Не проси моей любви
Шрифт:
– Что будем делать? – тихо спросила она. – Останемся здесь или…
Герман повернулся к окну. За стеклом не было видно ничего, кроме стены дождя.
– Почему бы не остаться? Ведь мы забрались сюда, чтобы укрыться от дождя, так? А дождь еще не закончился.
– Но что если этот человек не один? И скоро вернется с подкреплением.
– Если бы он был не один, то сразу привел бы остальных. И они сообща взяли бы меня за жабры. – Герман чуть усмехнулся. – Целую компанию мне не остановить. Даже с ножом.
Он посмотрел на свой нож – настоящий боевой метательный нож длиной сантиметров двадцать пять. Посмотрел, но не убрал в ножны.
– К тому же, – закончил он, немного подумав, –
– Думаешь, этого типа мы сейчас и видели?
– Такое предположение напрашивается само собой. Хотя, конечно, нельзя исключать вариант с разными ищейками. Мы же не знаем, сколько их старый ублюдок пустил по нашему следу. Может, они поддерживают друг с другом связь, может, нет.
– Ясно одно: вы обнаружены.
– Да. – Герман вздохнул. – Я знал, что рано или поздно это случится, но все равно чувствую себя так, будто меня застали врасплох.
Протянув руку, Нора ласково перебрала его темные волосы. Густые, блестящие, чуть повлажневшие у корней. Когда она впервые увидела своего эльфа, эти чудесные волосы буйными прядями обрамляли лицо, доставая почти до плеч, и эффектно контрастировали с алебастровой белизной кожи и хризолитовой зеленью глаз. Сейчас же Герман был пострижен коротко, почти по-военному. С одной стороны, Нора сожалела об утраченной возможности, обнимаясь с ним, без предупреждения запустить пальцы в густую шелковистую гриву и хорошенько дернуть, любуясь невольной гримасой на худом выразительном лице, но с другой, радовалась этому изменению в его внешности. Открытая шея, аккуратный затылок, потрясающий овал лица… Эльф преобразился в молодого жреца-воина.
Минут через сорок извержение вод прекратилось. Отдельные капли еще падали, и тучи клубились над крышами домов подобно дыму преисподней, но по улице уже можно было передвигаться без риска затонуть. Нора и Герман с предосторожностями выбрались из барака и, стоя под козырьком, образованным скатом крыши, огляделись по сторонам. На дороге, ведущей к продовольственному и промтоварному магазинам, уже появились первые отважные пешеходы. Глядя на их ноги, обутые в резиновые сапоги, под которыми хлюпала бурая грязь, Нора с грустью размышляла о судьбе своих новеньких кроссовок.
– Постоим? – предложил Герман. – Пусть немного подсохнет.
– Боюсь, до завтра придется стоять.
– Нет. – Он улыбнулся. – Здесь камень и песок. Скоро выглянет солнце…
– Оптимист. – Нора покачала головой. – И что дальше?
– Э-э… в каком смысле?
– Нам придется выехать из отеля?
– Почему?
– Ты же сам сказал, вы не знаете, сколько псов идет по вашему следу. Один уже наверняка выяснил, где ты живешь и чем занимаешься. Если к нему присоединятся двое или трое, и они всей компанией возьмут тебя в оборот… ну… – Она прикусила губу. – Ты здесь, значит, и Леонид поблизости. Это же очевидно.
– Что ты предлагаешь? – помолчав, спросил Герман.
– Можно вернуться на ферму.
Фермой она называла реабилитационный центр в Новой Сосновке. Впрочем, не только она. Так называли его и сами обитатели, и посторонние лица, которым было известно о его существовании. Ферма доктора Шадрина. Нора прожила там четыре недели, Герман – чуть больше. Леонид пользовался докторским гостеприимством до сих пор. В медицинской помощи он уже не нуждался, но нуждался в убежище, и в этом смысле ферма была гораздо лучшим вариантом, чем любой местный отель.
