Не вернуться никогда

empty-line/>

В ушах Вадима заревел воздух. Самое удивительное — он не чувствовал страха, скорее — восторг полёта. Конь странно заржал, ему словно бы откликнулись далёкие голоса коней в небе — утреннем, алом. Вадиму почудилось, как летят, несутся по нему, медленно и страшно, прекрасно и грозно Девы Ветра, здешние валькирии — Гэльд, Гэффату, Лок, Трэд, Рист, Мисту, Скоольд, Скоол, Ёль, Ёрраход, Энрид, Эндрид, Эринлив!

"За мной… за нами, — бесстрашно и весело мелькнуло в голове. — Мы умерли?.." Вадим ждал уже — сейчас сильные руки подхватят его на седло… Интересно, какая вознесёт его туда, наверх? Загрохочут копыта по радужному мосту — и впереди поднимутся вершины деревьев…

…Удары обрушившихся с высоты шести человеческих ростов тел громом раскатились по реке. Столпившиеся на стене хангары с бессильной яростью смотрели, как пятеро всадников один за другим выбрались на берег и помчались прочь — туда, где полыхали огни лагеря.

Старый воин зло плюнул в ров:

— Буссеу, — с ненавистью и страхом сказал он.

* * *

Ополчение оказалось, честно сказать, умнее, чем вырезанные по пьяни ратэсты. Едва стало ясно — что-то не так — как старики выстроили в огромный круг повозки, согнали внутрь скот и приготовились к бою. Все, кто мог держать оружие — ни много ни мало две с половиной тысячи мужчин, юношей, подростков, женщин, девушек и стариков — заняли места за возами и встретили латников градом длинных стрел. Потеряв без малого две сотни воинов, хангары отхлынули. Прорвавшийся было полусотенный отряд заплутал среди повозок и узнал, что такое удар топора и охотничьего копья.

Пятнадцать ратэстов во главе с пати Гэстом прорвались в свой лагерь. Хорошо попировали доверчивые анласы. Хороший урок получили. Стыдно было глядеть в глаза людям, хоть и не думали те ни в чём упрекать воинов. И страшно было — глядеть на тех, кто за минуту старел на годы, обнаружив, что среди вернувшихся нет сына, брата, отца, друга, мужа, жениха…

Гэст и старики решили обороняться. Стрел было в достатке, скот не даст умереть от голода, лагерь разбит, как и положено, на речном берегу, есть два больших родника. Пусть идут или стараются выморить. А по ночам можно и побеспокоить врага налётами. Ну а дальше чето-ничто — придумается…

* * *

Вадима разбудил Ротбирт. Судя по синим кругам у глаз, он не ложился, а голова у него болела.

— Ох… — Вадим потёр шею. Он уснул на седле и за всю ночь ни разу не поменял положения. Кроме того, в горячке схватки и скачки мальчишка не сообразил и не почувствовал, что довольно сильно помят. Всё тело оказалось одним сплошным синяком, левая сторона лица запухла от удара по маске. — Кажется, живы?

— Может, ненадолго, — мрачно ответил Ротбирт. — Пойдём, приехали на переговоры.

— Поесть бы, — Вадим огляделся в поисках доспехов.

— Ты можешь думать о еде? — Ротбирт скривился. — Клянусь елдой Дьяуса, я выпил целый рог пива, а голова всё равно болит, словно в ней кузница… Поешь потом, Гэст зовёт.

— Славянин, — позвал, подходя, один из мальчишек, — я почистил твои доспехи. Только меч не трогал.

— Спасибо, парень, — Вадим принял с вытянутых рук панцырь. — Помоги ремни застегнуть.

Мальчишка вспыхнул от радости и начал помогать морщащемуся Вадиму справляться с кольчугой…

ИНТЕРЛЮДИЯ. ПОСЛЕДНИЙ ВОИН МЁРТВОЙ ЗЕМЛИ(1.)

Удары сердца твердят мне, что я не убит

Сквозь обожженные веки я вижу рассвет

Я открываю глаза — надо мною стоит

Великий Ужас, которому имени нет

Они пришли как лавина, как черный поток

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок

Они разрушили все, они убили всех нас…

Они пришли как лавина, как черный поток

Они нас просто смели и втоптали нас в грязь

Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок

Они разрушили все, они убили всех нас…

И можно тихо сползти по горелой стерне

И у реки, срезав лодку, пытаться бежать

И быть единственным выжившим в этой войне

Но я плюю им в лицо, я говорю себе: "Встать!"

Удары сердца твердят мне, что я не убит

Сквозь обожженные веки я вижу рассвет

Я открываю глаза — надо мною стоит

Великий Ужас, которому имени нет

Я вижу тень, вижу пепел и мертвый гранит

Я вижу то, что здесь нечего больше беречь

Но я опять поднимаю изрубленный щит

И вырываю из ножен бессмысленный меч.

Последний воин мертвой земли…

Я знаю то, что со мной в этот день не умрет

Нет ни единой возможности их победить

Но им нет права на то, чтобы видеть восход

У них вообще нет права на то, чтобы жить

И я трублю в свой расколотый рог боевой

Я поднимаю в атаку погибшую рать