Не рискуй
Шрифт:
Просто жил дальше.
Так что с меня хватит. Довольно. Никто другой не доберется до моего сердца.
И поэтому, да, часть цемента, что я использовала для защиты сердца, коснулась моих глаз и осела вокруг рта. Пусть будет так.
Умным людям достаточно было одного взгляда на меня, и они все понимали. Тупицы понимали суть по-другому, и обычно ее им объясняла я.
Никто не подходил близко.
Никогда.
Я научилась не рисковать, и это единственный путь, которым я пойду в своей жизни, пока не перестану дышать.
Я услышала гудок машины, и повернула голову к двери.
Выйдя
*****
— Как дела у моей девочки этим вечером?
Я повернула голову к двери гримерки и увидела входящего Лэша.
Лэш был моим боссом. Клуб принадлежал Лэшу. Лэш лишь бросил взгляд на меня, когда я подавала напитки в скудном наряде в казино, и тут же нанял. Высокий, стройный, красивый, Лэш выглядел, как мачо-альфа, но, на самом деле, был скрытым геем.
Из всех девочек Лэша об этом знала только я.
Все девочки Лэша считали, что он спит со мной.
Мы с Лэшем не отрицали.
Быть прикрытием красивого, богатого гея — лучшее, что можно пожелать, поверьте. Если бы я могла поделиться этим секретом, не раскрывая тайну Лэша, я бы так и сделала. Каждая девушка должна это знать. Это избавило бы меня от многих огорчений.
Я знала, что он гей, потому что Лэш был моим единственным настоящим другом во всем мире, и я была таким же другом для Лэша.
Он знал меня. Знал обо мне все.
А я знала все о нем.
И я знала, что он будет охранять мои секреты ценой своей жизни, также как и он знал, что я буду хранить его.
— Все хорошо, — ответила я, поворачиваясь к большому зеркалу с крупными круглыми лампами, и вновь поднося кисточку к глазам и нанося тени.
Макияж уже и так был насыщенным, как и всегда, но таков шоу-бизнес.
— Народу много? — поинтересовалась я.
— Милая, это Вегас, и у звезды моего шоу лучшие сиськи, задница, ноги и волосы во всем этом гребаном городе, и ты живешь здесь почти три года, и знаешь это и что это означает. У мужиков есть члены. И эти мужики ежедневно толпами проезжают через этот город. Так что, да, зал чертовски переполнен, даже несмотря на стоимость билета в сто пятьдесят долларов, надо очень постараться, чтобы попасть сюда и увидеть тебя, а затем уехать и весь следующий год провести в воспоминаниях об увиденном, — ответил Лэш.
Кстати, я обнаружила, что у меня есть два таланта.
Умение играть в бильярд.
И умение раздеваться.
То есть раздеваться, как это делали девочки Лэша.
Я была звездой бурлеск-шоу Лэша. Места в первом ряду стоили триста долларов. В задних — сто пятьдесят.
У Лэша работали двадцать девочек.
Но зрители шли на меня.
Я знала это. Лэш знал это. Девочки знали это (одна из причин, по которой моим единственным настоящим другом в этом мире был Лэш, потому что, хотя девочки и притворялись, за глаза все меня ненавидели).
Триста долларов за первый ряд, и два танца за вечер. Оба по пять минут, две из этих минут в одних трусиках со стразами и туфлях на шпильках, кричащих «трахни меня», с двумя огромными веерами из перьев, которые я держала так,
чтобы никто ни смог увидеть ничего лишнего.Я была обладательницей длинных ног, великолепных волос, упругой округлой попки и красивого личика, но дело было не в этом.
Мой танец мог заставить возбудиться мужчину, который десять лет сидел на Виагре.
Итак, очевидно, что таланты, дарованные мне Богом, вывели меня на мой жизненный путь.
Я на собственном горьком опыте научилась идти вперед, не сворачивая, не пытаясь найти какую-то нелепую мечту, которая включала бы неидеальные городские площади и красивых ковбоев с милыми ямочками на щеках, а просто идти туда, куда вела меня жизнь.
Даже если это бурлеск-шоу, которым руководил латентный гей.
Я со всей серьезностью принялась за дело. Лэш платил мне хорошо. И предоставил мне водителя, чтобы забирать и отвозить домой, главным образом потому, что среди зрителей нет-нет, да и находились неудачники, которые частенько считали, что могут трахнуть меня на парковке или проследить за мной до дома.
Брут (это не его имя, я так его прозвала, в жизни его звали Фредди), мой водитель, — чернокожий здоровяк весом двести пятьдесят фунтов и ростом шесть футов пять дюймов.
Неудачники, которые следили за мной до дома, проезжали мимо, когда видели, как Брут выходит из машины, чтобы открыть мне дверцу.
Еще у меня была собственная гримерная. Потому что я была звездой шоу.
Но еще и потому, что Лэш знал, другие девочки тайно ненавидели меня.
Это была не роскошная гримерная из тех, где стояли шезлонги и шелковые ширмы.
Но это лучше, чем сидеть с теми сучками, которые притворялись со мной милыми.
Лэш подошел сзади к моему стулу и опустил руки мне на плечи, я отложила кисточку для теней и потянулась за блестками, которые наклею вокруг глаз.
— Ладно, Айви, я спросил — ты ответила, ты солгала — я спрошу еще раз, — тихо сказал он. — Как дела у моей девочки этим вечером?
От его странного вопроса и тона мои руки замерли, и я посмотрела на его отражение в зеркале.
— Лэш, у меня все хорошо.
На мгновение он удержал мой взгляд в отражении, затем прошептал:
— Сегодня его день рождения.
У меня перехватило горло.
Это был Лэш. Такое он бы не забыл.
С другой стороны, в первый раз, когда он пережил этот день со мной, я напилась, выболтала всю историю и закончила ночь, рыдая в его объятиях.
Так что такое дерьмо не забывается.
— Я в порядке, милый, — прошептала я в ответ.
Он продолжал смотреть мне в глаза. Затем сжал мои плечи. Опустил свою красивую голову, коснулся прекрасными губами моего плеча.
Он отпустил меня и, выходя, напомнил:
— Твой выход через десять минут.
— Хорошо, — ответила я ему в спину.
Он вышел за дверь.
Я посмотрела на себя в зеркало.
Боже, серьезно, я любила Лэша.
Наклонившись вперед, я начала наклеивать блестки вокруг глаз.
*****
Я танцевала три с половиной минуты.
С помощью макияжа и прожекторов мне удавалось скрыть суровость в глазах и вокруг губ.
Но никто все равно бы их не заметил.
Все, на что смотрели зрители, — это волосы и плоть, и все, что они видели, — то, как я двигалась.