Не повторяется такое никогда!

— Они, что просто так валяются?

— Не совсем. На них крепились, видимо, какие-то платформы. Но сейчас от них только остатки и остались.

— Значит, их нужно срезать?

— Да, но это недолго. Завтра в конце дня можно будет с этим свободно справиться.

— А винты то длинные?

— Не очень. Где-то около метра. Но их потом можно будет сварить. Гайки всё равно будут навинчиваться с концов.

— Слушай, а это точно металлолом? Впрочем, что я спрашиваю. Пошли и посмотрим.

Всё было в принципе так, как и рассказывал Вячеслав. Это, действительно, была свалка металлолома — чего на ней только не было, даже негодные колёса от вертолётов. И винты были хорошие, почти новые. Андрей ещё раз внимательно оглядел эту свалку (а она не входила в территорию ТЭЧ — располагалась обособленно) и, убедившись, что это, действительно, металлолом, дал согласие на вырезку этих винтов с целью использования их теплотехническом хозяйстве. В четверг в конце дня Пампушко сказал, что винты уже у них в мастерской — всё в порядке.

Пятница началась как обычно. Андрей мотался на велосипеде то к ремонтируемому дому, то к действующим летом котельным. В очередной раз, возвращаясь от ремонтируемого дома, он увидел, что навстречу ему спешит вестовой из штаба — Андрей знал этого солдата.

— Что случилось, ты по мою душу? — спросил он вестового.

— Вас срочно вызывает к себе майор Лукшин.

Неприятный холодок ожёг спину Андрея, и у него появилось какое-то нехорошее предчувствие. Он не припоминал, когда бы Лукшин днём вызывал его к себе да ещё так срочно. Но делать было нечего, и он поспешил к штабу. Майор сидел за своим столом какой-то хмурый. Он даже не пригласил Андрея присесть, что также было плохим предзнаменованием.

— Андрей Николаевич, чем вчера во второй половине дня занималась ваша бригада, возглавляемая Пампушко?

— Ремонтом теплотрассы.

— Всё время? И никуда не отлучалась?

— Вроде бы нет. Хотя, — он вспомнил, — в конце дня они ещё были на свалке металлолома.

— И что они там делали?

— Они срезали несколько винтов и гаек, которые можно будет использовать при ремонте котлов.

— Каких винтов, каких гаек? Говорите яснее, — раздражённо продолжил Лукшин. Он задал Андрею практически те же вопросы, что тот задавал Пампушко.

Андрей начал рассказывать более подробно. Лукшин слушал его и не перебивал, но видно было, что он постепенно отходит, успокаивается.

— Андрей Николаевич, а с чьего разрешения вы это делали? — спросил он уже более миролюбиво, когда Морозевич закончил свой рассказ.

— Ни с чьего. Сам принял решение.

— Ах, сам принял. Ишь, какой самостоятельный. А я для вас уже никто? Возможно, вы сядете за мой стол и будете за меня принимать решения

— Но это же свалка, там никому ничего не нужно, там же…, - невнятно оправдывался Андрей.

— Да, это свалка, — перебил его Лукшин. — и, возможно, металл там уже никому не нужен. Но, если уж не спросить разрешения, то хотя бы в известность меня поставить вы могли?

— Мог, и должен был. Виноват, товарищ майор. Не подумал я об этом. Сбил меня с толку вид этой свалки.

— Виноват, виноват. Конечно же, виноват. Вы присутствовали, когда ваши подопечные срезали винты?

— Нет.

— Ага, тогда можно думать, что вы и не знали об этом?

— Знал, товарищ майор. И не только знал, но и давал им на это разрешение.

— Хм, это хорошо, что вы не прячетесь за спины своих подчинённых. Да, собственно говоря, я другого от вас и не ожидал. Ну и дела.

— А почему такой ажиотаж вокруг этих винтов? Они кому-то нужны были?

— Да никому они сто лет не нужны, — махнул рукой Лукшин. — Просто кто-то увидел там ваших рабочих и доложил подполковнику Андрееву. Вы бы видели, какую он мне сегодня выволочку устроил. Вы то мне всё объяснили, а я что мог ему сообщить, когда сам ничего об этом не знал. Моё незнание ещё больше привело его в ярость — его заместитель по тылу не знает, что твориться у него в хозяйстве.

