Не стану взрослой
Шрифт:
«Санитар», стоявший рядом с Саней, Илья, подскочил к бородатому, повалил ударом палки по ногам и принялся обрабатывать — будто кресло выбивал. Еще двое — Борис в том числе — присоединились к нему. Палки взлетали в воздух и опускались на барахтавшегося бомжа, «санитары» продолжали кричать и улюлюкать.
Из здания выскочил еще кто-то, косматый, тощий и громко матерящийся, — судя по голосу, женщина.
— А ты куда?! — взвыл Борис, перекрыв голоса товарищей, и тотчас же ударил ее палкой в живот. Бездомная согнулась, рухнула лицом вниз и проворно поползла. Борис несколько раз ткнул ее палкой, пнул ногой
— Чтоб я тебя больше тут не видел!
К двум «санитарам», избивавшим бородатого, подбежал Никита:
— Все, с него хватит. Теперь внутрь! Давайте, давайте! — он толкал подчиненных в спины.
Саня вбежал в здание вместе с остальными и оказался в просторной комнате, которая, видимо, задумывалась как фойе. Земляной пол. Обрывки газет. Битое стекло, жестяные банки. У стены — лежанки из тряпья, похожие на большие собачьи подстилки. Здесь же стоял стол, сымпровизированный из пустых деревянных ящиков, и ящики-стулья. На столе — газета вместо скатерти и пустые пузырьки из-под лечебной настойки.
— Хватит, напировались! — засмеялся один из «санитаров» и пинком развалил «стол».
— Вперед, вперед! — подгонял десятник.
От фойе через все здание шел коридор, озаренный мерцающим оранжевым огнем, — сюда кинули несколько световых шашек. «Санитары» продвигались вглубь, заглядывая в комнаты. Везде одно и то же: земляной пол, немного мусора и никого.
Еще одна группа шла навстречу.
— Эй, сколько у вас? — крикнул Никита.
— Трое! — отозвался другой десятник.
— И у нас двое, всего, значит, пятеро. Да, где-то так их и должно быть. Отбой! — скомандовал он.
— Как отбой? А второй этаж? — закричали «санитары».
— Нет никакого второго этажа. То есть этаж есть, но лестниц наверх не построили, — объяснил Никита.
Раздалось разочарованное мычание.
И это все? Саня пожалел, что не засек время. Вся операция заняла минуты три или чуть больше — так показалось ему. Теперь ему было не страшно и не противно… Чувство было странным, похожим на разочарование. Вот и вся операция: сорок человек с палками побили пятерых бомжей.
— Никит… Никита! — позвал Саня.
Десятник обернулся. Подождал, пока подчиненный догонит, приобнял его:
— Все хорошо?
— Это все, да?
— А тебе мало? Да, мы свое дело сделали. Хорошо проведенная операция — это час подготовки и пять минут работы. Завтра работаем здесь же. Убираем мусор.
— Никит, а обязательно было их вот так…
— Кого? Бомжей? В данном случае это была необходимая мера. Видишь ли, Александр, асоциальные элементы — это абсолютно неадекватные существа. Это животные. Животные не понимают слов, они понимают только ласку и грубость. А грубость они понимают гораздо лучше. Эти бомжи сюда больше не вернутся.
Они вышли из здания. Бородатого бродяги возле крыльца уже не было.
— Я заметил, что ты никого не ударил, хотя возможность была. Это твой выбор. У нас был случай, когда один маргинал кинулся на нас с ножом. Хорошо, что я был там и смог его лично обезвредить.
— А это вообще законно, что мы сделали?
— Да. Мы очищали здание, а эти бродяги на нас напали. Вполне законная самооборона. У нас сорок свидетелей.
— То есть если дойдет до милиции, то придется врать?
Никита
крепко стиснул его плечо:— Не врать, а излагать нашу версию. Это здание — собственность компании. Мы удалили с территории посторонних. Имели на это право. По своей воле они бы не ушли.
— А почему мы должны это делать, а не менты?
— Потому что у милиции есть более важные занятия. Александр, я надеюсь, ты понимаешь, что наша с тобой задача — не допустить утечки информации?
— Я никому не расскажу об этом, — мрачно пообещал Саня.
— Обещаешь?
— Обещаю. И не потому, что ты просишь… Не хочу, чтобы кто-то узнал, что я в этом участвовал…
«Санитары» возвращались к фургону, смеясь и шумно обсуждая охоту.
— Ты куда сейчас? — спросил Никита после того, как Саня сдал «инвентарь». — Домой?
— Нет, — значительно ответил Саня. Ему очень хотелось, чтобы десятник задал еще один вопрос, сам собой разумеющийся, но Никита коротко бросил:
— Понятно. Сегодня был особый день, так что завтра можешь даже немного опоздать. Но лучше не надо — заработаешь больше бонусов.
— Ага… — кивнул Саня. — А сам ты куда?
— У меня сегодня еще дела, — Никита бодро улыбнулся.
В этом городе было столько клубов, что и со счета сбиться недолго. «Ливерпуль» был, пожалуй, самым странным из них. И даже больше — самым странным из всех клубов, когда-либо виденных Максимом.
Он находился в старом полузаброшенном доме на окраине, среди гаражей и непонятных бараков, рядом с какой-то фабрикой, и состоял из одной большой комнаты, обитой изнутри войлоком. Ни сцены, ни сидений для зрителей. Пустое помещение, только в одном его конце стоят несколько колонок и на обычном деревянном столе — микшерный пульт. Больше похоже на репетиционную базу, но Элла рассказывала, что «Ливерпуль» — это именно что клуб, что здесь регулярно проводятся концерты. Поразительно!
На двери клуба висело несколько приклеенных скотчем газетных вырезок о смерти Майкла Джексона.
Внутри шла репетиция, но музыкантов было всего трое: девушка-вокалистка красиво пела в микрофон, субтильный гитарист в черной рубашке с коротким рукавом подыгрывал ей, сидя на табуретке, а барабанщик, невысокий юноша с непропорционально большой головой, изображал метроном, меланхолично отстукивая ритм одной палочкой по ободу барабана.
Увидев Эллу и Максима, они тотчас же прекратили играть. Вокалистка была одета в потрепанные джинсы и мешковатую футболку, вдобавок растрепана, — потому и выглядела не «звездой», как на вчерашнем концерте, а обычной девчонкой.
— Это Геля, — промолвила Элла, кивнув на вокалистку. — А это Мартин и Башка.
— Эллочка, привет! — Геля громко поцеловала ее в губы, коротко, но как-то совсем не по-дружески. То же самое сделал Мартин, встав с табурета и отложив гитару, а барабанщик Башка просто махнул палочкой — даже не стал из-за установки вылезать.
— Это Макс.
— Со вчерашнего дня фанат вашей группы, — добавил Максим. — А чего вас так мало?
— Остальные в запое, — женственным, немного манерным голосом сообщил гитарист, усевшись обратно на табурет. Геля устроилась на его коленях, а Мартин похотливо обнял ее за живот. Башка, воспользовавшись паузой, открыл банку пива.