Не тронь гориллу
Шрифт:
– Нет, – сказал он, но по его тону было ясно, что он знает ответ.
– Я поняла: то, что удается мне увидеть, – всего лишь маска. Ты все время притворяешься. И поэтому жестко контролируешь себя, всегда демонстративно спокоен. Вся твоя жизнь – сплошное лицемерие…
– Роберта, ты преувеличиваешь. Я не такой…
– Не ври мне! – рыдала она, уже не сдерживаясь. – Не ври мне, прошу тебя! Я все про тебя поняла! Правда в том, что ты не только все забываешь, ты все время меняешься. Ты каждый день другой: твои вкусы, твое поведение… Одна и та же книга то увлекает тебя, то наводит тоску. Иногда ты понимаешь немецкий язык, иногда нет. По четным дням тебе нравится плавать, а по нечетным
Неожиданно силы полностью оставили его, и он, словно пустая оболочка, осел на пол, глядя на нее снизу вверх. Было видно, как ему больно, как он мучается.
– Ладно, – чуть слышно сказал он. – Хватит. Хорошо. Врать не буду. Если б ты знала, как это трудно. И ты не сошла с ума.
– Значит, все правда?
– Да.
– И ты никогда не спишь?
– Я не могу, не знаю почему. И никто этого не знает…
– А то, что ты… все время меняешься?
– Как тебе объяснить… На самом деле я не меняюсь. В книгах по такому случаю говорится о раздвоении личности. Термин, лишенный эмоций…
– Ты – шизофреник? – Слово, которое крутилось в голове все это время и наводило на нее ужас, наконец сорвалось с ее губ.
– Нет, но что-то похожее… – Он провел рукой по лбу. – Нас двое, здесь, внутри меня. Мы похожи, но не совсем одинаковые. Я не забываю ничего, я просто помню свою часть. А другая моя половина помнит остальное. Мы все делим пополам, я и он. И я ничего не могу с этим поделать. Мне жаль…
– Ты и он… Не говори так, ты один человек! – Это был кошмар, хуже, чем она могла себе представить.
– Тело одно, но мозг…
– Надо лечиться!..
– Ты хочешь, чтобы меня заперли на замок? – Было видно, что он рассердился. Но это была холодная ярость, обращенная не на нее. – А если это ничего не даст? Ты думаешь, мне хочется, чтобы меня подвергли электрошоку или лоботомии?
– Ведь не все врачи – мясники. Они могли бы подобрать подходящее лечение.
– Наверное, лечение могло бы дать результат. Но в таком случае я рискую потерять часть себя, причем не исключено – именно ту, что сейчас разговаривает с тобой. Для меня это было бы равнозначно смерти. И меня больше бы не существовало.
– Нет, ты бы существовал. Только… как единое целое. И здоровый…
Он медленно покачал головой и сказал:
– Это не так, поверь мне, ты не знаешь, о чем говоришь. Такими, какими мы являемся, мы обречены оставаться, и я научился сосуществовать с этим. С трудом, через страдания, но научился… – Он посмотрел на нее, и она прочла в его глазах скрытую мольбу. – Может быть, и ты со временем тоже смогла бы научиться принимать все, как есть…
– Нет! – вырвалось у нее непроизвольно.
– Я – тот, что всегда был с тобой. И мы многое делили вместе. И ведь было же нам хорошо. Мы могли бы попробовать…
– Нет, я не хочу. Прости, но не могу.
Ему было всего двадцать три года, однако внезапно он показался ей стариком.
– Понимаю, – проговорил он негромко. – Мне очень жаль, что у нас все так кончилось, мне стоило бы все сказать тебе раньше. Я привык держать это в себе… Это нелегко…
– Да, конечно…
Они сидели молча. Наконец, собравшись с силами, после некоторого колебания, она решилась задать ему вопрос, который крутился у нее на языке:
– Можно спросить тебя еще кое о чем?
– Обо всем, о чем хочешь…
– Когда мы начали встречаться, первый раз, когда мы занялись любовью… это был ты? Я хочу сказать, был тот, с кем я сейчас разговариваю, или тот, другой?
