Не спрашивайте меня ни о чем

Задыхаясь, подгреб к берегу, но когда не везет, то уж не везет. Лодка села на мель метрах в двух от суши. Я пересадил Айгара с цветами на свое место, встал ногами на переднюю банку, оттолкнулся и прыгнул, удерживая конец веревки в руке. Все было бы прекрасно, если бы эта чертова веревка не запуталась. На прыжке она дернула меня назад, и я оказался по щиколотку в воде. И хорошо еще, что так. Еще бы чуть, и я поставил бы личный рекорд в открытии купального сезона. Я шел к берегу и тащил за собой лодку и сам себе казался таким дураком, что расхохотался. Засмеялись и Айгар с девушкой, и неожиданно я почувствовал себя так необычайно легко и свободно, как пароход, вырвавшийся изо льдов.

Продолжая смеяться, я подал ей локоть, поскольку руки перепачкал, она оперлась и легко соскочила на берег, Айгар, как истый джентльмен, преподнес ей букетик калужницы, мы обменялись малозначащими фразами, она поблагодарила за перевоз, потому что в это время только дошла бы до моста, я сказал — не стоит благодарности, мне все равно пришлось бы плыть на эту сторону, она еще раз сказала спасибо и пошла вверх по тропинке, которая вела на шоссе. Там неподалеку была автобусная остановка.

Я в изумлении смотрел, как она уходит, как перебрасывает сумочку из правой руки в левую, и чего-то не мог осмыслить. Я только стоял и смотрел, смотрел, как она вышла на шоссе и…

Внезапно я бросился бегом по тропинке, бежал в каком-то отчаянии, и все время слышал, как в туфлях хлюпает вода. Догнал ее уже шагом.

Она обернулась и удивленно спросила:

— Да-а?

Я стоял, взволнованно дыша, мне было безразлично, что она обо мне думает, я больше не боялся показаться ей смешным, не боялся, что она скажет, что я глупый или ненормальный, я чувствовал себя странно, очень странно, в голове не было мыслей, только предчувствие, и я знал лишь то, что она не может так уйти и растаять, словно ее и не было.

— Понимаешь ли… что-нибудь найти… Как жемчужину в раковине… жемчужину… и… увидеть… сразу потерять…

— Ты очень странный мальчик, — сказала она наконец.

— Я это… Я это знаю… но нельзя так потерять… словно никогда ничего и не было… только раз увидеть… как жемчужину в раковине… и больше не…

— Сейчас подойдет автобус. Следующего ждать мне некогда.

— Да… да… я знаю…

— Нет, ты ужасно странный мальчик, — сказала она еще раз, глядя на меня в упор.

— А могу я тебя… еще раз увидеть когда-нибудь? — выговорил я, потому что больше не знал, что сказать. Это было все, что я мог ей сказать. Все прочее не имело значения.

— Зачем это тебе?

Я молчал. Видел: вдали катит автобус. Он ехал тихо-тихо, тащился как черепаха, но все равно сейчас он будет здесь. И если шофер не торопится, то наверняка сделает остановку.

— Я живу на улице Кляву, — неожиданно сказала она.

— Я не знаю… Где это…

— Захочешь — найдешь. Четырнадцатый номер.

— А как… тебя… зовут?..

— Захочешь — и так найдешь.

— Я тебя разыщу. Обязательно разыщу тебя!

— Что же, дело твое, — пожала она плечами. — Прощай!

Она поднялась в автобус, достала из сумки кошелек, заплатила шоферу и села к окну.

Я смотрел и смотрел на нее, но она, наверно, уже забыла обо мне. Мотор рыкнул, и я остался один на дороге в черно-сизом облаке гари. Чертов шофер, наверно, слишком много масла намешал в бензин.

По шоссе ко мне шел Айгар, желтый, как цветочный божок.

С тех пор как Гутенберг изобрел книгопечатание, люди, кроме учебников, печатают еще и другие книги, в том числе всевозможные справочники. И найти по такому справочнику, где находится какая-нибудь улица, просто раз плюнуть.

Странно, однако. Я давно уже знал, где улица Кляву, знал, как туда добраться, шли дни, становилось все теплей, а я все так никуда и не съездил. Она права была, заметив, что я малость чудной. Хотя и не во всем, но все-таки…

Сегодня последний урок был физкультура. На перемене мы с Эдгаром задержались в уборной, пока выкурили по сигаретке (у нас опять стали нормальные отношения). Когда до звонка оставалось несколько минут, мы потушили сигареты и пошли в спортзал. Не скажу, что к спорту мы были полностью равнодушны, но и не скажу, что обожали. Но вот Фред с Яко по этой части нередко доходили до крайности. Едва прозвенит звонок с урока, а следующий физкультура, как Фреди хватает портфель — и в раздевалку. Крикнешь ему: «Фред, эй, Фред, постой!» В ответ: «Ну тебя! Некогда, внизу поговорим!» Я не удивляюсь энергии Яко. У него горячая кровь, цыганская. Его вообще надо бы заставить делать упражнения и играть в мяч в два раза дольше, чем нас.

— Не успеем переодеться, — печально рассудил я, спускаясь по лестнице.

— Да ладно, — отозвался Эдгар и, сев на перила, скатился вниз. Я последовал за ним.

— Лиепинь опять будет ругаться, — усмехнулся Эдгар.

— А я давно забыл о нем, забыл о нем, забыл о нем, — распевая, покатился я по перилине.

— Я тоже. Однако плохо: мне охота всегда отлаиваться, а он этого терпеть не может.

Мы ворвались в раздевалку. Почти все успели уже переодеться. Фред накинулся на нас, обхватил каждого рукой и прижал друг к другу.

— Канительщики! — прорычал он. — Удушу на месте.

Я попробовал вырваться из железной его хватки; надо сказать, силищи у Фреда в полном соответствии с его обликом бульдозера. Хотя я видел и таких «бульдозеров», что от щелчка летят с копыт долой.

— Пусти, медведь, — хрипел Эдгар. — Получишь по морде.

— Хо, хо! — смеялся Фред и сжимал нас еще сильней.

— Мы переодеться не успеем! — провякал я, но сзади наши затылки уже сграбастал Яко и стукнул нас лбами.

— Надо вовремя приходить!

Это было чересчур. Вырвавшись от Фреда, мы бросились за Яко и под общий хохот стали за ним гоняться. Яко прятался за длинным Антоном, который стоял, держа в каждой руке по кеде, офонарело моргал и стонал:

— Да кончайте же наконец!

— Тогда подержи его, холера! — крикнул Эдгар и схватил Яко, но тот вырвался и укрылся за широкой спиной Фреда. Фред вдруг принял боксерскую стойку и стал размахивать своими кувалдами — поди-ка подступись!