Не считая собаки

– Как в «Тайне авторучки» [60] , – подхватила «Сирил». – Нам кажется, будто это первое преступление, а выясняется, что уже второе. Первое произошло много лет назад, и никто о нем даже не подозревал, а убийцей…

– Не рассказывай! – «Лисичка» зажала уши ладонями в рыжей лайке.

– Это сделал дворецкий, – сообщила «Сирил».

– Ты же не читала! – возмутилась «лисичка», отнимая ладони от ушей.

– Не читала. Но это всегда дворецкий.

Свет погас. Странно, сейчас ведь день, и даже если вдруг отключилось электричество, зал с такими большими витринами не может погрузиться в кромешный мрак. Я вытянул руку, нащупывая соседний стеллаж. Он оказался твердым и сырым, словно каменная кладка. Я осторожно шагнул к нему – и чуть не рухнул в пропасть.

60

«Тайна авторучки» (The Fountain Pen Mystery) – вымышленный детектив, написанный Гарриет Вейн, персонажем Дороти Сэйерс.

Нога нащупала пустоту. Я отпрянул, шатаясь, и плюхнулся всем весом на камень. Лестница. Тогда я пошарил вокруг, прохлопывая ладонью грубую каменную стену – вверх, потом вниз. Винтовая лестница с узкими клиновидными ступенями. Похоже, я в башне. Или в темнице.

Было зябко и промозгло, едва уловимо тянуло плесенью. Вряд ли темница: в подземельях пахнет куда хуже. Но если это башня, то из бойницы где-нибудь наверху должен сочиться свет, и где он? Даже собственную руку не разглядеть. Значит, подземелье.

Или, мелькнула обнадеживающая мысль, из-за прыжков туда-сюда во времени я заработал такую перебросочную болезнь, что совершенно ослеп.

Я нащупал в кармане спичку и чиркнул ею о каменную кладку. Ага, зря надеялся. Со всех сторон теснились каменные стены и каменные ступени. Точно, темница. Значит, на Оксфорд 2018-го или 1933-го можно не рассчитывать.

Бум на темницы был в семнадцатом веке. С шестнадцатого по двенадцатый, впрочем, тоже. А до того типовую английскую застройку составляли большей частью свинарники да хижины. Чудесно. Застрял в средневековом норманнском подземелье.

А может, в закоулке лондонского Тауэра, и через несколько минут сюда ввалится толпа туристов. Но что-то подсказывает – вряд ли. Ступени в неярком свете спички показались совсем не стертыми, и стена без поручней.

– Верити! – крикнул я в темноту.

Эхо запрыгало с камня на камень – и увязло в тишине. Я осторожно встал и, обеими ладонями скользя по каменной кладке, двинулся наверх, нащупывая ступени ногой. Раз ступень. Два.

– Верити, ты здесь?

Молчание. Еще ступень.

– Верити!

Следующая ступень качнулась предательски, я замахал руками, хватаясь за что попало, но только ссадину получил. Съехав вниз, я больно грохнулся на колено.

Будь Верити здесь, она бы услышала. Однако я все равно позвал еще раз. Гулкая тишина взорвалась странным звуком – диким шуршанием и хлопаньем крыльев, несущимся прямо на меня. Летучие мыши. Отлично. Я загородился невидимой рукой. Хлопанье усилилось, но я по-прежнему ничего не мог разглядеть, хоть и пялился в темноту до рези в глазах. Шелест надвигался, крыло мазнуло по локтю. Великолепно. Эти мыши тоже ни черта не видят. Я снова замолотил руками, и шелест, оглушив на миг, начал стихать, удаляясь. Я медленно и бесшумно опустился на ступень.

Так, хорошо. Самое разумное, конечно, сидеть и ждать, пока откроется сеть. Надеясь, что не застрял тут насовсем, как Каррадерс.

– А Верити, значит, пусть скитается бог весть где?! – заорал я и тут же об этом пожалел, потому что мыши налетели снова и угомонились только минут через пять.