— Да, здорово же я вас подставил. Я виноват, можете назначать любое наказание — приму его как должное.

— Да при чём здесь наказание. Что я вас на "губу" буду сажать? Понятно, что это недоразумение. Эта история яйца выеденного не стоит. Но скажи вы мне хоть пару слов, то я бы отрапортовал Андрееву, что это делалось с моего разрешения и, главное, для дела, и вопрос был бы сразу же закрыт. Вы говорите, что подставили меня. Да вы себя в первую очередь подставили. Ладно, душно здесь, — как-то странно произнёс майор. — Пройдёмте на свежий воздух.

Они вышли из здания штаба, отошли подальше, закурили, и Лакшин произнёс:

— Здесь как-то легче дышится. К тому же, и стены имеют уши.

Он покурил немного молча, а затем продолжил:

— Вот уж от кого я не ожидал подобного, так это от вас. Как вы могли так опрометчиво поступить?

— Но кто мог донести Андрееву?

— Да какое это имеет значение. Такие "доброжелатели" есть повсюду. Дело не в этом. Понимаете, есть разные люди — одни накричат на тебя, может быть, даже рассвирепеют, начнут кулаками об стол стучать. Но назавтра они всё уже забудут и не станут никогда вспоминать о подобном инциденте. Но наш командир, увы, не такой. Он очень хорошо помнит проступки подчинённых и при случае ещё ткнёт носом в старое дело. Он не забывает, вероятно, и хорошее, но практически никогда его не вспоминает. Не в его манере хвалить кого-то, тем более из подчинённых. Хорошо служит, работает? — но так и должно быть, чего за это хвалить то. Он знает о ваших хороших делах, но плохое у него всегда лежит сверху. И я не сомневаюсь, что и вам он вашу провинность когда-нибудь припомнит. У меня много имеется и хороших дел, и провинностей, поэтому одной больше или меньше — особого значения не имеет. А вам я просто советую не забывать об этом и впредь думать о том, что намереваетесь сделать. Ранее вы как раз отличались рассудительностью. Но, ладно, хватит мне читать вам мораль. Как говорится, "и на старуху бывает проруха". Когда-нибудь нечто подобное должно было произойти, но я надеюсь, что такое в дальнейшем не повторится.

— Спасибо вам, Борис Михайлович, — Андрей впервые сегодня так обратился к зам. командира по тылу. — Я очень перед вами виноват, но обещаю, что впредь буду, действительно, думать о последствиях каждого своего шага.

— Я на это надеюсь. Андрееву я всё объясню и скажу, что никакого криминала нет. Вы же не для себя эти винты срезали. И скажу, что вы получили строгий выговор. В устной форме, — улыбнулся уже Лукшин. — Всё, идите. Работайте.

Дома Андрей всё удручённо рассказал жене, а уже завтра, в субботу, его самого разыскал Пампушко и виновато сказал:

— Извините, Андрей Николаевич. Виноваты мы — подставили вас.

Как он узнал о нахлобучке начальнику теплохозяйства, было непонятно. Очевидно, новости в городке имели свойство моментально распространяться.

— Да при чём здесь вы. Не ты же с ребятами должен был спросить разрешения Лукшина, а я. Но я об этом не подумал, поэтому и расплачиваюсь за свою неосмотрительность. Сам виноват. Но ничего, я думаю, что майор утряс этот вопрос.

Первым, кого встретил Морозевич в понедельник утром, был всё тот же Пампушко. Он виновато опустил голову и сказал:

— У нас новое ЧП.

— О, Господи! — не на шутку испугался Андрей. — Что ещё за ЧП?

— У нас украли газосварочный аппарат.

— Как это украли?

— Мы его, как обычно, оставили в котельной под ТЭЧ. Сегодня утром пришли, а его там нет. Кислородный баллон на месте, а самого бачка для воды с карбидом нет.

— Ну, час от часу не легче. А вы его хорошо искали? Может быть, кто-нибудь таким образом решил подшутить и спрятал аппарат неподалёку.

— Мы вначале именно так и подумали, и прочесали всё вокруг. Его нигде нет.