Не смей меня... хотеть
Шрифт:
А ведь такой был дрищ на первом курсе, пиздец просто!
Хотя, конечно, тоже весь на понтах, но у нас тут много кто на понтах-то были тогда. Школота вчерашняя.
Это я на год старше их всех, да и, учитывая ситуацию с папашей и дедом, вообще ощущал себя морально взрослее. Да и физически тоже, тут не отнять.
Я в восемнадцать вставал против папаши на спарринг и нормально держался пару раундов даже. Потом-то, конечно, нихера, он меня массой и умением давил, но проиграть ему было не стыдно. К тому же, я понимал, что моя победа — вопрос времени. Сейчас, например, я бы его сделал.
Среди первокурсников я смотрелся матерым мужиком. Они на меня с опаской пялились, подходить боялись.
А Лексус не испугался и подошел, завел о чем-то разговор, я покивал в ответ. Он заржал:
— Немой, что ли?
— Говорящий, — раскрыл рот я.
Лексус, на правах уже приятеля, дружески ржанул еще разок, и кликуха прочно закрепилась.
Мне было откровенно похер.
И когда Лексус после занятий позвал на вписку, тоже было похер.
Потому и пошел. И потом ходил. Потому что… Почему бы и нет?
Лексус оказался откровенно дерьмовым придурком, но со мной границ не переходил, общался с уважением, и как-то так само собой получилось, что мы начали казаться друг другу приятелями. Сом присоединился через пару дней, а за ним — Вилок. Нас прибило друг к другу каким-то странным течением и несло дальше вместе. Лексусу почему-то было нужно, чтоб я был под боком, я это видел прекрасно, понимал, но почему-то не считал нужным опускать его на место. Мне было даже комфортно. Кто-то копошится рядом, болтает, ржет… Пусть. Одиночество стало напрягать конкретно за этот год после смерти деда, и я был не против компании. К тому же, потом это стало приносить дивиденды в виде постоянно падающих в мою койку девок. Не приходилось напрягаться даже. Ну а то, что Лексус строит из себя самого крутого чувака на районе… Да и хер бы с ним. Пусть играет.
Так что все меня устраивало. Ровно до того момента, когда на третьем курсе Лексус не привел к нам за столик Блонди.
Вот тогда все и понеслось…
— Слушай… А что ты сегодня делаешь после занятий?
Я , придя в себя после погружения в воспоминания, с недоумением смотрю на узкую ладонь у себя на бицепсе. Изучаю ногти, длинные, острые, черного цвета. Охеренная жуть.
— Захар! — ногти нетерпеливо поскребывают по плечу, душная вонь от волос и одежды девки забивает ноздри, — может… Покатаемся?
Я смотрю на девку, силясь вспомнить ее имя. И не вспоминаю. А ведь я ее трахал. Наверно. Скорее всего. Иначе с чего бы ей так интимно прижиматься и так насточиво хотеть , чтоб я ее покатал?
Отворачиваюсь, скидываю ее руку с себя, тянусь за соком через стол.
В этот момент мимо проходит Алька со своим мелким радужным довеском. Хорошо, хоть без длинного бесячего урода.
Лексус тут же подрывается, медово тянет:
— Малыш…
И выскакивает из-за стола. Алька с недоумением смотрит на него, затем осторожно и воровато косится на меня, словно проверяет, замечаю ли. Видит девку рядом, чуть раздувает тонкие изящные ноздри. И… Поворачивается к Лесусу, упорно что-то нашептывающему ей на ушко.
Я смотрю, сжимая упаковку от сока, смотрю, смотрю…
И ничего не могу сделать! Ничего!
Только наблюдать в бессильной злобе, как Лексус
подхватывает ее под локоть и уводит из столовой.Радужная мелочь пялится на это все неодобрительно, но своего ценного мнения не высказывает.
— Эй, дитя цветов, падай ко мне, — развязно хлопает Сом по коленям, пристально глядя на девчонку.
Она, развернувшись и скривив лицо, звонко спрашивает:
— Ты хоть знаешь, кто такие дети цветов?
Сом раскрывает рот, видимо, придумывая, что ответить, и затем бодро выдает:
— Как кто? Такие, как ты, разноцветные бабочки!
Она вздыхает, как-то грустно даже, серьезно:
— Ты бы хоть иногда книги читал, а не только надписи на презервативах. Глядишь, и телки нормальные давать бы стали.
— Такие, как ты, цветочек? — Сом стряхивает с себя облепивших его девок, подается вперед, кладет локти на стол, смотрит пристально и серьезно, — так ты мне скажи, какую книгу надо прочитать, чтоб ты мне дала?
И вот чувствуется, что ответ ему крайне важен.
Я наблюдаю за концертом с интересом, даже от своих бед отвлекаюсь.
А Сомик-то у нас поплыл… На моей памяти ни на одну девку он так не пялился…
А мелкая, но норовистая, как необъезженный пони, мелочь неожиданно с грустью говорит:
— Так ведь книги не только читать надо, дурачок… Их еще понимать требуется. А вот это тебе как раз и недоступно. Помому что читать научить можно даже обезьяну. И даже тебя. А вот понимать прочитанное…
Она крутит головой и в гробовом молчании, наступившем после ее слов, выходит из столовой.
Сом с недоумением смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на меня:
— Че сказала?
— Сказала, что ты, Сомик, тупой, — спокойно переводит ему Вилок, равнодушно дожирая пятый пирожок.
Сом смотрит теперь на Вилка, а затем с ревом:
— Че сказала???
Выметается из столовой.
Я иду за ним. Не для того, чтоб языкастую мелочь спасти, она и сама с этим отлично справляется, а чтоб выяснить, куда это пропал Лексус. Нехорошие у меня предчувствия.
В коридоре обнаруживается длинный говнюк, брат мелкой засранки, как всегда, четко чувствующий, что ей сейчас надерут жопу. Они с Сомом сверлят друг друга злобными взглядами, но мне на них мгновенно становится похер, потому что в дальнем углу коридора я вижу стоящих рядом Лексуса и мою, мою , блять, девочку! Они мирно разговаривают. Алька улыбается. Ему. Ему!
Я изо всех сил сжимаю кулаки, пытаясь держать себя в руках. Но это, блять, такое сложное дело! Невозможное! Рядом гомон, судя по всему Сомик и Игорь уже дерутся.
Насрать.
Лексус обнимает мою девочку.
Я его сейчас кончу. Просто кончу.
Я двигаюсь к ним, но в этот момент Алька, бросив пугливый взгляд за спину Лексуса, просекает меня и резво скачет в сторону.
А затем и вовсе берет разгон в район библиотеки.
Лексус разворачивается ко мне как раз в тот момент, когда я равняюсь с ним. На лице у него довольная улыбка.
— Видал? — хвастливо говорит он, кивая на уже завернувшую за угол Альку, — все, побегала. Надоело. Да и секса хочет. Она такая… Горячая. Долго без секса не может, а круче меня нет. Так что все, вопрос пары дней.