Не сегодня — завтра

В полдесятого Андреас стоял перед домом Дельфины. Позвонил, немного подождал, потом раздалось жужжание замка. Во дворе он взглянул наверх, но уже не помнил, за каким окном находится комната Дельфины. Медленно поднялся по лестнице. Дойдя до четвертого этажа, услышал, как наверху открылась дверь. Дельфина стояла в коридоре. На ней была ночная рубашка, но ее это, похоже, не смущало.

— Чего ты хочешь? — спросила она. Ее лицо было серьезным, но не злым.

— Ты забыла у меня зубную щетку.

— Не смешно.

— Я тогда погорячился, — признался Андреас.

— А теперь все снова в порядке?

Дельфина посмотрела на его чемодан. Улыбнулась и спросила, не собирается ли он у нее поселиться. Андреас сказал, ему нужно с ней поговорить. Дельфина впустила его и первой прошла на кухню. Он сел, она осталась стоять. Рядом с ним. Он протянул руки и обхватил ее за талию. Под тонкой тканью чувствовалось тепло тела. Она сделала шаг назад и сказала, что сейчас быстро примет душ и оденется. Когда она ушла, Андреас налил себе стакан воды и жадно выпил его.

— Сидишь тут, как бедный родственник, — сказала Дельфина, вернувшись. На ней было то же платье, что и в последний раз.

— Разве ты не собиралась на море? — спросил Андреас.

— В конце недели, — ответила Дельфина. — Но я еще не знаю точно, поеду ли. Родители что-то надоели.

Квартиру она не нашла, сказала Дельфина, и уже не уверена, хочет ли вообще ехать в Версаль.

— На той неделе получила результаты экзаменов. Прошла. Теперь у меня до самой пенсии всегда будет место. Не знаю, нужно оно мне или нет.

Андреас спросил, чем же она тогда хочет заниматься. Дельфина устало взглянула на него и сказала, что об этом ее уже спрашивали родители. Она не знает. Слишком молода еще. Ей хочется что-нибудь испытать, что-нибудь попробовать.

— Я еду в Швейцарию, — сказал Андреас. — Хочешь, поедем вместе?

Его самого это предложение удивило еще больше, чем Дельфину. Она спросила, почему бы им не поехать вместе на море. Он не ответил. Она немного подумала, потом сказала: о’кей, она поедет. Ни разу не была в Швейцарии. Когда он выезжает?

— Я купил машину, — ответил Андреас. — Сегодня можно ее забрать.

Дельфина сказала, ей надо кое-что доделать и сходить в магазин. Они договорились встретиться в четыре часа. Андреас сказал, что заедет за ней.

Когда Дельфина увидела «ситроен», то предложила взять свою машину. Андреас покачал головой.

— У моего лучшего друга был такой же «ситроен», — сказал он. — В юности мы ездили на нем купаться.

Они ехали по окружной. Солнце еще стояло высоко, а город терялся в молочной дымке. Небо и дома сливались в один цвет и различались лишь его оттенками. Дороги были по-вечернему перегружены. Дельфина открыла крышу и включила радио. Они слушали джазовую радиостанцию, и Андреас пытался угадывать названия песен.

— Когда я только-только приехал в Париж, то видел Чета Бейкера в «Нью-Монинге,[6] — сказал Андреас. — Он был невероятно худым, со впалыми щеками. Отрешенно сидел на высоком стуле, зажав трубу между колен. Потом начал петь, тихо-тихо, надтреснутым голосом. Песню я точно не помню, «The Touch of Your Lips» или «She Was Too Good to Me»,[7] но голос слышится мне до сих пор. Через несколько тактов он внезапно оборвал песню, сделал недовольный жест рукой, и музыканты начали играть заново. Похоже было на эхо эха. Вскоре после этого он умер.

Добавил, что поздние записи Чета Бейкера нравятся ему больше, чем ранние. Там он не стремится к идеальному звучанию. Там есть разрывы, небольшие ошибки и неточности. Музыка сделалась живее, стала ощутима возможность провала или даже его неизбежность. Дельфина спросила, кто такой Чет Бейкер. Сказала, что редко слушает джаз.

Когда они съехали с окружной у Порт-д’Итали, Дельфина спросила, не поехать ли им все-таки на юг Франции или в Италию.

— Мы можем делать что угодно, — сказала она. — Мы абсолютно свободны.

Андреас ничего не ответил. Он давно не водил машину и внимательно следил за движением. Дельфина откинулась назад и принялась смотреть в окно. Потом они ставили кассеты Андреаса: рок-музыку, которая когда-то ему нравилась, и шансоны, которые Дельфине показались чудовищными. Андреас подпел Франсису Кабрелю:

J’aimerais quand m^eme te dire

tout се que j’ai pu 'ecrire

je l’ai puis'e `a l’encre de tes yeux.[8]

Дельфина рассмеялась и сказала, что у нее глаза карие, а не голубые. Андреас признался, что, когда слышит эту музыку, вспоминает юность. Тогда, влюбляясь, он еще писал стихи.

— Эротические?

— Скорее, сентиментальные.

— А по тебе не скажешь, — хмыкнула Дельфина. — Искра любви в замерзшем сердце.

Она пошутила, но Андреаса все равно немного покоробило. Он никогда не считал себя холодным человеком, хотя упрек в холодности слышал не впервые. C’'etait l’hiver dans le fond de son coeur,[9] пел Кабрель. Андреас вспомнил, как тронула его эта песня и как он вместе с певцом оплакивал смерть девушки, решившейся на самоубийство в день своего двадцатилетия. Дельфина сказала, это невыносимо. Нажала на «Eject» и достала другую кассету из сумки, лежавшей у ее ног. Вставила ее, некоторое время слышалась лишь тишина, потом раздался приятный женский голос. Глава седьмая, возвратные глаголы.

Андреас хотел вынуть кассету, но Дельфина удержала его руку, и женщина стала отчетливо произносить примеры:

Завтра я снова увижусь с вами. Завтра вы снова увидитесь со мной. Завтра мы снова увидимся с вами. Завтра вы снова увидитесь с нами. Родители снова увидятся с детьми. Дети снова увидятся с родителями.

Потом вступил не менее приятный мужской голос:

Описание моего дня. Утром я встаю в полшестого. Встаю так рано, потому что в восемь часов я должен быть на работе. Только в субботу и воскресенье я могу поспать подольше. Встав, я иду в ванную, чищу зубы и моюсь, сначала теплой водой, потом холодной. После этого я окончательно просыпаюсь и чувствую себя хорошо. Одеваюсь и причесываюсь. Потом иду на кухню и завтракаю. Варю себе кофе, съедаю бутерброд с джемом, колбасой или сыром…

В голосе мужчины слышались радостные нотки. Казалось, он целиком покорился течению дней, своей судьбе без придаточных предложений.

— Я —…юсь, ты —…шься, — сказала Дельфина и повторила несколько раз «я —…юсь», пока местоимение с окончанием не слились воедино.

— Ты — Яюсь, — определила она.

— Тебяюсь, — ответил Андреас, вытащил кассету, и снова заиграло радио. Он спросил, поняла ли она текст. Большую часть, сказала она, нет ничего удивительного, что никто теперь не хочет учить немецкий, если заманивают такими пособиями. Колбасой на завтрак.