Не промахнись, снайпер!
Шрифт:
— Сидеть спокойно. Без команды не стрелять.
Мимо прошла группа немецких солдат. Смотрели друг на друга настороженно, ни они, ни мы стрелять не рискнули. Немцы выглядели такими же измотанными, тоже пробивались к своим. Молодец капитан, сумел удержать людей от бездумной стрельбы. Когда они исчезли, у молодого лейтенанта началась истерика.
— Что, испугались! — выкрикивал он. — Жаль, у меня автомата нет, я бы их перебил.
Лейтенант вскоре успокоился, даже извинялся перед остальными. Думаю, затей мы стрельбу, шансов уцелеть у нас бы не осталось. Все ранены, три-четыре винтовки, пистолеты. Капитану очень не понравилась выходка лейтенанта. Он знал, что после выхода из окружения (если выйдем!) нас обязательно допросят особисты. Лейтенант, изобразивший из себя героя, мог наболтать лишнего. Мол,
— Забудь про эту встречу. Если ляпнешь языком, напомним, что ты оружие брать отказался.
Когда вышли к своим, обошлось без разбирательств. Кое-где и особисты и политработники попадали в окружение. Самих себя, что ли, допрашивать? Через несколько дней я оказался в своей дивизии, а затем и в полку. Несмотря на мытарства, рана стала затягиваться. Хотя и хромал, но остался в батальоне. Комбат Зиборов меня обнял, приказал старшине найти мне новые брюки и шинель. Ротный Данкевич организовал хороший ужин. Я жадно глотал куски, спирт на меня не действовал, просто в конце ужина прилег на кровать и проспал часов пятнадцать.
Если посмотреть на карту боевых действий в Венгрии в конце сорок четвертого года, сразу обращают на себя внимание три подковообразных оборонительных полосы, упирающиеся флангами в Дунай. Здесь немцы построили мощные оборонительные сооружения. Бои на подступах к городу затянулись. Наша дивизия вместе с другими частями 53-й армии осуществляла удар с фланга с целью окружения Будапештской группировки.
Эту задачу выполнили к концу декабря. В боях погиб старший лейтенант Данкевич. По слухам, его представляли к званию Героя, но, кажется, заменили на орден Красного Знамени. Впрочем, самому Ивану Филипповичу было уже все равно. Мы похоронили его недалеко от города Вац. За время боев с декабря сорок четвертого по февраль сорок пятого полк дважды отводился на пополнение людьми и техникой. Я не успевал как следует познакомиться с бойцами взвода, личный состав постоянно менялся.
В окруженном Будапеште немецкие и венгерские части оказывали ожесточенное сопротивление, хотя 28 декабря новое правительство Венгрии объявило войну Германии. Бои в Будапеште закончились лишь 13 февраля 1945 года, ликвидировали немецкую группировку войск, насчитывающую около 200 тысяч человек. Александр Матвеевич Зиборов, получивший к тому времени звание «майор», забрал меня в штаб батальона, где я и заканчивал войну. Демобилизовался осенью сорок шестого года и вернулся в свой родной город.
Глава 11.
О ЖИЗНИ ПОСЛЕВОЕННОЙ И О СНАЙПЕРАХ
Как и у большинства людей моего поколения, жизнь после войны складывалась непросто. Железнодорожный техникум я закончил в начале пятидесятых. Вернувшись в депо, работал несколько лет инструментальщиком. Получилось так, что я остался главным кормильцем в семье. Брат Саша, воевавший в танковой бригаде, вернулся не только с ампутированной кистью руки, но и с многочисленными ожогами, частичной потерей зрения. Устроиться смог лишь вахтером, получая очень небольшую зарплату и пенсию по третьей группе инвалидности. Младшая сестра Катя училась в семилетке, мама крепко подорвала здоровье за время работы на железной дороге.
Постепенно все наладилось. Отремонтировали все вместе наш дом, сильно обветшавший за годы войны. Потом неожиданно быстро женился Саша, а вскоре и я. Моей женой стала Таня, с которой когда-то учились в школе, а я получал от нее на фронте письма. Она же настояла, чтобы я продолжил учебу в техникуме. После его окончания работал мастером, затем начальником ремонтно-механического цеха. У нас родились две дочери, а сейчас стали взрослыми уже внуки. Время летит неумолимо.
В первые послевоенные годы День Победы праздновали очень скромно, затем глава страны Никита Хрущев вообще отменил этот праздник, и восстановили его лишь в шестидесятых. Тогда же начали происходить первые встречи ветеранов, впрочем, ветеранами мы себя не считали, исполнилось нам лет по сорок, можно сказать, молодые.
