Не смогу жить без тебя
Шрифт:
Он вошел в свои комнаты и остановился в первой, парадной. Когда он только начал приходить в себя и поправляться, то у него вызвала неприятие пустота в этих помещениях. Это напоминало тюрьму, хотя подсознательно понимал, что в тюрьме он никогда не был.
Голые стены. Почти никакой мебели. Ничего отвлекающего человека от его предназначения.
На его совести, что ему так и не удалось ощутить свое предназначение, – то, как это понимали все.
Ему не пришлось долго ждать – женщину быстро привели. Она появилась, и ее черная одежда странно контрастировала с пустыми белыми стенами. Все кругом было белым: его свободный наряд,
И вот эта женщина. Она стоит посередине комнаты, одетая в черное, у нее голубые глаза, она стоит прямо и в упор смотрит на него, губы слегка приоткрыты, а в глазах блеск.
Вот она, эта женщина, назвавшаяся его женой.
– У меня нет жены, – сказал ей он, когда их оставили одних. У него нет причины испытывать беспокойство, но его охватила тревога. – У правителя нет жены. Его путь чист.
Он продолжал сидеть на единственном кресле в комнате. Но если стоять перед ним подобно просителю и смущало ее – хотя, конечно, все просители падали ниц перед его величием, а не стояли, рискуя вызвать его гнев, – она этого не показала. На ее лице было написано скорее удивление. И с налетом раздражения – он это не увидел, но почувствовал.
– Это, должно быть, шутка.
Это все, что она сказала, сказала негромко, почти шепотом.
А Граф был зачарован ее глазами, такими ярко-голубыми и сверкающими подобно бриллиантам от переполнявших ее чувств, понять которые он не мог.
– Я не шучу, – ответил он. Он был уверен, что жены у него никогда не было. Здесь не было.
Женщина тяжело вздохнула, словно перед трудной задачей.
– Как долго ты намерен прятаться здесь? – спросила она.
– Где еще мне быть? – Он склонил голову набок, разглядывая ее, пытаясь понять, почему она так взволнованна. – Я не прячусь. Это мой дом.
У нее вырвался негромкий смех.
– У тебя много домов и много собственности, – сказала она. – Пентхаус в Риме, разумеется. Виноградник в Новой Зеландии. Остров в южной части Тихого океана. Таунхаус в Лондоне. Вилла в Греции. И земли, которыми твоя семья владеет в Бразилии. У тебя полно домов на любом континенте, но горного курорта в Айдахо среди них нет.
– Курорт? – повторил он. Еще одно неизвестное слово. Но стоило ей произнести его, как он понял, что оно ему знакомо.
Она, скрестив руки на груди, повернулась, оглядывая пустую белую комнату.
– Это больничная палата? В этой психиатрической лечебнице ты четыре года укрывался от своих обязанностей? – Голубые глаза сверлили его. – Если ты знал, что сбежишь, зачем было жениться на мне? Ты не представляешь, с чем мне пришлось столкнуться за эти годы. Чем я заслужила такой кошмар?
– Вы разговариваете со мной так, будто знаете меня, – тихо, но с угрожающими нотками произнес он.
На нее это не произвело впечатления.
– Я совсем тебя не знаю, и от этого ситуация еще ужаснее. Если ты хотел наказать кого-то из компании или твою семью, то зачем выбрал меня? Мне было всего девятнадцать. Ты не удивишься, если я скажу, что они готовы были меня сожрать.
Он почувствовал внутри что-то острое, похожее на разбитое стекло. И с каждым ее словом осколки резали его.
– Я не выбирал вас. Я не женился на вас. Я понятия не имею, кто вы, но я – Граф.
– Ты никакой не граф, – оборвала его женщина, и до него дошло – слишком поздно, – что она представляет для него опасность…
очень серьезную. Но он не мог определить, какого рода опасность. Это больше похоже на приятное возбуждение. А она еще не закончила: – Твоя семья, конечно, играет в аристократию, но титула у тебя нет. Твоя мать любит заявлять, что она прямой потомок Медичи, но я не уверена, что кто-либо воспринимает это всерьез, хотя она многократно грозилась совершить убийство, отравив еду.У Графа в голове все смешалось, в висках и затылке – тупая боль. Она в этом виновата. Ее следует отправить обратно в келью или сбросить с горы.
Тогда почему он поднялся с кресла, прошел прямо к ней и встал рядом? Будь она одной из его подданных, то подняла бы руки, а потом повалилась бы к его ногам. Она рыдала бы, моля о прощении.
Эта женщина не сделала ничего подобного. Она задрала подбородок и встретилась с ним глазами, несмотря на то что он значительно выше ее.
Мало этого – она смотрела так, как будто ей нипочем его грозный вид.
– Вам следует выбирать слова, когда говорите со мной, – с трудом произнес он. Внутри у него кипело и бурлило и больно царапало.
– Какова цель этой шарады? – требовательным тоном спросила она. – Тебе меня не одурачить. Ты же знаешь, что мне известно, кто ты. И угрозами делу не поможешь.
– Это не угроза. Это предупреждение. – Ему вдруг захотелось протянуть руки и коснуться ее. Это его смутило, но не настолько, чтобы отойти, как следовало сделать. – Определенную непочтительность я допускаю, но редко. Непочтительность губительна, и мой народ такого поведения не признает.
– Твой народ? – Она покачала головой. – Если ты о почитании культа, то эти люди соучастники преступления.
– Я не совершал никаких преступлений.
Граф не мог понять, почему он оправдывается. Ничто в памяти не подготовило его к этому: люди с ним никогда не спорили и не стояли перед ним, бросая обвинения. Все в поселении его обожали. Он никогда не бывал рядом с кем-то, кто не поклонялся ему.
Удивительно, но поведение женщины заряжало энергией, будило странные желания. Ему хотелось запустить руки в ее аккуратную, тщательно уложенную прическу, захотелось ощутить вкус ее губ, которые осмеливались говорить ему подобные вещи.
Причиняющее ему боль острое стекло – это она. Это стекло надо вытащить.
– Ты, очевидно, исчез с места катастрофы, – продолжала она все так же бесстрашно. Она его совершенно не боится! В это трудно поверить. – Вся твоя семья считает тебя погибшим. И я то же так считала. Тем не менее ты здесь. Жив и здоров, и в белом наряде, прямо как новобрачный. И ты прячешься на верхушке горы вместо того, чтобы разбирать завалы, которые ты оставил после себя.
Граф засмеялся:
– Кем же вы меня представляете?
– Я ничего не представляю, – сердито заявила она. А он, сам того не сознавая, положил руки ей на плечи. – Я сразу поняла, что это ты, когда увидела фотографии. Но каким образом тебе удалось так долго прятаться? Ты же публичный, слишком узнаваемый человек.
– Я Граф, – повторил он и почувствовал во рту металлический привкус – он испугался, что это признак отчаяния. – Я на тропе истины.
– А я – Сьюсан Форрестер Бетанкур, – прервала его она, не отодвигаясь от него, а наоборот – приблизившись и приподнявшись на мысках, чтобы лучше его видеть. – Я твоя жена. Ты женился на мне четыре года назад и оставил меня в брачную ночь.