Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Кисловодск. 23 авг.

Русская литература осиротела — умер Вас. Шукшин. На­дежда Аполлинарьевна Казанцева ( музыковед, друг семьи Ешенко)прилетела из Москвы 3-го и рассказала, не хотел верить (редко ли «хороним» известных людей?). Ждал следующего дня, ждал газет, и вот в «Правде» — некролог, скончался 2-го октября. Давно так не горевал, как будто по себе плачу.

4 окт. Кисловодск

Хочется сделать последнюю запись в этом году, а он бес­пощадно убегает, через полтора часа будет 75-й. А этот был славный, несмотря ни на что, славный. Я получил от него все и даже больше — и боль, и радость — все! Теперь буду платить... Ладно, все нормально. Плывем дальше.

31 дек. 74 г.

1975

Это называется приплыли... Когда, бишь, была последняя запись — семь месяцев назад. Давнехонько... Помнится, встречали Новый год. Нет, не вспоминать же все, что было в эти семь месяцев... Не все очевидно. Многое забудется, переиначится, потеряет смысл, сменит логику и причин­ность.

Останется что-то главное, чего не сформулировать и не записать. В мире все по-прежнему. Как прекрасны точные науки, например, «закон сохранения веса веществ». «Ничто не возникает из ничего...» и т. д. Это настолько понятно, что просто успокаивает. Или вот: «параллельные прямые никогда...» и т. д. Четко, ясно, не-по-ко-ле-бимо.

Вот шахматы — совсем другое, там может быть и так, а может и иначе, не так, там и взлеты и падения. Шахма­ты — это искусство. Стало быть, маленькая модель жизни, модель со всеми атрибутами, эмоциональная, живая, тут тебе и находки, и потери, и накопленный опыт, и про­сто интуиция, и выдержка, выдержка, и бесчисленное количество вариантов, и сомнение в каждом из них, и отчаянная надежда на чудо, когда уже все разбито, и су­дорожный рывок в самом конце этой страшной истории, безнадежный, жалкий рывок, и неотвратимость судьбы в заключительном, трагическом аккорде, и последнее, что остается, — попытка отмахнуться от боли (ну, проиграл, ну и что?), и неотступность этой боли, и желание начать все сначала, отыграться.

Какая жуткая, фантасмагорическая пародия! Собственно, почему пародия? Образ, кардиограмма, перфокарточная лента жизни!

Вот зеркало раскручивается, и уже непонятно, кто кого пародирует: шахматы, т. е. искусство, — жизнь или наобо­рот...

Гроссмейстеры, мастера, перворазрядники, дилетанты, совсем новички и сеанс одновременной игры. Судьи тоже есть, но только в крайних случаях. И вот лезет какой-то дилетант на мастера, прет на него пешками, а мастеру и так житья нет, гроссмейстеры заели:

— Согласен на ничью? — это мастер дилетанту подми­гивает. Куда там, прет своими пешками почем зря. Ну, тут мастер размахнулся... Некрасивая получилась картина, как писали в газетах.

А вот еще слухи: где-то у кого-то пешка — в ферзи вышла, теперь королева! А королевам, им что? Ходят как хотят. Один конь без проблем, скачет себе буквой «Г», как будто сказать хочет: все вы — «Г».

А на этой вот доске король один остался, всех потерял. Мат ему не ставят из жалости и еще потому, что он ма­терных слов терпеть не может. Корону он снял — тяжело, подошел к краешку и... бултых.

Калинин спит. Пора и мне. Завтра хотим еще раз махнуть на взморье. Купаться, загорать — и никаких шахмат.

I августа 75- Рига

Это уже переходит в дурную привычку — отмечаться на­кануне Нового года. Вот и сейчас осталось несколько часов уходящего. Вспомнил про эту тетрадку, хотя давно понял бесполезность затеи. Все, конечно, врут или, в лучшем случае, недоговаривают; но недоговаривать себе — это уж я придумал вместе вот с этой книжонкой.

Сегодня был спокойный день. Никуда не ходил, ничего не делал, отмокал в ванне полдня — этим он и запомнится. Грехи мои стекли в городскую канализацию, и я теперь как младенец — готов пятнать себя новыми.

Сейчас сходил в магазин, купил себе подарок, пришел, поставил подарок на стол и сказал (!): «С Новым годом, дорогой Николя, желаю тебе всего доброго».Поглажу рубашку, пойду к друзьям пить водку.

31 декабря 1975 г. Омск

1976

Задерживают вылет. Кто-то не явился на посадку. Поет Брегвадзе. Сейчас 7-30 местного времени. Ясный, про­зрачный вечер. В небе одинокое облачко, вытянувшееся, бледное. Омск там, вдали... Какой-то незнакомый. Где-то там Танюша. Сейчас начинается спектакль. Малышка моя, родная... Сколько себя помню — все сижу в самолетах и пере­живаю. Моторы взревели. Поехали. Только два часа назад расстались с тобой. Два часа. Самолет развернулся. Заходя­щее солнце бьет в глаза. 5 ноября 1973 года. Боже, как давно.

Первый, кого увидел в Омске, была — ты. Взлет. Летим над городом. Вот театр. Слышишь? А ведь было время, ког­да мы не знали друг друга! Вот ужас! На крыле солнечный блик. Внизу степь.

18 апр. 76. Омск-Москва

Сейчас еду до «Лермонтовской». Застаю дома сразу всех: и С., и Т., и Севку. Его я вижу первый раз. 10 месяцев мальчишке. Трудно представить, что это она его родила. Говорим допоздна, ходим курить на балкон. На тихую громкость ставим пленочку с последними песнями. Поет он сам. Здорово. Утром Серый играет на рояле какую-то полечку, Сева пляшет в кроватке. Через полтора часа буду в Таллине.

19 апр.

Метро «Парк культуры».

Тогда был страшный дождь, редкостный дождь. Стоял транспорт. Потоки грохотали по асфальту. Мы добрались до станции метро. Стоим на эскалаторе. Тесно. Все вокруг промокшие. У тебя капельки на волосах. Был июль (какое число, теперь мы уже не вспомним).

Июль 1976-го

Еду в Ульяновск. Вернее, лечу сегодня ночью через Москву. Книжечку эту оставляю здесь, вот интересно будет через год! Как-то все обернется. Еще немного!

6 сент. 76. Перевальск

Липси устала и замерзла. Сейчас Зч. 20 мин. ночи. Ехали в такси до аэропорта в Ворошиловграде, потом самолет до Внукова, потом полтора часа в автобусе... Сидим в Быкове. Достал из чемодана свой плащ, завернул ее, уложил. По­кормил колбаской. Вздрагивает. Действительно холодно. Даже мне. В Москве +7 гр.

Самолет на Ульяновск в 7-40 утра. Еще один рывок, и все начнем с начала.

7 сент. 76. Москва.

Счастливых дней на все года и сладостного, Кира, Вам! Глотни и вспомни иногда про Шамиля Закирова.

Без даты

1977

Год прошел. Ничего интересного. Все случается не так, как представляешь заранее... Проще. Ульяновск —симпатичен. Был там дня 2, кажется. Сейчас опять лечу. В Омск. Через год, буду жив, отмечусь здесь. Через год... Это как «письма в никуда».

15 сент. 1977 г. Перевальск

1978