Не так страшен черт

– А, это вы, – рассеянно произнес, глянув на меня поверх газетного листа, Алябьев.

Можно было подумать, что его не только ничуть не удивил мой повторный визит, но даже, напротив, он ждал его, хотя и не сказать, что с огромным нетерпением.

– Добрый день, Александр Алексеевич! – приветливо улыбнулся я.

Алябьев не спеша сложил газету и положил ее на стол.

– Ну как, удалось вам отыскать Соколовского? – спросил он скорее просто для того, чтобы поддержать начатый не им разговор, чем действительно проявляя интерес к моим проблемам.

– Да, все в порядке, – все так же с улыбкой ответил я.

– Да? – Я готов был побиться об заклад, что в глазах Алябьева мелькнуло удивление, причину которого я, впрочем, объяснить не мог. – В таком случае что же вам от меня нужно?

И голос у него звучал как-то странно – по-прежнему бесстрастно и с эдаким барским пренебрежением, но при этом слышалось в нем еще и некое скрытое напряжение. Впрочем, мне было не до того, чтобы разгадывать причины незначительных странностей в поведении человека, которого я к тому же знал без году неделю. Быть может, ученый просто просидел вчера за книгами до рассвета. А может быть, перебрал лишнего, тоскуя по безвозвратно ушедшим временам.

– В прошлый раз вы говорили, что пару лет назад привезли из Японии набор сувенирных авторучек со штампами, которые презентовали затем своим коллегам, – напомнил я Алябьеву.

Ученый ответил не сразу, как будто ему потребовалось какое-то время, чтобы припомнить, действительно ли все было именно так, как я говорил.

– Ну да, – не спеша произнес Алябьев.

Медленно наклонившись вперед, он взял в руку кружку с остывшим чаем, стоявшую на краю стола, и, сделав из нее глоток, снова поставил на прежнее место.

– У Соколовского тоже была такая авторучка?

Ответ вновь последовал после непродолжительной, но отчетливо заметной паузы:

– Да.

– Вы не припомните, что именно было изображено на штампе принадлежавшей Соколовскому авторучки?

Алябьев не спеша хлебнул чайку, после чего поинтересовался:

– А, собственно, зачем вам это?

– Дело в том, что я получил по факсу ряд документов, и некоторые из них были помечены штампом, которым, как я догадался, Соколовский по привычке заменил свою подпись, – с ходу соврал я. – Но, поскольку связаться с Соколовским лично мне пока не удалось, я хотел бы быть уверенным, что это действительно его бумаги.

Новый вопрос Алябьева прозвучал едва ли не прежде, чем я успел закончить свою фразу:

– Что это за бумаги?

Подобный интерес показался мне совершенно неуместным, поэтому я вежливо, но решительно дал понять своему собеседнику, что ответа на него он не получит:

– Извините, Александр Алексеевич, но в данном случае речь идет о коммерческой тайне.

Алябьев с явно показным безразличием дернул плечом и снова взялся за кружку с чаем.

– На штампе, принадлежавшем Соколовскому, была изображена какая-то маленькая птичка, – сказал Алябьев. – Сам Николай называл ее воробьем. Но я бы не поручился за то, что это был именно воробей, просто маленькая птичка.

Я с трудом удержался, чтобы не улыбнуться и не щелкнуть радостно пальцами. То, что сообщил мне Алябьев, многое позволяло расставить по местам.

– А у вас случайно не сохранилась какая-нибудь бумага с оттиском этого штампа? – с надеждой спросил я.

Ничего не ответив, Алябьев выдвинул ящик стола и принялся рыться в заполнявших его бумагах.

– Держите, – сказал он, протягивая мне помятый лист писчей бумаги стандартного формата.

На листе шариковой авторучкой, четким, разборчивым почерком было написано: «Проект отчета Лаборатории генно-инженерных разработок за второе полугодие 2004 года. Зав. лабораторией Н.Н.Соколовский». Ниже шли четыре пункта, каждый из которых содержал не более двух-трех строк. В правом нижнем углу стоял штамп: маленькая красная птичка, помещенная в центр круга, – уменьшенный вариант того изображения, которое выдал компьютер Гамигина, обработав неясный отпечаток, оставшийся на столике в Интернет-кафе.

– Это какой-нибудь важный документ? – взмахнув листом бумаги, спросил я у Алябьева.

– Вы думаете, кого-то сейчас интересуют лабораторные отчеты? – усмехнулся ученый.

– Я могу забрать этот листок?.. Чтобы было с чем сравнивать…

Алябьев с безразличным видом провел по воздуху открытой ладонью, что, наверное, должно было означать согласие. Поблагодарив своего собеседника, я сложил лист бумаги вчетверо, сунул его в карман и поспешил назад в свой офис.

– Красный Воробей – это Соколовский! – радостно сообщил я Гамигину, ожидавшему меня не в кабинете, где я его оставил, а в прихожей, сидя на диване.

Выложив на стол, я припечатал ладонью листок с проектом лабораторного отчета, написанного рукой Соколовского.

Гамигин отреагировал на добытое мною вещественное доказательство довольно-таки безразлично.

– Я в этом даже и не сомневался, – быстро произнес он и посмотрел на часы.

– Мог хотя бы за компанию порадоваться, – обиделся я.

– Извини. – Гамигин поднялся на ноги и подошел к столу. – Меня срочно вызывают в отдел.

– Что-то случилось? – насторожился я.

– Можно сказать и так, – коротко кивнул черт. – Обнаружено тело Ястребова.

– Да ну? – удивленно вытаращил глаза я. – Где это вы его отыскали?

– В той же гостинице, где он проживал до убийства, – ответил Гамигин и быстро, чтобы предупредить все вопросы, которые я собирался ему задать, добавил: – Детали мне неизвестны. Извини, но мне пора ехать. Как только будут какие-нибудь новости, я с тобой свяжусь.

– Да нет проблем, – улыбнулся я и подмигнул своему новому помощнику: – Мы здесь с Сергеем и вдвоем управимся.

– Насколько я понимаю, эта бумага побывала в руках у Соколовского? – спросил Гамигин, указав на лист, который я положил на стол.

– Это его отчет… – начал было объяснять я.

Черт перебил меня, не дослушав до конца:

– Ты позволишь мне забрать его? На нем могут оказаться отпечатки пальцев Соколовского, которые, возможно, помогут нам идентифицировать личность Ястребова.

– Да эта бумага уже в стольких руках побывала, – с сомнением покачал головой я.

– Попробуем что-нибудь с ней сделать. – Гамигин двумя пальцами за угол схватил со стола бумагу и, прежде чем спрятать ее в карман, осмотрел с обеих сторон. – А это что? – спросил он, показав мне обратную сторону листа.

На обратной стороне проекта лабораторного отчета той же рукой, что и сам проект, но небрежно, наискосок, было написано одно только слово: «ФэстТур». Чуть ниже в столбик, одно под другим, были написаны три числа: 750, 2 и 1500.

– Представления не имею, – пожал плечами я. Но на всякий случай велел Сергею: – Перепиши.

Гамигин аккуратно сложил лист по сгибам, оставленным на нем моими руками, коротко кивнул на прощание моему новому помощнику, еще раз пообещал мне, что непременно позвонит, как только узнает подробности случившегося, и, более не задерживаясь, оставил нас с Сергеем без своего общества.