Не повышай на меня голос, птичка

— Ты в порядке?

Открываю рот, чтобы ответить, вот только лишь беззвучно хлопаю дрожащими губами.

Что мне ему сказать?

— Язык проглотила? — грубо сцепляет свои пальцы на подбородке и вынуждает смотреть прямо ему в глаза.

— Да, — облизываю пересохшие от страха губы, — да все нормально. Просто…

Возможность говорить заканчивается, когда я прослеживаю куда направлен взгляд Марата.

Глава 9. Слабость

До аэропорта я еду в компании двух амбалов. Марат из ресторана так и не вышел. Только вручил меня как ненужный пакет своему охраннику и даже взглядом не проводил. Но судя по тому, как его челюсти были напряжены, а глаза заволокло тьмой, я даже рада, что сейчас нахожусь на безопасном расстоянии.

Хаджиев явно не был рад увидеть своего друга с окровавленным виском. А последнее, что мне удалось заметить, пока мое тело буквально волокли к выходу на дрожащих ногах, это как Марат скрылся в коридоре с Айюбом.

И я совершенно не хочу думать, чем закончится их разговор.

Но в моем случае было бы не плохо, если бы они поубивали друг друга.

“Финита ля комедия” — мысленно усмехаюсь я с кривой улыбкой на губах.

На секунду я замираю у трапа, хочу собраться с духом, прежде чем вступлю на борт очередной фобии.

Первая моя фобия — Хаджиев. И ее не затмит даже полет над землей.

С трудом переведя дыхание, я крепко обхватываю поручни вспотевшими от страха ладонями. В голове проскальзывает мысль сделать шаг назад, но отступить мне не позволяет дышащий в затылок амбал. И к моему удивлению он совсем не торопит меня.

Самолет, в который я поднимаюсь кажется не таким уж и большим. Однако зайдя внутрь, это чувство сразу испаряется. Как и притупляется моя паника.

Меня встречает просторная гостиная в оттенках слоновой кости. Комфорт и роскошь. Белые кожаные кресла и диван с меховыми накидками, рядом с которым стоит стол с лакированной столешницей, напротив настенная плазма и коридор, где я вижу еще две двери.

Посторонний звук отвлекает меня от любований и я оборачиваюсь, тут же вздрагивая, когда замечаю вошедшего в салон Марата. Мрачный как сама ночь. Плечи напряжены. Челюсти крепко сжаты. Смотрю на него, а меня словно ударяет призрачной волной его злости, что он так тщательно контролирует. Пока.

Появление Хаджиева буквально выкачивает из моих легких остатки кислорода и, чтобы не рухнуть к его ногам, я на ощупь нахожу кресло и сажусь в него.

Сердце громыхает с такой силой, что тело перестает слушаться и застывает камнем.

С тревогой в груди я наблюдаю, как он неспешно садится напротив меня. Вот это его спокойствие на грани срыва просто убивает.

— Зачем ты его ударила? — ледяной тон стегает как хлыст, вынуждая пальцами вонзится в кожаную обивку.

Вот только суть его вопроса приводит в неконтролируемое раздражение, выбрасывая в кровь провокационную дозу адреналина.

Серьезно? Его интересует только это? Царапинка на горилле?

Едва сдерживаюсь от истерического хохота.

Ну а что я ожидала? Извинений? Или отрубленной головы Айюба? Идиотка!

— По твоему я должна была позволить отыметь себя? — выпаливаю я, кипя от возмущения. Кипя от всего. Во мне просто адский коктейль эмоций, а ведь самолет еще даже не оторвался от земли. — Хотя о чем это я?! Ты ведь для этого взял меня с собой в таком виде? Показать что во мне все видят лишь шлюху? Тогда может стоило все же раздвинуть ноги…

— Рот закрыла! — рявкает на меня и я инстинктивно вжимаюсь спиной в сиденье, пытаясь слиться с ним.

Одним только голосом он привел меня в чувства и вселил привычный страх обратно.

Марат тяжело вздыхает и опирается локтями на колени, начиная задумчиво потирать ладони друг о друга.

— А теперь слушай меня внимательно, птичка. — Поворачивает голову в сторону иллюминатора. — Теперь твоя безопасность, это я. Поверь, если ты попадешь в руки к тому человеку, будешь молить у самого сатаны вернуться обратно ко мне, — выдает каждое слово четко, с расстановкой, а я неотрывно слежу за любым движением Марата. Сглатывает, вздымая кадык. И нервно дернув головой, впивается в меня обжигающей, ядовитой синевой глаз, которые кричат похлеще, чем разъяренный диктатор. Но вопреки этому Хаджиев продолжает говорить обманчиво спокойно. — Он захотел тебя. Считай это своей черной меткой. И в сложившейся ситуации я твоя суша, Тата. Так что бежать от меня, последнее, что ты должна делать. Уяснила? — скользнув по мне недобрым взглядом, он откидывается на спину. — Не создавай лишних проблем ни мне, ни себе.

Ты моя проблема! Самая глобальная!

Хочется забиться в истерике от безысходности.

“Зачем ты вообще меня взял с собой… “ — крутится в моей голове, пока я искусываю дроржащие губы.

— Этого человека не должно было быть там, — мрачным голосом говорит Марат, словно видит насквозь мои мысли.

Еще скажи, что все прошло бы иначе.

— Хочешь перекинуть всю вину на него? — с горькой усмешкой интересуюсь я. — А тебе не кажется, что ты сам себе создал лишние проблемы?

— Мне кажется, что тебе лучше прикусить язык.

Козлина! Градус вновь набирает оборот. А я уже не хозяйка своему языку… Слишком много всего.

— Я не хочу так жить, Марат, — цежу сквозь зубы, — и мне плевать на чей член придется прыгнуть, лишь бы избавиться от тебя…

Но договорить я не успеваю.

Хаджиев резко поднимается с места и за один шаг, как обезумевший хищник, нависает надо мной, уперев одну руку в сиденье, а вторую запускает в мои волосы. Сжимает длинными пальцами в капкан кулака. До тягучей боли. Отправляя острую волну ужасно сладкой тяжести вниз живота.

— Я вытрахаю из тебя всю дурь, Тата. — С жадностью приникает носом к шее, прежде чем прорычать мне в ухо. — Ты принадлежишь мне. Повтори!

Молчу, дожидаясь, когда хватка в волосах станет еще жестче.

— Марат Кадырович, — внезапно откуда-то доносится тонкий женский голосок. Из-за нависшей надо мной горы мышц, мне не видно, кому он принадлежит. — Мы взлетаем, займите пожалуйста места и пристегнитесь.

— Пошла вон! — рявкает, даже не поворачиваясь в сторону женщины. А затем отстраняется и перемещает руку мне на шею. Сдавливает, склоняясь еще ниже и пригвождая меня гневным взглядом. — Говори! — требует, опаляя мои губы частым дыханием.

Ненормальный.

В его глазах пелена безумия. В моих — слез.

Самолет готовится ко взлету. Надо мной взбесившееся животное. Две моих фобии уничтожают меня одновременно.

Я закрываю глаза, судорожно сглатывая ком в горле. А потом шепчу то, что он хочет услышать.

— Я принадлежу… тебе… — с этими словами во мне что-то ломается, разум теряет свою функцию и я не могу остановиться, продолжая нести бред. — Я твоя собственность… твоя игрушка… Ты купил меня… Ты мой хозяин… — даже не замечаю, как мои щеки обжигают непрошенные слезы, пока не чувствую, шероховатые пальцы, которые вытирают их с моей кожи. Так грубо и вместе с тем отвратительно нежно.