Не торопись сжигать мосты

– Нет, конечно. Извини. Я думаю только о тебе. Весь вечер думал.

– Так думал, что забыл позвонить?

Гроза приближалась, Грегори уже слышал раскаты грома. Он наклонился, положил руку ей на бедро и прильнул к сухим губам таким долгим поцелуем, что она едва не задохнулась.

7

Она бежала по дороге. Точнее, пыталась бежать, потому что, как ни старалась, все равно оставалась на месте, словно ее удерживали невидимые эластичные нити. В голове шумело, легким не хватало воздуха, и они высыхали, превращаясь в сморщенные листочки. Над головой у нее тонко жужжала муха, но она знала – это не муха, а огромное черное чудовище, которое ударит ее в спину, как только она оглянется или остановится. Ноги наливались свинцом, и ей казалось, что из груди, как из топки, вот-вот вырвется пламя.

Внезапно полотно дороги ушло из-под ног, и она поняла, что падает в пропасть.

– Марти!..

Несколько минут Шеннон лежала неподвижно, стараясь дышать глубоко и медленно. Пару недель назад она прочитала в какой-то брошюре, что кошмары с преследованием чаще всего связаны с комплексом вины, которую человек не признает, но которую ощущает на подсознательном уровне. Если так, то получается, что она чувствует себя ответственной за смерть Марти?

Шеннон закрыла глаза.

В тот раз Марти приехал на целых три дня. Два из них стали самыми счастливыми в ее жизни. Они гуляли, ходили в кино и по магазинам, сидели в кафе. Все было чудесно. Все было, как раньше. Вечером второго дня он пригласил ее пообедать к себе домой. Разумеется, Шеннон знала его родителей, как знала и то, что они не питают к ней теплых чувств, вероятно считая, что их сын вполне может найти пару и получше.

Тем не менее все прошло относительно неплохо. Гринуэй-старший расспрашивал Шеннон о планах на будущее и, кажется, остался доволен как ее серьезностью, так и умением вести себя. Миссис Гринуэй, державшаяся поначалу сдержанно и холодновато, к концу обеда оттаяла и даже пригласила гостью посмотреть семейный альбом.

После обеда перешли в гостиную. Гринуэй-старший достал бутылку старого портвейна. В какой-то момент Марти подмигнул ей, а она улыбнулась в ответ. Он вдруг поднялся. Все почему-то замерли.

– Ты готова выйти за меня замуж?

Наверное, это было временное помутнение рассудка.

– Я готова хоть завтра.

Он наклонился, поцеловал ее в губы и, повернувшись к родителям, сказал:

– Завтра мы с Шеннон поженимся.

Он приехал за ней около полудня.

– Слетаю за кольцами в Лондон.

– Зачем так далеко?

– Видел отличную пару. Итальянская работа.

Она замялась.

– В чем дело?

– Ты уверен, что мы правильно все делаем?

– На все сто. Я люблю тебя.

Шеннон все еще мялась.

– Я рассказала маме. Она говорит, что лучше было бы подождать, пока ты закончишь университет.

– Ты тоже так думаешь?

– Не знаю. Я хочу быть с тобой, но…

– Тогда ни слова больше. Вернусь часа через два. – Он помахал ей рукой. – Смотри не выскочи за кого-нибудь, пока меня не будет.

Шеннон рассмеялась.

– Будь осторожен. Ночью подморозило, и на дорогах скользко.

– Я всегда осторожен, ты разве не заметила? – Марти надел черный гребенчатый шлем, опустил очки и стал похож на инопланетянина.

Таким она его и запомнила.

Через три часа позвонила его мать. Еще через час – отец. К тому времени Шеннон уже не находила себе места и после звонка поспешила к Гринуэям. Она подходила к дому, когда ее обогнала полицейская машина. Миссис Гринуэй стояла у ворот. Двое вышедших из машины полицейских направились к ней. Один из них, постарше, что-то сказал, и мать Марти покачнулась и начала падать. Второй полицейский подхватил ее, и тут же из дома выбежал отец. Миссис Гринуэй унесли внутрь. Последнее, что запомнила Шеннон, был ледяной, полный ненависти взгляд ее несостоявшегося свекра. А потом небо и земля задрожали, наклонились и поменялись местами.

Марти похоронили двумя днями позже. Шеннон провела в больнице две недели. Через палату от нее лежала миссис Гринуэй. Шеннон не знала и не хотела знать, как он погиб, и только через несколько месяцев набралась сил открыть местную газету.

На первую годовщину его смерти, почти накануне Рождества, почтальон принес маленький пакет. Развернув бумагу, Шеннон обнаружила изящный футляр, в котором лежали два тонких золотых колечка итальянской работы.

Часы показывали четверть восьмого утра. На субботу у Грегори были намечены кое-какие дела, а Тара никак не желала просыпаться. Встав полчаса назад он принял душ и побрился, потом прошелся по комнате, но подружка даже бровью не повела. Конечно, можно было бы облить ее холодной водой или пощекотать пятку, но это грозило серьезными последствиями, а рисковать ему не хотелось.

Взгляд скользнул по укрытой простыней фигуре. Черт, она действительно хороша! И не только. Немногие женщины способны вытворять в постели то, что проделывала Тара. Сейчас она казалась ему сексуальнее, чем раньше. Даже спутанные волосы только добавляли ей привлекательности. Длинные черные ресницы казались еще чернее на фоне бледного лица, распухшие от поцелуев губы слегка приоткрылись, а выглядывавшее из-под простыни бедро…

Грегори отвернулся и даже скрипнул зубами. Каждый изгиб ее роскошного тела, каждый похожий на затаенный стон вздох, каждое движение отзывались в нем всплеском желания.

И все-таки что-то было не так. Это что-то поселилось в нем недавно и проявлялось лишь в неясном беспокойстве, которое он испытывал, когда смотрел на Тару.

В чем же дело? Он еще раз прошелся взглядом по мягким контурам фигуры и, отвернувшись, попытался воспроизвести увиденное. Согнутая в колене нога… упругое розовое бедро… тяжелая колышущаяся грудь… лицо…

Лицо! Оно было другим. Вместо лица Тары, чуть сплюснутого, с веснушками у носа и узкими черными бровями, он видел другое. Но чье?

Стараясь не разбудить Тару, Грегори прошел в крохотную кухню и открыл холодильник. Внутри он увидел сморщенный лимон, два батончика масла, кусочек заплесневевшего сыра «хаварти», приправы и бутылку тоника. В морозильной камере нашлось несколько упаковок куриных грудок, пара коробок пиццы и рубленый бифштекс. Готовка всегда была для него не источником удовольствия, а неизбежной необходимостью. Да и вообще кухня угнетала своей стерильной чистотой. В просачивающихся через серые жалюзи полосках жидкого света висели редкие пылинки. Раковина и сливная полка были пусты и сухи. Микроволновка выглядела так, словно ее только что принесли из магазина.

Он отрезал полоску сыра и сел на табурет.

Не пора ли, как говорит Сэм, найти тихую гавань, бросить якорь и скатать паруса? Взять кредит, купить квартиру, жениться на Таре…

– Проголодался? – Потягиваясь она стояла в дверном проеме. – Подожди, я приму душ и что-нибудь приготовлю.

– Знаешь, я, пожалуй, только выпью кофе. Есть кое-какие дела… – Вранье всегда давалось Грегори с трудом, и теперь он чувствовал, как теплеют от прилившей к ним крови щеки.

– Дела? В субботу? – Тара покачала головой. – Ладно, сделай и мне чашечку. Я быстро.