Не ты

* * *

Чеб, Чебурашка1 — человек в наушниках, звукорежиссер.

Птицеферма2 — на языке звукорежиссёров — «Х-фактор» и прочие вокальные шоу.

3 — Мот — Муссоны (ft. Артем Пивоваров)

Глава 19

— Ты маленькая негодяйка, — шептал Самохин между жаркими влажными поцелуями.

— Это еще почему?

— Нельзя так бессовестно испытывать мое терпение.

— Нельзя так надолго оставлять меня без тебя, — нагло парировала Маша, развязывая узел полотенца у Димы на поясе.

Он замер, когда ее ладошка решительно скользнула вниз и осторожно сжала эрегированный член, а после набросился на Машку, как оголодавший. Да такой он и был по большому счету. Одного раза с ней Самохину было совершенно недостаточно, а больше… Больше он просто не мог себе позволить. Она же девочка! Была… И от этого тоже башню сносило. Никогда не думал, что это будет для него так важно. Он же современный прогрессивный мужик! А вот, как оказывается, память предков работает!

Раздел ее. Скользнул твердыми пальцами по настороженно сжавшимся ярко-розовым соскам, прижался губами к россыпи веснушек над левой грудью. А Маша тоже не пасовала, гладила его спину, издавая какие-то совершенно волшебные грудные звуки. Так кошки мурчат, в ожидании ласки. Прижал Машу к стене, подхватил под попку так, чтобы она оплела его своими длинными ногами, и с мучительным стоном проехался по ней членом.

Мура тонула во всем происходящем. Первый раз для нее был довольно болезненным, как, наверное, и для любой другой девушки, однако ее мужчина сделал все, чтобы компенсировать дискомфорт, и в итоге… она кончила. Вымученно и болезненно, что несколько смазало возможный кайф. А теперь ей хотелось повторить, но уже нормально, выжимая друг друга по максимуму.

— Пойдем в кровать…

Самохин растерянно хлопнул глазами, решительно кивнув, устраивая Машу поудобнее на себе и еще более плотно прижимаясь пахом к развилке ее ног. Так и пошли — совершенно бесстыдно потираясь друг о друга. Упали на кровать. Иногда Маше казалось, что она непременно будет стесняться, но Дима смог сделать так, что этого не произошло. Под его восхищенным взглядом ей хотелось только еще больше открыться. Максимально, демонстрируя всю себя, чтобы огонь в его глазах разгорался с каждым разом все сильнее. Чтобы он отчетливо понимал, что она даст ему все! Абсолютно все, что он только захочет. На секунду их сумасшедшие взгляды сплелись. А после Самохин медленно прошелся глазами по всему ее телу. Маша сглотнула, но взгляда не отвела. На ее маленький напряженный клитор легли его твердые пальцы, погладили осторожно и углубились дальше, размазывая влагу, открывая дорогу его обжигающей плоти.

— Хочу тебя, солнышко… Красавица моя… — бессвязно шептал, медленно-медленно продвигаясь внутрь.

Это было невозможно остро. Где-то на грани боли. Маша выгнулась на подушке, поставляя беззащитную шею под его голодные поцелуи, и отчаянно толкнулась навстречу. С любимых губ сорвались совершенно не романтические ругательства, которые лично её ужасно заводили.

— Скажи еще…

— Что сказать?

— Что… ты… будешь… делать… со мной?

— Любить тебя, солнышко…

— Нет… То есть да, но не то…

Самохин терял нить разговора, он вообще искренне не понимал, почему Маша решила поболтать именно сейчас. Когда контроль на нуле, когда только и хочется, что втр*хивать ее в эту кровать и…

— Я буду тебя трах*ть, — вбиваясь еще глубже, шепнул он, — до звезд перед глазами…

— Да…

Когда это сумасшествие закончилось, утомленная и действительно затрах*нная до одурения Маша уснула. А он… Он наоборот пребывал в какой-то эйфории. Гладил ее влажные рыжие волосы, то улыбаясь, как последний придурок, то озабоченно хмурясь. Не сможет ее отпустить от себя сегодня. Да и как завтра это сделать — не знает. Не мог уже без нее, не хотел! Не видел ни единой причины, по которой бы должен был с ней расставаться. В конце концов, он взрослый мужик! И в состоянии докумекать, чего хочет от этой жизни. О чем здесь в принципе думать, если скрутило так, что нет сил? Если без нее вообще ничего не хочется? Даже любимая работа больше не доставляет удовольствия, а скорее бесит тем, что отнимает время, которое он бы с гораздо большей радостью провел с Машей… И ведь вопрос о том, что с этим всем делать, даже на повестку дня не выдвигался. Зачем? Самохин уже понимал, что и сам не ограничится короткими встречами. Тут дело не в том, что с Машей нельзя без штампа в паспорте. А в том, что сам всего этого дерьма хочет! Сорок лет не хотел, а тут…