– Какое это имеет значение?
– Для меня сейчас имеет.
– Но…
– Ответь мне. Он вздохнул:
– Хорошо.
Это был не я. Это был он.Этого она и боялась, и это было ужасно.
– Уйди из моего дома. – Она почувствовала, что у нее закружилась голова. – Сейчас же, быстро!..
– Поверь мне, нет никакой разницы. Я тоже хотел…
– Вон отсюда! Я не хочу тебя видеть! Пошел прочь! – Она вскочила и схватила его за руку, вынуждая встать с пола. – Я не хочу больше слышать тебя! Вон! – Она толкнула его к выходу, преодолевая его слабое сопротивление.
– Роберта, послушай меня. Я не хочу, чтобы все так закончилось. Это несправедливо.
Но она не слушала, продолжая то толкать, то тянуть его к двери. Он прекратил сопротивляться и дал вытолкнуть себя на лестничную площадку.
– Роберта, но я же люблю тебя!..
Хлопнула дверь, прервав фразу на полуслове. Сотрясаемая рыданиями, она соскользнула по двери на пол. И с ее губ сорвалось еще одно ужасное слово, которое уже несколько дней кружилось в мозгу:
– Урод!
1
Я проснулся со ссадиной на скуле и опухшими костяшками пальцев правой руки. Хороший знак – вероятно, Компаньон нарыл чего-то интересненького. Быстро! Я даже не успел заскучать в ожидании результатов, насладиться теми немногими часами, какие, пробудившись, мог использовать для безделья: ведь он уже обшарил город вдоль и поперек в поисках ублюдка по имени Раффаэле. В таких делах он не особо церемонится, поскольку не посещал школу джентльменов Скотланд-Ярда.
Следуя разработанной им тактике, он, образно говоря, сует нос во все мусорные баки, взбаламучивает грязь в канавах, чтобы посмотреть, какие черви выползут из отбросов. Когда он прекращает работать «собакой, ищущей трюфели» в самых мерзких местах, он начинает крутиться среди друзей и врагов, подкупая, обещая, попрекая старыми долгами и договариваясь о новых. И, проанализировав собранную информацию, ориентирует себя во времени и пространстве.
Мне абсолютно непонятно, как ему удается втираться в доверие к самым, казалось бы, осторожным людям. Они и не подозревают, что он что-то разнюхивает, вытягивает из них информацию, – настолько он может быть обаятельным, когда это необходимо. К сожалению, среди его обычных контактов не оказалось ни одного сутенера, и первые попытки поиска не дали результатов. «Папашки», «мамки», «покровители» – одним словом, сутенеры всех мастей – считаются подонками из подонков, и представители других слоев преступного мира стараются не общаться с ними без крайней нужды из опасения потерять уважение себе подобных. Потершись среди последних и получив нулевой результат, Компаньон сделал паузу, и ему в голову пришла прекрасная идея составить словесный портрет Раффаэле с помощью Патти, королевы зверопанков. Он позвонил ей, назвавшись дядей Пеппино, и пригласил залакировать жизнь бутылкой «Мартини».
После третьего стакана – если бы вы знали, какая это пытка для моего непьющего Компаньона! – ему удалось заставить ее воскресить в памяти лицо нужного человека. Патти, как оказалось, была свидетелем безобразной ссоры между Алисой и Раффаэле за год до того, как Алиса решила окончательно порвать со своим красавчиком и всерьез женихаться со Скиццо. Дело дошло до драки, и Раффаэле бегал то за Алисой, то за Патти с ножом, обещая искромсать их на куски и скормить собакам.
Из слов Патти нарисовался следующий портрет Раффаэле: довольно симпатичный и изящный блондин лет тридцати пяти, греческий профиль, светлые глаза, рост – метр восемьдесят. Владелец «фиата-баркетта» и завсегдатай ипподрома. Описание довольно общее, но достаточно детальное для девушки, которая давно об этом не вспоминала.