Не страшись урагана любви

Подозревал ли он, что Джим сам уже сказал ей, что влюблен в нее? Мог ли догадаться? Он проницателен. Это случилось, когда Джим во второй раз взял ее в поход за птичьими яйцами на отдаленный конец острова. Этого она не рассказывала даже Лизе. Хотя Лиза и сама подозревала. Уродливые птицы с криком взлетели (она вообще ненавиделаптиц) и парили над ними, вереща и протестуя с безопасного расстояния. Джим присел на корточки у первого же гнезда, а потом неожиданно глянул вверх, на нее, с грязной искоркой ирландского полицейского в глазах.

— Думаю, вы знаете, что я влюблен в вас, — сказал он.

— Нет, не знаю, — немедленно ответила она. — И, конечно же, не подозреваю.

На лице у Джима появилась обычная медленная и раздражающая ухмылка.

— Ну, вот так. Я вас хочу.

— Я бы предпочла не слышать этих слов, — сказала она. — И я должна предупредить, что хотя Рон и не такой профессионалсвежего воздуха, как вы, тем не менее, он был очень хорошим боксером в ВМФ.

— О, вот это меня не очень беспокоит, — улыбнулся Джим и встал. — Пошли, найдем еще парочку гнезд.

На мгновение она подумала, не спросить ли у него, что бы он стал делать, если б она рассказала Рону. Почему он рассчитывает, что она промолчит?

Когда позднее она все же спросила, он только ухмыльнулся:

— О, жены всегда молчат. Они не хотят неприятностей. Семейных.

Но как же тогда он мог по пути в Кингстон прямо при ней так славословить в честь Рона? Хотя существует определенный тип мужчин, которым нравится трахать женщин другого мужчины только ради того, чтобы к нему приблизиться. В противном случае панегирик Рону был самой циничнейшей вещью, которую она когда-либо наблюдала. Она не собиралась превращаться в пешку полупедерастических игр на свежем воздухе, но на карте стояло слишком много: ее вновь охватывало тяжелое, жесткое, циничное чувство, которое она ради самосохранения так долго вырабатывала в Нью-Йорке, а ведь она думала, что с Роном сумеет освободиться, избавиться от него. Но, очевидно, не сумела. Это и в самом деле высокая цена.

Она просто не знала. Просто не знала, в чем истина. У Джима, должна была она признать, помимо физического было и обаяние грязного полицейского «дьявола». Впечатление было очень сходным с тем, что было у нее при встрече с одетым в черное мотоциклистом тем давним летом в Джерси. Ясно, что жизнь на этом не построишь. Правда, Джим был единственным мужчиной, который хоть чуть-чуть привлек ее с тех пор, как она повстречалась с Роном. Но она была достаточно проницательна, чтобы понять, что не будь ситуации с Кэрол Эбернати, у нее не было бы ни малейшего побуждения.

О, этот ничтожный сучий сын! Как он осмелился сыграть с ней такую шутку? Привезти ее туда, житьс этой старухой, когда все знали,что она все эти годы была его любовницей. Как кто-нибудьможет простить кому-либотакую вещь?

Она не знала. Просто не знала. Ей нужно подождать.

Таким бы облегчением было сорваться и трахнуть другого парня. Она устала, уже устала от комплекса ответственности, от попыток справиться со сложным характером Рона Гранта. Просто перепихнуться с простым человеком было бы колоссальным облегчением. Особенно если этот парень ее обожает, а потому с ним легко справиться. Она знала, что Грант ее выбросит, если она это сделает, а она не хотела ему лгать. Уважение исчезнет, если он поверит ее лжи. Так что это будет настоящий конец. Но в глубине души тлело болезненное искушение. Он заслужил. Конечно, мало чести в звании жены кингстонского ныряльщика. Конечно, она могла бы его изменить. Но она не любила его. Наконец она заснула.

Утром, когда они встали и одевались, чтобы спуститься вниз выпить кофе, он и трех слов не сказал ей, только холодно вежливое «доброе утро», и смотрел на нее так отчужденно, с такой звездной дистанции, что она сначала не поверила, а потом разъярилась. Он собирается себя так вести? Он что, собирается позволить ей это сделать?Тогда, о Боже, может, она и сделает!

Если бы он просто извинился, сказал, что виноват, признал бы, что был неправ, когда повез ее в Ганадо-Бей к проклятой экс-любовнице. Экс? Экс, задница! Она едва ли была даже экс.