Встал с кровати. Накрыл Машу простыней и чуть добавил градусов на кондиционере. Прошел в кухню, уселся за барную стойку и достал из пачки сигарету. Нет, он не собирался курить, его женщине это не нравилось. Просто руки хотелось занять.

Пока они оба заняты на работе — ни о какой свадьбе и речи быть не может. В августе из отпуска выйдет его секретарша — тогда станет полегче, но, опять же, на этот месяц запланировано открытие еще трех сортировочных центров, и даже при желании он не сможет вырваться, чтобы провести с женой нормальный медовый месяц. Ну, ладно… Неделю! Но неделю тоже не сможет… И так до октября. А там уже Машкина учеба в разгаре, ну… и что делать?

Громкое урчание в желудке напомнило о том, что они так и не поужинали. Самохин открыл первый попавшийся судок и закинул в рот какой-то рулетик. С бастурмой — понял мужчина.

— Ну, и кто тут ест, пока я сплю?

Самохин обернулся, ухмыляясь, и сгреб Машу в объятья.

— А нечего спать. Это вообще некультурно — сразу после этого самого. Никакой в тебе романтики!

— Прости, я так больше не буду! — без всякого раскаяния в голосе покаялась Маша, а после откинула голову и рассмеялась звонко. — Может, все же сжалишься надо мной и покормишь?

— Давай, садись…

— На руки?

— А куда же еще?

Ну и ладно. Она и не против. В его руках вообще, может, лучшее место на планете! Маша открыла еще пару контейнеров с едой и притворно вздохнула:

— Такими темпами я скоро стану толстой и некрасивой! Нельзя столько есть на ночь.

В противовес собственным же словам — сунула в рот кусочек фаршированной рыбы и с аппетитом пережевала. — Вкусно! — вынесла вердикт, — хочешь?

— Из твоих рук все, что угодно. Но вообще я не очень люблю рыбу.

— А что любишь? — деловито поинтересовалась Маша, изучая предложенный ассортимент.

— Мясо! Говядину… Спаржу в сливочном масле. И пражский торт. Три блюда, которые я могу есть каждый день.

— Какой ты неприхотливый! Мне такой вариант подходит! Мозги не нужно будет вывихивать, что приготовить на ужин.

Она говорила как бы между прочим и шутя, но Самохин не был дураком и прекрасно понимал, что таким образом она прощупывает почву под их стремительно развивающимися отношениями. И он ее осторожность понимал. Улыбнулся ей в волосы:

— Ты вообще можешь ничего не готовить. Добытчик я или нет? Ты, Машка, главное, сама будь.

Маша улыбнулась робко и резко опустила ресницы. Смешная такая…

— Я буду, Дим… Всегда, — добавила уверенно, а потом, еще больше смутившись, вскочила, — ох, а где мой телефон? Ты не видел?

— Он, похоже, сдох… А что это за песня играла?

— Песня? Так это та, на запись которой я ездила. Помнишь? Классно получилось, правда?

— Наверное, — пожал плечами Дима, — голос какой-то знакомый.

Он последовал за Машей в спальню, где среди разворошенной постели она пыталась найти телефон:

— И правда, сдох, — прокомментировала она, — у тебя случайно нет зарядки?

— Нет. Вот куплю тебе нормальный аппарат — будет.

— Да зачем, Дим? Меня этот полностью устраивает…

Самохин вздохнул тяжело:

— Ты от каждого моего подарка собираешься отнекиваться?

— Что? Нет… Конечно, нет.

— Вот и не надо, — улыбнулся мужчина, — потому что это все равно бесполезно. Так… у меня, вроде, где-то был переходник, может и придумаем чего. Деда предупредишь, что дома ночевать не будешь. Сегодня я тебя никуда не отпущу.