Новая Сосновка по праву считалась одним из самых труднодоступных поселений на Большом Соловецком острове. Все туристические
маршруты заканчивались возле Секирной горы, остальные шестнадцать или семнадцать километров к северо-востоку были серьезным испытанием для любого транспортного средства, не говоря о водителе. Ферма, огороженная высоким бетонным забором, снаружи выглядела скорее как исправительная колония, чем как реабилитационный центр, плоды усилий Леры по созданию домашнего уюта становились видны только при входе на территорию. Периметр охраняли три добермана и две бельгийские овчарки, не знающие ошейников и поводков. Каждого гостя сперва представляли им и только после этого разрешали ходить где вздумается.– Я здесь, значит, и Леонид поблизости, – с улыбкой повторил Герман. – Этот гад выследил меня сегодня, с таким же успехом он выследит меня в любой другой день. Ты хочешь, чтобы я привел его к Леониду?
– Нет. Но также я не хочу, чтобы ты привел его… или их… к Леониду под принуждением. – Нора посмотрела ему в глаза. – Только не говори, что ты не сделаешь этого даже под дулом пистолета.
– Я не говорю.
Нож Герман держал за спиной, таким образом, что он не был виден со стороны и в то же время готов к работе. Опустив голову, Нора некоторое время разглядывала узкое запястье, смуглые от загара полусогнутые пальцы… Она уже знала, что эта эльфийская хрупкость обманчива, что под черными джинсами и рубашкой цвета хаки скрывается гибкое, мускулистое, тренированное тело. Но как далеко способен зайти его обладатель, защищая себя и близких?
– Ты правда метнул бы нож ему в глаз? – спросила она, понизив голос.
– Правда.
– Вы ведь знакомы, так?
– Да. Ну и что?
– Мне всегда казалось, что убить или травмировать знакомого человека гораздо труднее, чем незнакомого.
Герман долго молчал, глядя на ближайшие оборонительные башни Соловецкой крепости. Зубы его были стиснуты так, что на щеках играли желваки.
– Я бы рассказал, при каких обстоятельствах мы познакомились, но боюсь, это не доставит тебе удовольствия, дорогая.
– И ты уверен, что попал бы точно в глаз?
– Уверен. Я занимаюсь метанием ножей много лет.
В молчании они прошли по мокрой траве, выбрались на дорогу и, огибая лужи, двинулись в направлении кремля.
Эти циклопические стены и башни с наклонными стенами Нора видела ежедневно на протяжении последних двух недель, но не уставала ими восхищаться. На первый взгляд все башни казались одинаковыми, но при детальном рассмотрении каждая обретала свой неповторимый облик. Изначально они не имели покрытия и заканчивались боевыми зубцами, так что выглядели, вероятно, еще более грозными, чем сейчас. В начале XVIII века их покрыли высокими коническими шатровыми крышами с дозорными вышками, увенчанными прапорами – медными флажками. Такими же крышами высотой около пятнадцати метров башни были покрыты сейчас, так что общая высота равнялась примерно тридцати метрам.
Сквозь прореху в серой пелене, затянувшей небо, пробились яркие солнечные лучи, позолотили поверхность вод Святого озера. На деревенских улицах появились туристы и аборигены, мопеды и велосипеды. Видя такое дело, Герман убрал нож в кожаные ножны под курткой и достал из кармана смартфон.
– Ты за этот номер спокоен? – спросила Нора, догадавшись, кому он звонит.
– Да. Он записан не на меня и мало кому известен. Мы с Леонидом сменили номера, когда уехали из Москвы.
Леонид ответил почти сразу. Он был единственным пациентом (Аркадий и Лера называли их гостями, но суть от этого не менялась) доктора Шадрина, которому разрешалось пользоваться интернетом и сотовой связью. В общих чертах доктору было известно, почему эта парочка – Герман и Леонид – оказалась на Соловках.