Не покидаи?
Шрифт:
– И, что это значит? – не понял Марк.
– Узнаешь…
***
Двенадцатого числа, взяв отгул, Людмила с самого утра прогуливалась на кладбище недалеко от монумента Колесову-младшему. Во сколько явится его мать, она не представляла, поэтому очень боялась её пропустить…
Чтобы не окоченеть, словно ледяная статуя, она обошла все окрестные памятники, но всё равно, успела промёрзнуть до костей, когда наконец-то, появилась ожидаемая особа. Дама была элегантно и богато одета, но вся в траурных тонах. Дав ей несколько минут, чтобы положить живые цветы на могилу и поздороваться с сыном, Людмила вышла из укрытия и, забыв всю заготовленную речь, ляпнула
– Ваш внук, очень похож на покойного отца!
– Какой внук? Кто Вы?! – Колесова оторопело глядела на Людмилу и собиралась закричать, но девушка её опередила,
– Ваш внук – Павлик, ему на днях исполниться восемь лет! Прекрасный мальчик! Да, Вы сами можете на него посмотреть и всё поймёте!
– Вы, Вы, Вы – сумасшедшая? – дама начала заикаться и готова была не то звать на помощь, не то упасть в обморок.
– Да нет же! Только не вздумайте потерять сознание! – Людмила подбежала вовремя, женщина начала валиться в сугроб. Девушка подхватила её, и они вместе, теряя равновесие, всё-таки, оказались в снегу. Потом, сели вместе, и женщина, приложив ко лбу горсть снега, испуганно спросила,
– Что Вам от меня надо?
– Мне надо, чтобы Вы меня выслушали, а дальше, решайте сами…
– Я Вас слушаю… – смилостивилась Колесова, поняв, что опасность ей не грозит.
Людмила, сбиваясь и торопясь, рассказала всё, что знала, а закончив, вздохнула с облегчением. Потому что, по мере её повествования, лицо женщины преображалось от подозрительности и недоверия, к надежде и радости,
– Поедем, сейчас! Сейчас же! Я хочу убедиться сама! – дама поднялась, отряхнула снег и быстро подошла к памятнику. Обняла его и, приложившись губами к чёрному камню, прошептала, – Спасибо, сынок!
Потом, Людмила едва за ней поспевала. За воротами кладбища, Колесова достала ключи и устремилась к иномарке,
– Поехали, говорите адрес!
Уже в дороге, они, наконец-то, познакомились и, через полчаса, как лучшие подруги, звонили в дверь Хрусталёвых. У Людмилы замирало сердце: только бы не выпроводили их отсюда, не разобравшись. Дверь опять открыла Ирина Петровна, и снова вперёд неё протиснулся любопытный Павлик,
– Здравствуйте, тётя доктор!
Людмила не успела поприветствовать его в ответ…
– Сашенька, Сашенька мой! – Колесова упала на колени перед мальчиком, обняла его и принялась целовать и плакать, – сыночек мой родной! – мальчик остолбенел, но не брыкался, наоборот, он своими ручонками взял её лицо и сказал,
– Тётя, я не Саша, я Павлик… Почему Вы плачете? Вы потеряли своего мальчика?..
– Да, да! Я потеряла своего мальчика, – подхватила Колесова, – но я нашла тебя!
В это время на шум у дверей подошла Кристина, и так они все и стояли, не в силах вымолвить ни слова, комок в горле и слёзы в глазах были у каждой…
Сообразив, что не гоже, устраивать спектакль на площадке, Ирина Петровна, наконец, обретя дар речи, пригласила неожиданных гостей в квартиру. Дальше, Людмила представила всех друг другу, и наступило время Кристининой исповеди. Почти всё, что она рассказала, Людмиле уже было знакомо, за исключением того, что Егоршин действительно оказался главным виновником гибели Александра.