Дуг уже был внизу с двумя чемоданами, загорал на залитой солнцем террасе и пил явно уже вторую «кровавую Мэри». Джим Гройнтон смеялся и пил с ним, но на самом деле он лишь прихлебывал. Джим пил мало по сравнению с Дугом и Грантом. И это тоже хорошо. Она тоже пила немного, пока не встретила Гранта.

Рене и Лиза тоже были здесь. Дуг уже оплатил счет, а теперь с юмором — хотя в голосе ясно читалась и настоящая озабоченность — жаловался на его величину. Когда они подсели ко всей компании, Лаки принялась хладнокровно разглядывать Джима, втайне оценивая его, так она смотрела на мужчин, пока не влюбилась и не вышла замуж. Она была убеждена, что сможет перемолоть его на кусочки и выбросить. И он тожезаслужил это. Она вспомнила, как Бонхэм как-то рассказывал о нем и жене другого ныряльщика в Юкатане, жене другого приятеля, которую он заделал. Мужчины подрались в конце концов, и этот парень жену бросил. Как можно вынести, когда один мужчина говорит другому, что он — друг, а за спиной все время пытается наставить рога, этого Лаки просто не могла понять. По-настоящему ужасно. А какой-то «дьявол» внутри тайно хихикал.

И Рон — Рон Грант — ее муж!— действует именно так, будто ему все равно. Он сейчас точно так же обращается с Джимом, как и вчера, до вечерней беседы с ним. А когда они поехали в аэропорт, Джим спросил, не может ли он пообедать с ними. Грант согласился, сказал: конечно же. Конечно, будут и Бен с Ирмой, ну и что? Он должен был сделать это непременно.

Бен и Ирма тоже захотели проводить Дуга, так что собралась целая толпа, да еще пришел Ти-Рене (так звали старшего сына Рене), которому Дуг очень нравился. Рене взял не джип, а машину побольше, на заднем сиденье расположились Дуг, Бен и Ирма. Лаки с Роном поехали на старом разбитом джипе Джима. Джим спросил у Рона, не хотят ли они ехать с ним, и Рон, конечно, согласился. По чисто сентиментальным мотивам Джим настоял на том, чтобы багаж Дуга погрузили в его джип, так что Лаки ехала впереди между ними на дополнительном сиденье, которое установил Джим. Кажется, они теперь повсюду ездили втроем. Сидя между ними, положив руки на спинки их сидений и стараясь, чтобы голые ноги в шортах не попадали под руку Джима, лежащую на рычаге скоростей, Лаки неожиданно вспомнила, как сразу после замужества сказала Рону, что когда-нибудь наставит ему рога, и он ответил, что если она это сделает, то должна позволить ему посмотреть. Фу, Иисусе! Он что, сейчас на это ее и толкает? Ее собственная фантазия о том, чтоб на его глазах трахнуть другого мужчину, заставила лицо вспыхнуть, но это была всего лишь фантазия. Но чего же он хотел, поступая так, как сейчас? И ее все еще невлекло к Джиму? Он не знает этого?

В аэропорту (в ожидании прибытия самолета они все расположились в баре с кондиционером), Дуг отвел ее в сторону поговорить. Потрясающее личное обаяние Дуга могло увлечь практически любого человека, если сам Дуг этого хотел, — достаточно привести в качестве примера любовь Ти-Рене, и это в то время, когда он почти не разговаривал с ним, а также Рене, Лизу и даже Джима. Сейчас он работал на нее, и это ее устраивало. Он выдал самую величайшую греко-турецкую улыбку понимания, завершив ее осмысленными, серьезными морщинами на лбу и положив свою большую руку на ее плечо.

— Не думай, что я не понимаю, что происходит, — сказал он, — и не думай, что я тебя недооцениваю.

Она отпрянула — внутренне. Не внешне.

— Вот как?

— И я знаю, что ты собираешься решить все это.

— Вот как. — На этот раз это было отчужденное, уклончивое заявление, а не вопрос.

— Я знаю, что многое тебя шокировало. И ты много переварила. Пища была крупнее желудка, как сказал древний поэт. Но мне хочется, чтобы ты знала, что я, старый папаша Дуг Исмайлех, доверяю тебе.

— О, Дуг, — ее поймали в ловушку искренности едва ли не против ее воли. — Я даже не знаю, любит ли он меня. Честно говоря, не думаю.

— Конечно, он тебя любит, — улыбнулся Дуг. — По-своему.Разве ты не знаешь, что никто и никогда не любит друг друга одинаково? — Паузы для ответа не было. — И никто лучше меня не знает, как с ним трудно. Чтоб прожить с ним больше педели, нужно быть святым. Но Я знаю и то, что ты можешь с ним управиться.

— Ты так думаешь? — тихо сказала Лаки.