Не только демоны умеют любить

Правда, она же была и новее — Скорая заехала прямо в здание, ее уже ждали медики с каталкой, не прошло и десяти секунд, как Даша в окружении хоровода врачей уже унеслась куда-то к свету в конце бетонного тоннеля.

Яра выползла из открытой двери Скорой. Хлопнула дверца водителя и Васильич, седой мужик лет шестидесяти прислонился к машине рядом с ней.

Протянул сигарету, она взяла, прикурила и почувствовала, как ядовитый дым прочищает голову, заполненную липким туманом ужаса. Васильич тоже закурил и кивнул:

— Не хотят они в ту больницу больше никого возить. Мы за неделю туда человек десять свезли, все нормальные, без «люстры» даже ехали, а они померли.

— Все?

Он кивнул.

— Лучше дальше, но… Ты понимаешь, мы люди суеверные. Не знаю, что там, но туда никому не надо.

Яра затянулась глубоко-глубоко, потом еще раз, пока не начала кружиться голова, поискала глазами пепельницу — Васильич вынул из кармана. Затушила туда сигарету и тоже пошла в приемный покой. Ноги почти не подкашивались.

Свет в конце тоннеля был синеватым, тусклым. Пальцы казались полупрозрачными и вены выступали особенно сильно, словно только они и остались — ни костей, ни кожи. Зеркалу Яра была бы не рада сейчас. По полу змеились следы каталки — почему-то кровавые, хотя у Даши не было ран, но вскоре Яра наткнулась на размазанную по бетонному полу лужу и поняла, откуда они вели. Она последовала по петляющим следам и уперлась в стальные двери огромного лифта, больше похожего на грузовой. Кнопки рядом с ним не было, пришлось идти искать лестницу. Туда вела обитая дермантином дверь, похожая на дверь квартиры, даже с защелкивающимся замком, и единственная причина, по которой Яра лестницу нашла — дверь была открыта. Она придвинула осколок кирпича, который ей мешал закрываться и вышла. Было страшно не попасть обратно. В подвале она хотя бы знала, где выход на улицу и там был кто-то живой. Лестница вела вверх и вниз, и Яра очень, очень не хотела идти вниз. Там было темно, оттуда пахло затхлостью и гнилью, и со светом там были еще большие проблемы, чем здесь.

Поэтому она пошла наверх. И логичнее и не страшно. К счастью, через два пролета лестница вывела к распахнутым двойным дверям, за которыми бурлила обычная жизнь приемного отделения, как ей запомнилось, когда у нее был аппендицит. Ездили каталки и коляски, кто-то кричал, кто-то стонал, кто-то общался по телефону, несмотря на запрещающие знаки, на банкетках вдоль стен сидели ветхие старушки, бледные девы, одетые в куртки, несмотря на лето, бомжи. Хлопали двери индивидуальных боксов, родственники заполняли бумаги, примостившись кто на стуле, кто прислонив листочки к стене, и где-то там впереди маяком светила регистратура.

— Дарья Александровна Зотова! — выпалила Яра в окошко. Оттуда посмотрели поверх очков и скептически.

— Самоходом, что ли?

— Почему? — растерялась Яра. — На Скорой.

— Где же ваша бригада?

— Не знаю, они вот Дашу увезли, и я…

— Справок не даем! — отрезали в окошке и даже захлопнули его для ясности. Хотя снова пришлось открыть — туда уже совали какие-то бумаги врачи в хирургических пижамах и масках. Яра отошла, но когда регистратура освободилась, снова сунулась туда:

— Вы скажите, она жива хоть?

В окошке почему-то вздохнули, что-то неразборчиво пробормотали и сжалились:

— Зотова? Стабильна. Завтра принесите одежду и полис.

— У меня есть полис! — обрадовалась Яра и стала рыться в Дашиной сумке. Там был паспорт, и Яра пролистнула его — полис проскользнул сквозь страницы, Яра поймала его на лету и подала в окошко.

— Приемные часы с 17 до 19, если переведут в палату. В реанимацию только родственникам, — сказали оттуда.

— Хорошо, — кивнула Яра вновь закрывшемуся окошку и устало отошла к свободной банкетке. Страх отпустил, стало легко и очень радостно, но почему-то подкашивались ноги.

Сидящий по соседству бомж от всей души протянул ей какой-то пузырек темного стекла.

— Боярышник с пионом! — похвастался он. — Все тут пьют и благодарят.

— Нет, спасибо, — Яра подхватилась и пошла искать выход на улицу.

Coda

* * *

Сотня стражей — это так мало, когда сражаешься за свою свободу в покрасневшей от флагов и крови Москве.

И так много, когда ты заперт в маленькой комнате, куда эта сотня поместится только если будет стоять плечом к плечу, как терракотовая армия.

Свечи и дыхание сотни отборных воинов — и воздух сгустился настолько, что тьма казалась светом.

Демон мог бы не дышать вообще, но ему хотелось наконец-то побыть живым.

Поэтому пришлось ослабить оковы и отпустить стражей от себя, замаскировать их, заставить потеряться в людской толпе.

Здесь они ему только мешали.

Он начал подготовку ритуала.

Нужно было освоиться с новой реальностью, с новым временем, перестроить привычные ему сочетания, найти те, что появились за сотню лет.

Что стало редкостью, а что превратилось в обыденность?

Какие ритуалы работают, а какие — сломались навсегда?

* * *

4

Почему-то Яре не пришло в голову вызвать такси. Так в прострации она и вышла на улицу, обнимая Дашину сумку, свернула, пошла вдоль больничного забора, свернула снова…

И только очутившись вновь перед калиткой, откуда недавно вышла, очнулась и огляделась по сторонам. Час был то ли поздний, то ли уже ранний — летний рассвет уже разгорался далеко на востоке, темнота была не черной, а серой, уже пели самые нетерпеливые птицы и Яре захотелось пройтись. Маньяков и грабителей в три с лишним часа ночи она встретить не ждала, а в воздух пах непривычно для Москвы — свежестью и травами, как где-нибудь в деревне.

И она пошла. Проносившиеся редкие машины не останавливались, прохожих не было вовсе, зато из двориков и садов у бывших усадеб ветер волнами пригонял то сладкий запах лип, то строгий чужой аромат жасмина.

Звук шагов разносился далеко, Яра даже удивилась, что так громко ходит. В суете и шуме дневного города это было незаметно. Она посмотрела на подошву своих ботинок. Ну неудивительно, там железные гвозди! Суровую обувь она купила!

Она перебирала в голове дела — зайти домой к Даше, взять тапочки и одежду, купить ей апельсинов каких-нибудь. Почему в больницу все время носят апельсины? Сигареты же! Вот что надо купить! И поехать пораньше — в обмороке, в коме, в летаргическом сне — но до пяти вечера без никотина Дашка свихнется! Уж как-нибудь придумает, как передать.

Что еще… Душ можно принять у нее дома, к себе не заезжать. А хотя нет, там закуска на столе осталась, протухнет.

Яре не хотелось возвращаться домой. Головой она понимала, что если Игорь вернется, то больше ему некуда деться, но все равно без него там было неуютно и страшно, так и осталось ощущение того страшного утра, когда он пропал.

Яра вдруг почуяла в ветерке неприятный гнилой запах, похожий на запах лилий. Ее мама очень любила лилии, а Даша морщилась. Когда мама умерла, она скупила все лилии в окрестных магазинах и навсегда запомнила запах морга и кладбища именно таким. Еще ей казалось, что так пахнет гниющая плоть — она стала обходить один подземный переход, где часто сидел нищий и с ногой у него было что-то нехорошее, раз она так пахла.