– Как-то в пьяном порыве, он сам мне признался в этом, – рассказывала Кристина, – цели убить Сашу, Егоршин не ставил, но у них назрел неразрешимый конфликт, простите меня за это, пожалуйста, – обратилась она к Колесовой и продолжала, – и будучи под парами, они не особо себя контролировали… Всё решил один удар, которого
могло и не быть. Но Костя сказал, чтобы я держала язык за зубами, иначе пойду, как соучастница. Ведь, всё произошло из-за меня…– Кристина, вам нечего бояться! Наоборот, мне надо срочно рассказать всё мужу! – горячилась Колесова, а Павлик в это время сидел у неё на коленях, уже совершенно освоившись, как родной. Да, собственно, он и был родной. Новообретённая бабушка целовала его в светлую макушку, вдыхала детский запах, прижимала к себе, как самую большую драгоценность в мире, и слёзы сами градом катились из её счастливых глаз…
Глава 40.
А вечером позвонила мама. Людмила совсем забыла про родителей. Этот год для неё начался так, что она еле поспевала справляться с новыми неожиданными вводными. Суматоха и калейдоскоп событий так закрутили, что у неё совершенно вылетело из головы, предупредить их, о том, что поездка и знакомство с кандидатом в мужья, переносится на неопределённый срок.
– Доченька, не волнуйся, мы сами приедем! Завтра!
– Круто! – только и нашлась, как выразить радость Людмила…
***
Утром следователь Круглов вызвал её к себе.
– Геннадия Суркова мы нашли. Вы были правы, он отсиживался в своей деревне. Парень окончательно заврался, сначала твердил, что, вообще, ни при чём, но когда Антонов пришёл в себя и дал показания, начал плести околесицу про любовь и ревность, про какие-то биржевые ставки, в общем, наворотил такого, что концов не найти! Я хочу, чтобы Вы с ним поговорили…
– Хорошо, я попробую… Только, можно, без Вас?
Людмилу проводили в допросную, одна из стен кабинета была зеркальной, и девушка предполагала, что с обратной стороны их будут видеть и слышать, конечно… Но главное, для Геннадия должна быть иллюзия, что они наедине… Потом, привели и его.
Сурков имел жалкий вид, он похудел, оброс, под глазом сиял фингал, и вообще, весь, какой-то ободранный. Его руку пристегнули наручником к столу и оставили наедине. Хотя она и так его не боялась.
– Привет, Гена!
– Привет! Зачем пришла? – проворчал он, не поднимая глаз.
– Тебя проведать, спросить, как ты докатился до такой жизни? Ты же хороший мужик, Гена, мы два года прожили вместе, какой бес тебя попутал?
– Ты! Ты меня попутала! Это ты меня выгнала! – резко и зло выпалил он Людмиле в лицо.
– Но, ведь, ты сделал этот выбор сам. Вместо того, чтобы бороться за свою женщину, взял деньги. Значит, они были дороже меня? А, как ты хотел: и меня, и деньги? И можно без хлеба! Так, Гена, ты мечтал?
От этих слов, он как-то сразу съёжился и замолчал на некоторое время, его злоба сменилась апатией. Возможно, он начал осознавать свою вину или хотел жалости от неё, а, может быть, оправдаться, но дальше, всё рассказал сам,
– Ты права, всё получилось из-за денег. Всё, что дал мне твой бандит, сгорело бессмысленно, мне бы остановиться на этом, но не получилось, будто околдовал, кто! – понурившись, рассказывал Геннадий, – Я влез в долги, опять всё просрал, а долг платежом красен! Я пришёл за помощью к тебе… А, ты меня прогнала у подъезда и не пустила в дом… Но зато нашёлся человек, который выслушал и выручил. Он нас видел из своей машины и, когда ты захлопнула дверь, подошёл. Я думаю, он поджидал там твоего людоеда, а увидел нас… Мне показалось тогда, что он искренне хотел помочь. Этот человек предложил погасить долг за небольшую услугу, и дать ещё столько же, если всё выполню.