Не учите меня жить!
Шрифт:
— Все еще в инвалидном кресле, насколько мне известно.
— Ужас какой, — испуганно прошептала Шарлотта. — То есть он калека?
— Нет, — кратко ответила я. — Он практически здоров, но говорит, что в инвалидном кресле намного удобнее. Все жалеют.
— А, ну тогда ладно, — облегченно вздохнула моя сострадательная подруга. — Я уж думала, он совсем-совсем ничего не может.
Шарлотта продолжала:
— А теперь, когда ты знаешь, почему всегда выбираешь не тех мужчин, ты больше этого не сделаешь. — Она радостно просияла. — Пошлешь куда подальше пьянчуг вроде Гаса, встретишь
Улыбнуться ей в ответ столь же лучезарно я не могла.
— Знаешь, — невесело рассмеялась я, — если даже я и понимаю, отчего обращаю внимание не на тех людей, это вовсе не значит, что я перестану это делать.
— Чепуха! — воскликнула Шарлотта.
— Может, я просто стану злобной стервой и возненавижу тех, кто пьет.
— Нет, Люси, ты разрешишь себе быть любимой тем, кто тебя достоин, — процитировала она. — Смотри главу десятую.
— Но сначала придется избавиться от глубоко укоренившихся привычек… Не будем забывать, что и я читала эту книгу. Глава двенадцатая.
Моя неблагодарность ее потрясла.
— Почему ты так зажата? — спросила она. — Ты сама не понимаешь, как тебе повезло. Чего бы я ни отдала за семью с проблемами!
— Поверь, Шарлотта, дело того не стоит.
— А если со мной и моей семьей все в порядке, как объяснить, почему все мои романы кончаются плохо? Получается, мне некого винить, кроме себя, так, что ли?
И она опять уставилась на меня с нескрываемой завистью.
— Слушай, а может, мой отец буян? — с надеждой спросила она.
— Не похоже, — ответила я. — Я его мало знаю, но, по-моему, твой отец очень милый человек.
— А может, он «слабый, бездеятельный и не внушает уважения как руководитель»? — прочла она, не отрывая глаз от книжки.
— Совсем наоборот, — возразила я. — Он вполне внушает уважение.
— А может, он зациклен на дисциплине? — умоляюще продолжала она. — Или у него магия величия?
— Мания величия. Нет, нет.
Шарлотта начинала злиться.
— Люси, я, конечно, понимаю, что твоей вины в том нет, но ты заронила мне в голову мысли, — обиженно сказала она, — и теперь я просто не знаю, что и думать…
— Если так, мне надо поставить памятник при жизни, — пробормотала я.
— Это подло, — сказала она, и в ее глазах блеснули непрошеные слезы.
— Прости, — смутилась я. Бедная Шарлотта! Как ужасно быть умной ровно настолько, чтобы сознавать собственную глупость.
Но, слава богу, огорчаться надолго Шарлотта не умела.
— Расскажи еще раз, как ты послала Гаса, — возбужденно потребовала она.
Я рассказала — не в первый и, наверно, не в последний раз.
— А что ты чувствовала? — жадно спрашивала она. — Власть? Торжество? Ох, были бы у меня силы поступить так же с этим гадом Саймоном!
— Ты с ним давно говорила?
— Я спала с ним во вторник вечером.
— Да, но говорить-то говорила?
— В общем, нет.
И она рассмеялась.
— Люси, я так рада, что ты вернулась, — вздохнула она. — Я по тебе скучала.
— Я по тебе тоже.
— А теперь, когда ты вернулась, мы отлично можем поговорить о Фруйде…
— О ком? А, о Фрейде.
— Как-как?
Скажи еще раз, как его?— Фрейд. Почти как картошка фри.
— Фрейд, — повторила Шарлотта. — Да, о Фрейде я читала… Так вот, Фрейд говорит, что…
— Шарлотта, ты что делаешь?
— Тренируюсь перед субботней вечеринкой, — с неожиданной горечью ответила она. — Меня уже тошнит от мужиков, которые думают, что, если у меня большая грудь, значит, я дура. Я им всем покажу. Как выдам что-нибудь о Фруде, ой, то есть о Фрейде… Хотя они, наверно, даже не заметят, мужики никогда не слушают, что я говорю, они общаются только с моей грудью…
Но приуныла она ровно на секунду.
— А ты что наденешь на вечеринку? Ты уже сто лет толком никуда не ходила.
— И туда не пойду.
— Ты что, Люси, с ума сошла?! Тебе надо развеяться.
— Пока не хочу. Я еще в себя не пришла.
Шарлотта закатилась смехом и не могла остановиться.
— Дурочка ты, дурочка, — воскликнула она, давясь смехом, — послушать тебя, так можно подумать, будто ты в трауре!
— Так и есть, — отрезала я.
77
Гнев, вспыхнувший во мне при встрече с Гасом, помог покинуть родительский дом без мук совести и раскаяния. Я вернулась к Карен и Шарлотте и стала ждать, когда жизнь наладится.
Даже не знаю, как я могла тогда думать, что так легко отделаюсь.
Не прошло и суток, как Чувство Вины сбило меня с ног. Муки совести терзали меня каждый день. И, как будто этого мало, я корчилась под сокрушительными ударами Тоски, Гнева и Стыда.
Меня не оставляло ощущение, будто мой отец умер. В каком-то смысле так и было: человека, которого я считала отцом, для меня больше не существовало. Да, в общем, и никогда не существовало — разве что в моем воображении. Но оплакивать его я не могла, потому что он еще жив. Хуже того: он жив, а я сознательно бросила его. Чем лишила себя права скорбеть.
Дэниэл вел себя потрясающе. Он сказал, чтобы я ни о чем не беспокоилась, обещал что-нибудь придумать, но я не могла ему этого разрешить. То была моя семья, мои проблемы, и решать их предстояло мне одной. Прежде всего я заставила Криса и Питера выдернуть наконец головы из песка, и, надо отдать этим лентяям должное, они сказали, что помогут приглядывать за папой.
Дэниэл предлагал еще обратиться в социальную службу. Раньше я не могла бы представить себе большего позора, но теперь чувство стыда не мучило меня, поскольку я уже не чувствовала боли.
Поэтому я принялась звонить в разные инстанции. По первому набранному мною номеру мне дали второй и велели звонить туда, а там сказали, что помочь мне должны те, кому я звонила сначала. Я опять позвонила туда и услышала, что правила изменились и на самом деле мне должны помочь те, кто отвечал по второму телефону.
Снова и снова я занимала служебный телефон только затем, чтобы еще раз услышать: «Это не в нашей компетенции».
Наконец, поскольку папа представлял несомненную опасность для себя самого и для других, они сделали для него исключение, прикрепили к нему социального работника и помощника по хозяйству.