Не в силах забыть

Лео с самого начала пытался примирить Брайони с отцом. Он приглашал на обед мистера Аскуита с женой и отвечал на письма, которые тот изредка посылал из своего загородного поместья, тогда как Брайони отбрасывала их не читая.

Почему она прежде этого не замечала, как не придавала значения и многим другим достоинствам Лео? Брайони вдруг почувствовала, что не в силах смотреть на него, словно Лео был солнцем, слепящим глаза. Как бы ей хотелось всегда видеть его рядом! Лео обладал удивительной способностью находить в ней лучшее, верить в нее, когда она сама в себя не верила. Они играли бы в шахматы и старились бы вместе, глядя друг на друга затуманенными глазами и улыбаясь беззубыми ртами.

— Вас не особенно тревожат события в Свате, верно? — неожиданно спросил Лео.

Брайони погладила подаренную им шляпу.

— Да, — кивнула она. — Это последнее, о чем я стала бы беспокоиться.

Глава 12

Черные громады туч, грозные, словно видения апокалипсиса, нависли над долиной, когда путешественники достигли почтового бунгало. В Дире время муссонов приходится на зиму. Лео надеялся, что капризные и непредсказуемые летние ливни обойдут отряд стороной, но судьба судила иначе.

В этой оконечности долины Панджкора деревья встречались редко, покрывая, главным образом, верхние склоны ущелья, внизу же, на сухой бурой земле, попадались лишь чахлые кустики: почва здесь давно истощилась, а деревья пошли под топор.

Лео знал: после дождя двигаться по раскисшей дороге станет еще труднее, но по крайней мере ночью в бунгало можно будет не беспокоиться об уносимых ветром палатках, обвалах, оползнях и других неприятностях, подстерегающих путешественника в этих суровых краях.

Почтовые бунгало представляли собой простые строения, состоявшие из нескольких комнат, где могли бы остановиться на отдых или ночлег почтовые служащие империи. Путешественники, желавшие провести ночь в домике, платили рупию за комнату и дополнительно оплачивали пищу.

В Кашмире почтовые бунгало встречались через каждые четырнадцать миль. При некоторых из тех, где приходилось останавливаться Лео, держали кур, за которыми присматривал «мерхай уоллах», и коров — за ними ухаживал «говала», а повар «кхансама» готовил еду и прислуживал путешественникам. В том бунгало, где собирались провести ночь Лео и Брайони, не было ни постоянной прислуги, ни скотного двора. Это был обычный почтовый домик — одноэтажное каменное здание с центральным холлом, откуда вели двери в спальни с ванными комнатами. Дом опоясывала широкая веранда, защищенная от дождя и ветра, где могли устроиться на ночлег кули.

Саиф-Хан приготовил карри с курицей, паровые овощи и лепешки чапатис. Лео с Брайони поужинали в маленьком выбеленном холле, где, кроме стола и шатких стульев, стояла лишь конторка с регистрационной книгой — там путешественники записывали свои имена и оставляли замечания о состоянии бунгало.

После ужина Брайони предложила сыграть в шахматы. Лео согласился, хотя всякий раз при виде шахматной доски у него перехватывало дыхание, как от удара дубиной в живот: сколько партий они могли бы сыграть, если бы жизнь сложилась иначе. Если бы из-за собственной глупости он не потерял все.

Брайони играла стремительно. Она обладала способностью «видеть доску», молниеносно просчитывать ходы и оценивать ситуацию, не упуская ни единой детали. Этому природному дару Лео мог только завидовать. Его неторопливая, взвешенная манера игры по сравнению с ее тактикой казалась неуклюжей и тяжеловесной.

На этот раз она играла небрежнее обычного. А в прошлый не давала Лео спуску всю партию, а потом поставила мат, оставив его всего с тремя пешками.

— Вы не следите за правым флангом, — заметил Лео. — Это ловушка или вы сегодня невнимательны?

— Конечно, ловушка.

Брайони сидела, подперев ладонью подбородок. Глаза ее, оттененные длинными густыми ресницами, загадочно мерцали, но стоило ей поднять их, и сердце Лео замирало: ее взгляд горел желанием.

— Ну, ловушка или нет, вы за это поплатитесь. — Лео взял ее слоновую пешку.

В ответ Брайони сделала ход ладейной пешкой:

— Пожалуйста, милости прошу. Берите все, что захотите.

Лео не подозревал, что Брайони может быть кокетливой, она и сама об этом не догадывалась. Ее неотступные настойчивые взгляды придавали словам двусмысленность, полную соблазна, приводя Лео в смятение. Желание захлестывало его, сметая слабое сопротивление.

— А что еще у вас есть? — спросил он, снимая с доски ее ладейную пешку.

Брайони взялась за королевскую ладью, однако, передумав, вернула ее на место и схватилась за пешку, потом тронула ферзя, но так и не решилась сделать ход. Наконец она подняла голову от доски. В глазах ее читалось странное волнение.

— Вы хотели бы, чтобы я осталась в Лондоне, так вы сказали?

— Мне кажется, вам пора осесть, обрести дом, — осторожно отозвался Лео.

— Вы готовы предложить мне что-нибудь заманчивое?

«Готов ли он?»

— Что, например?

— От Кембриджа до Лондона всего час езды. Мы могли бы найти какой-нибудь шахматный клуб, куда принимают и мужчин, и женщин, и время от времени встречались бы там за партией.

— Не думаю, — поспешно возразил Лео.

Казалось, его ответ изумил Брайони. Должно быть, она полагала, что он с радостью примет ее предложение.

— А как насчет шахмат по переписке? — нерешительно продолжила Брайони. — Это избавило бы нас от неудобной необходимости встречаться лично, и вдобавок мы могли бы вести хоть дюжину партий одновременно.

Шахматы по переписке — всего лишь крошечная уступка. Несколько писем, приходящих время от времени. Невинные листки бумаги с записями шахматных ходов, только и всего.

Но если отныне их будут связывать только шахматы… нет, это невозможно.

Лео тотчас представил, как протягивает руку за почтой и отбрасывает все, кроме записки от Брайони. Потом относит письмо в кабинет, где на досках расставлены шахматы, и закрывает за собой дверь. В полном уединении он переходит от одной доски к другой, благоговейно переставляя фигуры (ведь это она сделала ход), а затем весь вечер планирует контратаку: мягкий натиск, неожиданный ход конем, смелый выпад ладьей или коварный удар слоном. И вот наступает миг торжества: все фигуры на своих местах, ходы записаны, его ответ готов. А потом приходит горькое отчаяние, ведь абсурдная попытка заменить шахматами любовь заранее обречена.

— Нет.

Брайони заметно смутилась:

— Почему?

— Я не могу.

— Не можете отослать письмо?

— Не могу быть вашим другом.

Брайони резко вскочила.

Лео тоже поднялся:

— Простите меня.

Брайони покачала головой, закусив губу.

— Это моя ошибка. Я подумала… я подумала, что, вы, возможно, захотите попробовать начать все заново.

Но она не даст ему второго шанса. По сути, она сама сказала об этом днем. Сейчас в ней говорило лишь плотское желание, а стоит ей утолить страсть, она снова уйдет в себя, замкнувшись в своей раковине.