Не в силах устоять

Всего несколько минут.

В углу за ширмой она увидела умывальник, на котором между кувшином и тазом лежал кусок дорогого мыла. В отличие от ее брата лорд Хадден, очевидно, любит порядок. Все туалетные принадлежности — щетки для волос, бритвенный станок и коробочка с лезвиями — были аккуратно разложены перед зеркалом. На спинке стула висел халат из черного шелка с рисунком из крошечных красных драконов.

Красный дракон был символом Уэльса, вспомнила Элиза. А еще она вспомнила, что где-то читала, что мать Грифа вела свою родословную от одного из королей Уэльса. Вот откуда у него такая знойная внешность и красивые зеленые глаза, не говоря уже о необычном имени.

Гриффин…

Такое имя не забудешь, как и его самого. Однако из сплетен она узнала, что не звучание редкого имени маркиза Хаддена так волновало светских женщин, а его неутомимость в постели.

Вздохнув, Элиза обернулась, чтобы посмотреть на огромную, под балдахином, кровать с резными деревянными столбиками цвета выдержанного виски. Ее взгляд скользнул по стеганому покрывалу и подушкам у изголовья. Ничего необычного. Эротической вещицы нигде не было видно. А рыться в ящиках или открывать шкафы она не собирается. Ее неуемное любопытство и так завело ее слишком далеко.

Она уже собралась уходить, когда от ветерка над ее головой что-то тихо зазвенело. Она подняла глаза.

— Боже милостивый, — прошептала Элиза и обошла кровать, чтобы получше рассмотреть предмет, свисавший с потолочной балки. — Боже мой.

С толстой перекладины полированного розового дерева, инкрустированной крошечными жемчужинами, свисала пара бронзовых наручников.

Завороженная, Элиза подошла ближе и только тогда заметила толстую шелковую веревку, продернутую через блок в потолке и привязанную к резному столбику в изголовье кровати. Словно против ее воли рука развязала узел. Веревка скользнула вниз, опустив перекладину, а Элиза снова крепко ее завязала.

Легкий ветерок донес из окна аромат жасмина, и она почти вообразила себе, как волшебный ковер перенес ее в турецкий гарем.

Разве это такой уж грех — дать волю своей фантазии?

Не дожидаясь ответа, Элиза подняла юбки и взобралась на кровать. Встав на колени под наручниками, она повернулась лицом в сторону подножия кровати.

— Не верится, что я это делаю, — пробормотала она и потрогала блестящие наручники. Они были гладкими и прохладными, но когда она просунула в них руки, оказалось, что внутри они были подбиты мягчайшим бархатом.

Интересно.

— Это порочно, это вульгарно, это…

Клик.

— О нет, — прошептала она.

Нет. Нет. Нет.

Элиза начала вертеть запястьями то вправо, то влево. Никакого результата. Должен же быть где-то спрятан замок. Если она успокоится и начнет рассуждать здраво, она найдет эту пружину.

«Думай.

Думай».

Она тянула, вертела… снова и снова…

А потом начала читать молитву. Но на неподдающиеся челюсти полированного металла это не произвело должного впечатления.

Словно для того, чтобы добавить к ее неприятностям еще одну, от порыва ветра погасла свеча. Теперь комнату освещал лишь слабый диск луны. Стараясь успокоить нервы, Элиза удвоила свои попытки открыть замки наручников.

Клик.

Если бы этот звук был совсем рядом, она обрадовалась бы. Но она услышала, как открылась входная дверь в дом, а потом раздались шаги, и ее охватила паника.

Гриф подошел к туалетному столику и поставил на край свечу. Какая-то мрачная тишина нависла над комнатой. В полуоткрытое окно ветерок доносил аромат цветов.

Гриф принюхался. Жасмин и еще какой-то запах, показавшийся ему знакомым. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, и в его голове вдруг возник образ.

Прядь золотистых, как мед, волос, длинные стройные ноги, груди, как идеально очерченные спелые персики.

Вздохнув, Гриф поставил стакан с бренди рядом со свечой. Он выпил больше, чем собирался, но его решимость не напиваться ослабевала от банальной болтовни Лита и его друзей. Глупые скучные юнцы с их неинтересными пороками. У него челюсти болели от того, что он стискивал их, чтобы воздержаться от грубых замечаний. Он сам виноват: раз он принял приглашение, то не имеет права брюзжать.

Но как же это было трудно.

К счастью, остаток ночи он может провести в спокойном одиночестве. Он развязал галстук и снял рубашку…

Неожиданно ему послышался какой-то шум. Он замер, прислушиваясь. Это, наверное, ветер шевелит шторы, решил он.

Он стянул сапоги и поставил их у столика, чтобы Прескотт их утром почистил. Потом расстегнул брюки и бросил их на стул.

Еще один звук. На этот раз он был похож на писк.

Гриф насторожился. Должно быть, мыши. Поместье выглядело здорово запушенным.

Но это не его забота. Он снял трусы и ногой отбросил их в сторону. Взяв свечу, он повернулся к кровати, намереваясь откинуть покрывало и взбить подушки, прежде чем взять какую-нибудь книгу.

— Какого черта…

Дрожащее пламя выхватило из темноты юбки и растрепанные кудряшки.

— Какого черта, — повторил он, оглядывая вытянувшуюся женскую фигуру.

— Вы, случайно, не видели где-то здесь моего кота? — пропищала Элиза.

Глава 4

— Похоже, этот чертенок опять что-то натворил, — сказал Гриф.

Элиза кивнула. От смущения у нее так перехватило горло, что она боялась сказать хотя бы слово.

— Может быть, вам следует водить этого демона на поводке?

— К-кошки не любят, когда ограничивают их свободу, — прошептала она. — Они слишком… любопытны.

— Припоминаю, что есть старая поговорка, что любопытство сгубило кошку.

— Вот поэтому у кошек девять жизней.

Гриф хихикнул, явно не придавая значения тому факту, что на нем нет никакой одежды.

— Отличное замечание. — Его взгляд остановился на украшении под потолком. — Интересно, сколько жизней у женщины. Похоже, что вы можете застрять здесь надолго.

— Не смешно, — сказала она сдержанно.

— Пища, еда, — размышлял он вслух, притворившись, что не слышал. — Это может стать страшной проблемой.

Элиза облизнула губы.

— Хочется пить?

Она закрыла глаза и судорожно выдохнула.

— Продолжайте веселиться, сэр. Думаю, что я это заслужила за то, что оказалась такой глупой.