Не скучайте, ваше величество!

М-да. А плохой квартал называется «Ракушки», точно, я же слышала об этом когда-то от своих пацанов. И один из этих блондинов явно не прочь купить себе любовь на ночь, а второй играет в благородство. Ну или в брезгливость, не знаю. Хотя разговор о мальчиках мне не понравился. Ну их на фиг… Где вообще мой собственный «братец»? Десять вдов можно было опросить на предмет комнаты за это время.

— Сестра! — Запыхавшийся и мокрый Крон выскочил из-за угла и чуть не врезался в меня. — Сестра!

— Что случилось? — Я недоуменно осмотрела его с головы до ног. — За тобой гонятся?

— Нет. — Крон отступил на полшага и уперся ладонями в колени, явно пытаясь отдышаться. — Уф… нет. Просто я боялся, что вы… ты…

— Да куда ж я от тебя денусь, несчастье? — риторический вопрос повис в воздухе. — Комнату нашел или просто так побегал по жаре?

— Нашел, — улыбнулся чудик. — Только… комната так себе. Малюсенькая и темная, а еще там ничего нет, даже лежанки. А денег просят как за хороший дом в деревне.

— Ну что поделать, нам пока и такая сойдет. В городе все дороже, — пожала я плечами. — Пойдем тогда, я уже устала до смерти.

Пока мы шли, я все вспоминала рассказ Бори и пыталась представить хотя бы умозрительно, как и чем можно будет заняться на пирсе, если получится наладить контакт с одной из «мамок». Завтра прямо с утра… сразу на рассвете надо успеть в порт. И присмотреться-принюхаться к атмосфере. Поглядеть, что продают с лодок рыбаки. Наверняка что-то продают, во всех мирах и странах портовые города устроены одинаково. Есть надежда набрести на что-то, что не пользуется популярностью у местных, а потому стоит дешево. И если повезет — придумать, как бы приготовить это дело по-новому. Так, чтобы народ на запах шел и покупал.

Комната и впрямь оказалась той еще дырой — плесени в ней было больше, чем мебели. Зато прохладно — пока мы шли на юг, солнце навострилось припекать по-настоящему, и в каменном городе на берегу моря даже после заката было душно. А здесь, в маленьком доме недалеко от каменистого неудобного берега, где ни кораблю причалить, ни рыбаку поудить, было сыро, но свежо.

Угрюмая рослая бабка, чем-то похожая на старого пирата — наверное, из-за обветренного лица, широких костлявых плеч и вечно прищуренного левого глаза, — скупо выдала нам порцию правил: не шуметь, не пить, девок не таскать, если чего порушим — стражу вызовет как «здрасьте», у нее зять перекресточным служит. Вода в колодце, уголь сами покупайте, в конце улицы по утрам угольщик из предместья торгует, проспали — сами и мерзните.

В целом ожидаемо. Спорить мы и не подумали, потому что, во-первых, бесполезно, во-вторых, устали как не знаю кто. Я даже не успела на сон грядущий подумать о завтрашних делах: едва Крон устроил мне постель из еще замковых одеял и охапки сена — упала и отрубилась.

Утро началось с петушиного крика и сырого одеяла. Понятно, откуда в комнате плесень: предрассветный туман вползал во все щели седой неопрятной ватой и оседал на всех поверхностях тяжелым холодом.

Ну, с другой стороны — не проспали, даже будильник не понадобился.

— Идем на пирсы, первым делом нужно оглядеться, — скомандовала я Крону, когда он закончил поливать мне на руки из щербатого кувшина для умывания и подал полотенце. — Ты разменял вчера серебрушку?

— Да, сестра. Вот. — «Братец» порылся в недрах своей туники и протянул мне холщовый кошель, позвякивающий и довольно увесистый. Заглянув в него, я обнаружила кучу медных монет, довольно потертых и неровно отчеканенных. — Тут все…

— Пусть у тебя будет, — распорядилась я. — Главное, прячь туда, куда я научила, чтобы не срезали. Будешь платить в лавках, люди меньше станут вопросов задавать. Когда брат платит за сестру — это привычно и неинтересно, вот если наоборот…

— Да, сестра, — послушно кивнул Крон. — Значит, после пирсов пойдем в лавку с платьями для вас?

— Дались тебе эти платья. Пойдем, пойдем, куда деваться, — вздохнула я. — Нам сегодня непременно должно повезти!

Вот знала бы я, какое сегодня будет везенье, — лучше бы весь день дома просидела…

А начиналось все хорошо. По туманному холодку мы добрались до крайнего пирса, и я с удовольствием вгляделась в длинные ряды маленьких лодок, что приткнулись носами к каменной дорожке, уходящей в море. На каждой лодке суетились люди — в основном старики и мальчишки, как я заметила. Все они на разные голоса выкрикивали название своей добычи, завлекая покупателей.

Народ охотно толпился, заглядывал с каменного пирса в лодки, приценивался, торговался и при этом увлеченно вопил.

Шум стоял такой, что даже морской прибой в нем потерялся, растворился, как слишком маленький кусок сахара в полном стакане чая.

Пахло остатками утренней сырости, водорослями — теми самыми, что, высыхая, дают любимый всеми «аромат моря», — мокрой кожей, рыбой и потом.

Корзины рыбаков быстро пустели, я приглядывалась к товару и хмурилась — пока ничего интересного. Либо мало, либо дороговато для фастфуда, либо уже занято — чтоб мне кухни не видать, если вон те оптовые покупательницы не торговки из «семей».

Неужели зря пришли?

Глава 5

— Па-а-аберегись! — заорали вдруг прямо у меня над головой, и Крон едва успел за руку выдернуть меня из слитно двинувшейся куда-то толпы.

— Па-а-аберегись! — продолжал орать неизвестный голос. — Разойтись, сброд! А ну, живо! Живо!

— Вот бесы морские градоправителя принесли, — пробухтел где-то возле моего левого локтя мальчишеский голос. — Делать ему нечего, трутню, всю торговлю попортит, а у нас и так…

Да уж, кем бы ни был тот градоправитель, дело он затеял неумное. Ну какой тут «разойтись», когда каменная дорожка, уходящая в море, всего шагов десять шириной, а народу на ней тьма-тьмущая? Куда ему расходиться — в воду попрыгать? Или градоправителей такие мелочи не волнуют?

Судя по всему, моя последняя догадка верна, потому что народ толкается и мечется по пирсу, как стая селедки в сетях траулера, а оттуда, откуда слышатся повелительные крики, только напирают.

— Сюда! — дернул меня за руку Крон, и я увидела, что он тянет меня вниз, аккурат туда, где только что скрылась лохматая пацанская шевелюра. Тот персонаж, что обругал градоправителя трутнем, оказался поумнее многих: он ловко вцепился в свернутые бубликами старые веревки, которыми был обшит по периметру пирс, и по ним как обезьянка сполз к самой воде, но не плюхнулся в нее, а ловко устроился на каком-то выступе между причаленных лодок.

Мы с Кроном переглянулись и полезли следом. Потому что рыбаки зевак в лодки пускать не собирались, и правильно делали — утлые суденышки не выдержали бы такого наплыва и пошли бы ко дну, а прыгать в воду или падать под ноги толпе не хотелось.

— Вот идиот, — ругнулся между тем откуда-то снизу наш путеводный лохматик.

Я была с ним согласна — какого рожна градоправителя понесло на пирс в такую давку, не мог подождать, пока народ немного не рассосется? Что ему вообще тут надо?

— Отставить! — рявкнули вдруг откуда-то сверху, и мне показалось, что это было выкрикнуто на два голоса. — Всем вернуться!