Я замер и прислушался. Либо в этой темнице капитальная звукоизоляция, либо я где угодно, кроме последних трех столетий. Промышленный переворот навсегда лишил мир тишины. Даже в викторианскую эпоху в сельской местности были поезда и паровые катера, а в городах – грохот и шум транспорта, который вскоре перерастет в рев. В двадцатом и двадцать первом веках добавился еще и несмолкающий гул электрических и электронных устройств. Здесь же, когда мыши сложили крылья, наступило полное безмолвие.

И что теперь? Если снова отправлюсь на разведку, рискую сломать шею и, возможно, пропустить стыковку. При условии, конечно, что сеть откроется.

Я нашарил еще спичку и карманные часы. Половина XI-го. Уордер держит в Мачингс-Энде тридцатиминутные интервалы, в лаборатории я провел минут двадцать, не больше, в «Блэкуэлле» – около пятнадцати. Значит, сеть может открыться в любое время. Или вообще не открыться, если мне уготована участь Каррадерса.

Как быть? Сидеть и пялиться в темноту? Беспокоиться за Верити? Вычислять, что случилось с епископским пеньком?

По утверждению Верити, детективу совсем не обязательно куда-то ходить и что-то делать. Достаточно устроиться в кресле (или в темнице) и раскрыть тайну при помощи «маленьких серых клеточек». Чего-чего, а тайн мне хватает. Кто вообще мог позариться на епископский пенек? Кто такой мистер К и почему до сих пор не дал о себе знать? Какое задание проворачивал Финч? Что я делаю в Средних веках?

Ну, с последним по крайней мере все ясно. Мы с Верити потерпели неудачу, и континуум расползается по швам. Сперва застрявший в Ковентри Каррадерс, потом сдвиги на обратных перебросках, потом Верити – не надо было ее пускать. Мог бы сразу догадаться, к чему все идет, когда сеть не открылась. То есть еще раньше, когда Тосси не встретила мистера К.

Вот он, худший из сценариев Ти-Джея – слишком резкий диссонанс, с которым континууму не справиться. «Видите, – показывал он на бесформенное серое пятно, – вот здесь и здесь – крупный рост сдвигов, но его не хватает, чтобы унять диссонанс, и страховочные механизмы дают сбой, сеть начинает барахлить, ход истории меняется».

Ход истории. Теренс вместо Мод женится на Тосси; другой пилот вместо их внука летит бомбить Берлин, промахивается мимо цели или попадает под зенитный огонь, или ему мерещатся перебои с двигателем и он поворачивает назад, а вслед за ним и остальные, решив, что он получил приказ, или они сбиваются с курса, как те немцы за два дня до них. А может, отсутствие внука Теренса и Мод каким-то образом сказывается на развитии авиастроительства, или запасах горючего в Англии, или погодных условиях. И налет отменяется.

Люфтваффе не наносит ответный удар по Лондону. И по Ковентри. Значит, никакого проекта реконструкции. И леди Шрапнелл незачем посылать Верити в 1888 год. Парадоксы множатся, достигают критической массы, и сеть начинает рваться, запирая Каррадерса в Ковентри, а меня закидывая все дальше и дальше в прошлое. Вот кошка, которая сбросила бомбу, от которой рухнул дом, который построил Джек.

Почувствовав, что подмерзаю, я запахнул поплотнее блейзер, стягивая лацканы у горла и жалея, что это не твидовый пиджак.

Но если события действительно развиваются по худшему сценарию, почему на переброске Верити не увеличился сдвиг? «Вот смотрите, – показывал Ти-Джей, выводя на экраны модель за моделью, – каждый диссонанс порождает область резкого роста сдвигов вокруг эпицентра». Каждый. Кроме нашего.

Девять минут на первой переброске, от двух до тридцати на всех остальных, в среднем – четырнадцать на всех путешествиях в викторианскую эпоху. И только две области увеличения сдвигов, причем одна из-за «Ультры».