Не уходи
Шрифт:
— Нет, обо мне не беспокойся. Но когда срок правления Эйзенхауэра закончится, я окажу всемерную поддержку кандидату от демократов. А может, даже выставлю свою кандидатуру на выборах в конгресс.
Через месяц Фрэнк предстал перед Комиссией по антиамериканской деятельности и, воспользовавшись Пятой поправкой, отказался давать показания. Его отправили в тюрьму за неуважение к комиссии, и Грег прилетел из Вашингтона один, взбешенный от ярости.
— Ему можно помочь? — спросила Лизетт, когда муж принял душ и переоделся.
Грег покачал головой:
— Пока нет, но дни Маккарти сочтены. Он начинает
Лизетт чуть нахмурилась.
— Сегодня утром я получила письмо от мамы. Одновременно с нами приедут Люк и Анабел. Ты не возражаешь, дорогой?
— Нет. — Грег отвернулся, и только очень чуткое ухо уловило бы напряжение в его голосе. Он уже давно решил, что не Люк Брендон причина несчастий, омрачивших их жизнь. Поэтому не собирался откладывать отъезд во Францию только из-за того, что в это время в Вальми будет Люк.
Посмотрев на Лизетт, Грег внезапно ощутил такую же внутреннюю дрожь, как в тот момент, когда впервые увидел ее.
— Мелани составит компанию Люси, — сказал он, думая только о том, что страстно хочет заняться любовью с Лизетт. Но Грег понимал, что, если это случится, жена, как всегда, будет притворяться. Он давно заметил этот обман, но у него не хватало смелости сказать ей об этом.
— А бабушка и дедушка говорят только по-французски? — полюбопытствовала «типичная американка» Люси, когда они стояли на палубе.
— Да, — рассмеялась Лизетт. — И тебе тоже придется говорить по-французски, Люси.
Розовые щеки девочки напоминали спелые яблоки. Ее кудри взметнулись, когда она тряхнула головой.
— Мама, мне не нравится говорить по-французски. Пытаясь выразить свою мысль, я трачу слишком много времени. Это Доминик знает много слов. А мне нравится говорить быстро.
— Это все потому, что ты у меня болтушка, дорогая. — Лизетт крепко обняла дочь. — Смотри! Видишь белые скалы? Это Франция. Мы почти дома!
Люси с любопытством посмотрела на мать.
— Но мы же только что уехали из дома, — заявила она, следуя детской логике. — И долго не вернемся туда. До конца лета.
Лизетт ухватилась за поручни, глаза ее сияли.
— Это мой дом! — восторженно воскликнула она. — Это Франция!
Лизетт поразило, что отец так сдал. Он сгорбился, походка и движения стали неуверенными.
— Ох, как же хорошо оказаться дома, папа! — Лизетт присела на подлокотник кресла, в котором расположился граф, и нежно обняла его за плечи. — Почему Сан-Франциско так далеко отсюда?
Граф прижал ладонь дочери к своей щеке. Он очень радовался, что Лизетт снова дома, а по саду и замку с криками бегают его внуки.
— Люк, Анабел и Мелани приехали пять дней назад, — улыбаясь, сообщил он. — Люк выглядит настоящим англичанином: всегда в темном костюме, белой сорочке и строгом галстуке в крохотную крапинку. — Граф хмыкнул. — А распаковав багаж, надевает свитер с высоким воротом и просторные брюки. Черный же костюм висит в шкафу до дня возвращения в Англию.
Лизетт с нетерпением ждала встречи с Люком. Шесть лет их письма пересекали Атлантический океан. Люк писал Лизетт и Грегу, а Лизетт — Люку и Анабел. Однако оба понимали, что это только дань вежливости. На самом деле ни Грега, ни Анабел
эта переписка не интересовала. Люк рассказывал о своих регулярных посещениях Вальми, о новостях в Сент-Мари-де-Пон, о здоровье старика Блериота, о делах мадам Пишон. Лизетт в основном писала о Доминике и Люси, но о сыне — гораздо чаще. Не потому, что она любила сына больше. Лизетт обожала дочь, но только с Люком она могла откровенно говорить о Доминике. Лизетт сообщала, как он выглядит, рассказывала о его успехах, и при этом ей незачем было лгать, что сын похож на Грега. С Люком она обходилась без этой лжи. Ведь Люк уже много лет был ее лучшим другом.А Люк сгорал от желания увидеть Лизетт. Шесть лет! Боже! Как он выдержал это? Нет, больше терпеть он не намерен. Недавно Люк стал председателем правления компании «Джонсон-Матти-адвертайзинг». Поскольку же отделение компании находилось в Лос-Анджелесе, Люк решил, что найдет причины для регулярных посещений западного побережья Америки.
К приезду Лизетт он опоздал на несколько минут, потому что Анабел уже в десятый раз попросила его натянуть сетку на теннисном корте, где могли бы играть взрослые и дети.
— Она пошла поздороваться с отцом, — мягко сказала Анабел. — Грег в библиотеке, пьет с Элоизой кальвадос. Доминик повел Мелани на прогулку, Люси спит.
Правила хорошего тона требовали, чтобы Люк отправился в библиотеку и поздоровался с Грегом. Но ему этого не хотелось. Грег подождет. Перепрыгивая через две ступеньки, Люк поднялся по лестнице, пробежал по галерее, снова спустился на первый этаж и остановился в коридоре, с нетерпением ожидая, когда Лизетт выйдет из комнаты, служившей Анри де Вальми спальней и гостиной.
И как только Лизетт появилась в коридоре, Люк понял, что его ожидания были не напрасны. Ей исполнилось двадцать семь, уже не девушка, а молодая женщина. Аккуратный узел волос, собранных на затылке, подчеркивал изысканную форму маленьких ушей и великолепные аметистовые глаза. На Лизетт был льняной костюм кремового цвета, светлая шелковая блузка и открытые босоножки на высоком каблуке. От нее исходил тот нежный аромат духов, который Люк помнил все эти шесть лет.
— А я уже начал думать, что вы потонули, пересекая Ла-Манш. — Положив ладони на плечи Лизетт, Люк залюбовался ею.
Она рассмеялась, радуясь тому, что снова видит Люка, хотя его откровенная страсть всегда смущала ее.
— Но мы не опоздали, Люк. Пароход причалил два часа назад.
— Ты опоздала на шесть лет, — заметил он и наклонил голову, чтобы поцеловать Лизетт.
Она резко повернула голову, и его поцелуй пришелся в щеку, а не в губы.
— Мы друзья. — Лизетт высвободилась. — Друзья, Люк, а не любовники. Прошу тебя, не омрачай мой приезд домой.
— Ты счастлива с ним? — спросил Люк. — Ты все еще любишь его?
Лизетт проще было ответить на второй вопрос, чем на первый.
— Да, я все еще люблю его, — ответила она, глядя Люку в глаза. — И всегда буду любить.
— И ты счастлива? — не сдавался он. — Грег уже знает? Ты сказала ему?
Лизетт, покачав головой, пошла к лестнице.
— Я ничего ему не сказала, Люк. Прошло слишком много времени. Сейчас я уже не могу рассказать Грегу правду.
— А Доминик? — настаивал Люк, терзаясь мыслью о том, что через несколько минут ему придется «делить» Лизетт с ее матерью, с детьми, с Грегом. — Неужели у тебя нет желания рассказать сыну о Дитере? Разве ты не хочешь, чтобы Доминик знал, кто его отец?