татьяны Васильевны вежливость прояви… Старается же человек, чего ты!
И ведь не объяснишь этому первоисточнику, что это своего рода насилие. Что вовсе не нужен ей вкусный завтрак, к тому же свежеиспеченный… Это ж наверняка бешеные калории! При ее-то лишних килограммах…
Ладно, придется смириться. Все равно надо вставать, надо поторапливаться. Дела зовут, заботы.
В ванной долго рассматривала лицо. Такое оно было… Будто не выспавшееся. Из-за погоды, наверное. Хмурое
утро, лицо тоже хмурое. И Татьяна Васильевна это заметила, кстати…– Доброе утро, Ладочка! Чего-то ты бледненькая сегодня такая… Плохо выглядишь… Не выспалась, да? Неважно себя чувствуешь?
– Все хорошо, Татьяна Васильевна. Нормально я себя чувствую.
– Ну-ну… А я вот тебе пирожочки с творогом испекла, такие вкусные получились! Поешь, и сразу румянец появится! И чаек с травками заварила…
– Я бы кофе лучше выпила, Татьяна Васильевна.
– Что ты, Ладочка, что ты! Кофе в твоем возрасте уже вредно! Это дурная привычка – по утрам кофе литрами хлебать, от нее отвыкать надо!
– А я не хочу отвыкать, Татьяна Васильевна. Я кофе хочу.
Наверное, это как-то нехорошо у нее сейчас прозвучало. Вроде того – отстань от меня со своим чаем с травками и с советами отстань. Я тут хозяйка, я делаю все, что хочу. И раз уж пошла такая пьянка, то и про вкусные пироги с творогом надо тоже сказать… Чтобы навсегда упредить эти утренние печеные вкусности-поползновения!
– Я обычно чем-то легким завтракаю, Татьяна Васильевна. Овсянкой на воде, например. Или салатиком. Не наедаюсь с утра.
– Да-да, Ладочка, я услышала, я поняла тебя, да… Больше не буду… Понимаю, ты фигуру свою бережешь…
– Да было бы что беречь, Татьяна Васильевна!
– Ну что ты… Зря ты так о себе! Ты еще очень даже… Для своих лет вообще прекрасно выглядишь! Тебе ведь скоро пятьдесят, да?
– Да. Очень скоро. Через две недели уже.
– Ой! Так это ведь надо будет большой стол накрывать! Гостей-то много будет, я думаю?
– Не знаю еще… Но накрывать стол не потребуется. Я думаю, мы в кафе отмечать будем.
– Да? Жалко… Уж я бы с угощением расстаралась… Да разве в кафе могут так вкусно приготовить, Ладочка? Ведь нет?
– Могут, Татьяна Васильевна. Еще как могут.
– Ну, не знаю, не знаю… Наверное, я старыми понятиями живу. Раньше всегда юбилеи дома справляли, и ничего… Ой, да что ж я болтаю попусту, тебе ж кофе сварить надо! Я сейчас, я быстро… И салатик тоже нарежу…
– Да не надо салатик, я пирог съем. Я тороплюсь, мне давно уже пора из дому выйти. Сегодня вот только задержалась…
Быстро выпила кофе, съела пирог. Очень вкусный, кстати. О чем и сообщила Татьяне Васильевне, вставая из-за стола. И быстро пошла наверх одеваться. Быстро, быстро! Там Аня уже вся изнервничалась, наверное…
Дорога от дома была такой знакомой, что можно ехать, закрыв глаза. По крайней мере, не напрягаться лишним вниманием. И думать можно. И вспоминать… Сегодня ведь памятный день, даже положено так. И душа Алешина где-то рядом летает. Может, в машине сидит, на переднем сиденье.
От этой мысли напряглась немного, расправила плечи, улыбнулась. Пусть Алеша видит ее такой – улыбающейся. Ему ж наверняка хочется, чтобы она счастливо жила. Он же ее так любил…
И она его любила. С первого класса. Вполне ясно осознавала, что любит. Они и были неразлучны с первого класса, с тех пор как сели за одну парту. И близость у них получилась довольно ранняя, чего уж там… И планы строили на дальнейшую жизнь счастливые. Чтоб вместе, чтоб семья, чтоб много детей. А после того, как Алеша из армии вернется, чтоб непременно свадьба была. И белое платье, и машина с пупсом на капоте, и застолье широкое. И даже беременность она восприняла как вполне счастливое событие. Алеша уже два месяца далеко от нее был, а она поняла, что беременна…