Не по сценарию

– Привет, Шур. Отлично выглядишь.

С удивлением замечаю, что Чуранова действительно цветет и пахнет. Вон, даже кудри навертела. И надела костюм, который совершенно не умеет носить, хотя сидит тот на ней неплохо. Ничего. Этот навык придет. И станет моя Шурка настоящей столичной штучкой. Эта мысль заставляет меня раздосадованно поджать губы. Шурке так идет ее провинциальная непосредственность! Будет жаль, если она уничтожит эту часть себя. С жадностью впитываю в себя образ Чурановой, будто опасаясь, что в последний раз вижу ее прежней.

Шурка откидывает голову и громко смеется:

– Кто бы говорил!

В этом она остаётся неизменна. Все такая же хохотушка. В груди теплеет. Но становится гораздо спокойнее.

– Фу-у-у, какая неприкрытая лесть! – достав из сумочки пудреницу, верчу головой, пристально себя разглядывая. Восемнадцатичасовой рабочий день никому не идет на пользу. Равно как и душевные муки. Под глазами пролегли тени, которые у меня не было времени замаскировать, губы обветрились. И даже волосы, которые я всегда считала своим главным достоинством, утратили блеск. М-да.

– Ай, ну тебя! Лучше рассказывай, где ты пропадала?

– Шурка, да ты же лучше меня знаешь, какой у меня сейчас график, – ворчу я.

– Да-а-а. Кайф, правда? – часто-часто кивает Чуранова. – Все, как ты и хотела. Жаль, для Юлии Кирилловны пока нет ролей, но я над этим работаю.

– Возрастным актрисам сложнее.

– Угу. Особенно когда о них успели забыть. Но это ничего. Ты меня знаешь. Я так просто это не оставлю.

– Слушай, ты вообще спишь? – смеюсь.

– Урывками. Но я не жалуюсь. Мне моя работа в кайф. Ты в курсе.

– Ага. Но ты, Шур, все равно себя береги. Поди, Худяков не самый лучший шеф.

– Он потрясающий! Ну, то есть… – тушуется, – что касается работы. Прости.

– Да ты что? Глупости. Мы давно разбежались. Я в норме.

– Честно?

– Ага, – вру, не моргнув глазом – уж очень не хочется портить Шурке настроение. – Наверное, работа в его команде здорово поспособствует твоей карьере.

– Ты даже себе не представляешь, как мне повезло, – активно кивает та. – Прости, но он действительно – бог своего дела. Всегда такой, знаешь, рассудительный и степенный…

– Как будто про разных людей говорим, – усмехаюсь, глядя на проезжающие машины. Впрочем, это не совсем так. Я знаю его с этой стороны, только это не отменяет того, что мне открылись и другие его личины.

– Все у него под контролем… – продолжает Чуранова, будто и не слыша моей ремарки.

– Смотри, а то еще влюбишься.

Шурка замолкает, комично хлопая ресницами. А потом бросает в меня салфеткой:

– Совсем спятила?! – заливисто хохочет.

– А что? Влад у нас – мужик хоть куда.

– Ну, это же твой бывший.

– Ой, я тебя умоляю. И что?

– Значит, ты правда совсем не жалеешь?

– О чем?

– Что вы разбежались?

– Да нет! Ты чего? – теперь смеюсь я. – Я небо благодарю, что настолько легко отделалась. Мне тут на днях, кстати, Басов написывал, представляешь? – меняю тему.

– Вот же мудак! – даже как-то восхищенно протягивает Шурка. – Совсем у человека нет совести. И чего хотел?

– Да вообще ни о чем беседа.

– О Тёминых кутежах гудят все чатики. Хорошо, что ты его послала. На хрена такой ненадёжный мужик? Еще и любитель, – Чуранова щелкает пальцем по нижнему краю челюсти в характерном жесте, означающем «выпить».

– Ну, справедливости ради – послал как раз он меня, – весело салютую бокалом. Все же хорошо, что я выбралась. Уже и забыла, как это – вот так мыть кости бывшим за бутылкой просекко. Хотя обычно мы обсуждали бывших Шурки. У меня, в отличие от подруги, гораздо более скромный опыт. Той фатально не везло на мужиков, и потому поводов для разговоров у нас всегда было предостаточно.

– Это только доказывает, что он – тот еще придурок, – фыркает Шурка. Ловлю ее руку и, расчувствовавшись, прижимаю к щеке.

– Спасибо.

– За что? – округляет глаза.

– За то, что всегда на моей стороне. И вообще… Ты так уверена в моей неотразимости, что я и сама начинаю в себя хоть немного верить.

– Ну а как иначе, Ась? Ты совершено необыкновенная! Слушай, а что там твоя Голливудская агентка? Молчит?

– Пока да.

– Эх! Знала бы я специфику их работы, так ты бы у меня уже давно у самого Спилберга снималась. А эти какие-то бездельники. Ты уж ее пни, что ли? Сколько можно сиськи мять? Где результат?!

– Я отослала еще несколько проб, – пожимаю плечами. – А пока у меня и здесь работы хватает.

– Ты понимаешь, о чем я!

– Хочешь от меня поскорее отделаться? – шучу, невинно хлопая глазами.

– Голливуд – это совершенно другой уровень! – не принимает моего паса Шурка, продолжая занудствовать.

– Может, в этом все и дело? Я просто до него недотягиваю, – развожу руками.

– Кто, ты?! Начинается. Вот что мне с тобой делать?!

– Выпей! Давай, Шур, чин-чин.

Бокалы со звоном чокаются. Я смеюсь.

– М-м-м! – чуть не давится Чуранова, вдруг кое о чем вспомнив. – Смотри, что у меня есть…

На стол ложатся два пригласительных на открытие столичного кинофестиваля.

– Круто, – тяну я без особой радости. – Пойдешь со мной?

– У меня есть свои. От конторы. Это для тебя и твоего спутника. – Чуранова игриво шевелит бровями.

– Серьезно? И кого же мне позвать? Сторожа киностудии? Или маминого дворецкого?

– Ой, вот только не прибедняйся!

– Да я серьезно. У меня в личном – полный штиль.

– Позови партнера по съемкам. Этого, как его? – Чуранова щелкает пальцами, – Борисова! Или Козлова.

– Хм… Даже не знаю.

– Еще неделя. Что-нибудь придумаешь, – отмахивается Шурка.

Но к нужному моменту я склоняюсь к мысли, что будет правильнее пойти с мамой. Почему? Да потому что я не хочу, чтобы присутствующий там Худяков подумал обо мне еще хуже. Нет, я ни на что не надеюсь, просто не хочу выглядеть ветреной в его глазах. Самодостаточной, сумевшей справиться без него – да. Счастливой. Но не ветреной.