С Александром Матвеевичем Зиборовым встречались раза три, затем в начале семидесятых его перевели на работу в Таджикистан, если кто не помнит, была такая республика в
составе Советского Союза. Последующие годы, до девяносто первого, постоянно переписывались. Затем письма приходить перестали, а люди, бежавшие оттуда, посоветовали мне тоже не посылать ему писем, чтобы не принести товарищу неприятностей. В суверенном Таджикистане в тот период сложилась, мягко говоря, очень неспокойная обстановка. Шли боевые действия, и доставалось в первую очередь лицам «некоренной национальности». Число русских беженцев, согласно газетным статьям, составило за два года 300 тысяч человек, осталось немногим более 100 тысяч. Какова дальнейшая судьба комбата Зиборова, не знаю.С Веней Малышко встречались часто. До его села в Пензенской области от Сызрани всего двести километров. Однако в послевоенные годы по гостям не разъезжали, поезда ходили переполненные, и не до гостей было — нужда, работа, семьи заводили. Мой бывший напарник сам отыскал меня и пригласил к себе. Без преувеличения, сказочные места на реке Сура в верховьях Волги. Хотя речку крепко отравили отходами с какого-то предприятия, но рыбалка в пойменных озерах получалась отличная.
Веня Малышко уцелел на войне лишь потому, что в начале сорок третьего года, после ранения, получил направление на офицерские курсы. Вышел оттуда младшим лейтенантом-связистом. Парень расторопный, его забрали вскоре в штаб полка, где он командовал связью. Получил еще два ранения, но это все же не окопы на переднем крае. Как и во многих сельских семьях, Малышко имел большую семью, двух сыновей и две дочери.
Веню наградили орденом Красной Звезды и тремя медалями. Я получил после войны медали «За отвагу» (представил комбат Зиборов) и «За победу над Германией», остальные наградные листы где-то затерялись. Зато высоко поднялся бывший сержант, а затем старший лейтенант Ангара. Я прочитал о нем статью в газете, он имел на счету более сотни уничтоженных врагов, а на фотографии разглядел ордена Красного Знамени, Отечественной войны, Красной Звезды, пять или шесть медалей. Через редакцию нашел его адрес, написал, а затем созвонился. Ангара приглашал к себе в Красноярский край. Слишком далеко, так я и не собрался. Ангара в ответ на мое приглашение лишь засмеялся:
— Чего я у вас в городе не видел? Лучше ты ко мне приезжай, глянешь на Сибирь, в тайгу сходим.
Еще из однополчан разыскал в семидесятых годах бывшего комбата Морозова Степана Назаровича, с которым вместе воевал под Балаклеей. Он дослужился до командира полка, но в шестидесятых ушел по хрущевскому сокращению армии на пенсию. С ним удалось увидеться на встрече ветеранов дивизии. Вот, пожалуй, и все однополчане, с которыми я встречался или разговаривал после войны.
В отношении встреч снайперов дело обстояло сложнее. Насколько я знаю, официально встречались в Москве лишь выпускницы Центральной женской школы снайперской подготовки, которую организовали в июне 1943 года. На эту тему есть хорошая и правдивая книга «Девушка со снайперской винтовкой», написанная снайпером Юлией Жуковой. Читая об их встречах в газетах, я даже завидовал. Почему завидовал, постараюсь рассказать коротко, затронув прошлую боевую профессию.
Жизнь снайпера на войне коротка и начисто лишена той приключенческой авантюрности, которую ей приписывают. Захватывающие поединки, всякие хитрости, вроде соломенного чучела или каски на палке, чем приманивают глупого врага. Все проще и одновременно сложнее. На Дону мы выходили на позиции, как на утомительную и опасную работу. Со второй половины дня стрелять уже нельзя, солнце светит в глаза, и ждешь темноты. Сыро, зябко, трясешься от холода. Так проходят долгие часы.
Под Балаклеей в снегу или талой воде належишься, мокрый с головы до ног, а еще ползти домой по нейтралке в темноте, прячась от взлетающих ракет и пулеметных очередей. Пехота, конечно, всегда несла огромные потери, но и редкий снайпер безнаказанно вел свою охоту больше, чем месяц-два. Либо ранение, как правило, тяжелое, либо убьют. На нас ведь тоже охотились, не жалея боеприпасов. На Дону, через два месяца с небольшим, из шести человек нашего отделения остались всего двое. Три человека погибли, я попал в госпиталь с тяжелым ранением. Спустя пару недель убыл по ранению мой напарник Веня Малышко. Таким образом, остался один снайпер, Иван Прокофьевич Ангара, самый опытный из нас.