Не вижу, не слышу, не чувствую боли
Шрифт:
Им пришлось достаточно много времени потратить, чтобы убедить его не сообщать об их появлении до утра, но все же, у Киллуа остались нехорошие предчувствия. В привычном и доброжелательном старом знакомом ощущалось нечто....не правильное. Деревянное и инородное. Однако выхода все равно не было, тем более Ретц отправилась исследовать территорию, оставив свое тело рядом с мальчишками. Они заняли крохотную гостевую комнатку, устроившись вместе на постели, чтобы защитить девочку, если что. Как мальчишки не вглядывались, но даже при помощи Гио не смогли увидеть ничего странного в своей спутнице. Она осторожно легла, закрыла глаза, вот вдруг, ее дыхание стало как у глубоко спящего человека....и все. Больше никаких изменений. Аура циркулировала спокойно по телу, грудь опускалась и приподнималась, легкие дышали, а сердце билось - и даже зрачки на свет реагировали - Киллуа сам проверял. Теплая, живая, подросток даже смутился невольно, когда понял что слишком близко касается ее. Ретц вернулась под утро, когда они клевали носом, но старались не спать все еще. Будь рядом что-то опасное - и то легче бы воспринималось такое ожидание. Но в домике и вокруг было тихо, спокойно, сонно. Биски как-то рассказывала, что в такие моменты опаснее всего поддаваться позывам тела. Сама женщина, живущая в детском теле, с ними не пошла - ее вызвали по делам Ассоциации. Но Гон и Киллуа не были в обиде -
В определенный момент, Ретц вздохнула глубоко, а Киллуа снова на миг ощутил, как приливает кровь к щекам. Возможно, дело было еще и в подростковых гормонах - им с Гоном уже по тринадцать с половиной лет, они полтора года путешествуют вместе. Сначала экзамен, потом Небесная Арена, Йоркшин, Остров Жадности. Легко и беззаботно, эти минуты сложились в самые бесценные мгновения их жизни, привели их к переходному возрасту, когда в голову стучится черт знает что. И если сейчас, осознание себя рядом с красивой девочкой, заставляет немного смутиться, то само нахождение рядом с другом, порой начинает вызывать странные реакции тела - особенно, когда они с утра лежат, тесно переплетаясь руками и ногами. Младший Фрикс, как оказалось, до одури любит обниматься во сне, переползая порой даже с другой кровати к другу под бок, обвивая всеми конечностями. А младший Золдик, не просыпаясь, скорее даже оборачивается в эти руки, наслаждаясь теплом. Утром же, они делают вид, что ничего не было, и спать вот так - совершенно нормально. Киллуа старается сбежать в ванну первым, чтобы не показать странных, непривычных, даже смущающих и пугающих реакций своего тела, пусть он и читал, что у мальчишек подобное с утра это норма.
– Наника. Аллука.
– Девочка открыла глаза, сначала ее взгляд был не сфокусированным и дезориентированным. Киллуа вздрогнул от звучания этих двух имен, что старался не вспоминать в эти полтора года вне дома. Его младший брат, одержимый странной сущностью. При мыслях о нем, голова всегда начинала ныть, будто он забыл что-то важное, нечто вызывающее чудовищное чувство вины. Вся семья воспринимала его младшего, как монстра, но Киллуа не мог так - он любил его, наверное, единственного из братьев, так остро и болезненно, что крайне не нравилось родичам. Наника, что странным паразитом прицепилась к Аллуке, не так уж плоха - она просто была иной, однако, он бы все же хотел отделить ее, и сделать младшего нормальным. Как вообще можно жить вот так - спать большую часть времени и занимать тело лишь, когда та девочка устанет и угомонится?
– Ты их видела?
– Спросил мальчишка, взяв Ретц за плечи. Она мгновенно собралась, встряхнула головой, от чего ее мягкие пушистые волосы мазнули младшего Золдика по щеке. Гон посмотрел вопросительно на это.
– Д....да.
– Кивнула девочка и осторожно отстранилась. Голова все еще кружилась после столь длительного путешествия, к тому же, пришлось еще отчитываться перед Фэйтаном, что занял выжидательную позицию на границе очерченной куполом территории. Они даже нашли дорожку-барьер вязи Древнего наречия - но та была специальным образом укреплена, и поделать здесь ничего нельзя - требовалось найти источник ее питания и обесточить, а пытаться вмешаться в рисунок не имело смысла при такой-то защите. Ретц знала, на чем строятся подобные вещи, если их, конечно, не подпитывают Древние, как на Острове Жадности - где-то в подвалах, достаточное количество пленников сейчас умирали от того, что из них вытягивали кровь и ауру.
– Не только с ними.
– Улыбнулась слабо, вспоминая новых знакомых. Мальчишка с длинными черными волосами и алыми глазами, более всего напоминал самого Курапику, но его движения, мимика, готовность убивать любого кто представляет опасность - все это, в равной степени, принадлежало Куроро Люциферу. Знать бы, где еще сам мужчина. Он отправился проходить посвящение, так как то, что мог дать ему Фэйтан - не подходило. Для этого требовался определенный настрой, и даже физическая предрасположенность, которую Ретц получила от палача вместе с его аурой и кровью текущей в ее жилах.
– Там была душа сына Курапики.
– Она улыбнулась мягко, успокаивая этим пораженно ахнувших мальчишек.
– Фэйтан рассказывал, что из-за ритуала, в который оказался, вмешан ваш друг, душа ребенка пробудилась - такое бывает, когда оба родителя уже переступили черту, отделяющую их человечность от превращения в Древнего.
– Кто такие Предтечи и историю человечества, девочке пришлось поведать им обоим, впрочем, она взяла с них Нен-клятву не распространяться об этом без ее разрешения.
– Курапика сам в порядке?
– Задал волнующий его вопрос Гон, натягивая на них троих повыше одеяло - все же здесь, в отличие от внутренней части сада было достаточно холодно - конец зимы диктовал свои условия. Внутри же соблюдался климат-контроль, для того, чтобы сад цвел круглогодично.
– С ним все в порядке. Но он не помнит ничего, как мы уже знаем. А если верить Нанике, то думаю, ему здоровски промывают мозги.
– Ретц села осторожно, ощущая легкую неловкость из-за того, что находилась между мальчишек. Забавно - рядом с братом Киллуа, подобного чувства не было. Аллука и Наника, казались непривычно-странными, но общаться с ними приятно, и хотелось быть поближе. Может из-за того, что те жили в изоляции и не могли набраться всего того, что витало в их мире. Даже не смотря на свои действия и окружение, на попытки прадеда убить их, близнецы оставались чем-то потрясающе наивным.
– Погоди.
– Заторможено произнес Киллуа.
– Ты разговаривала одновременно и с Аллукой и с Наникой?- Какое-то время, блондинка смотрела недоуменно на Киллуа, и он уточнил.
– При мне говорила в основном она, либо притворяясь Аллукой или показывая свое настоящее лицо.
– Тут его пробила крупная дрожь, так что даже волосы как у крупного кота встали дыбом.
– Аллука может говорить лишь, если она вконец устала.
– Помотал головой. Лицо у Ретц стало странным после этих слов, будто сочувствующим и он мгновенно ощерился.
– Да что не так?
– Сжал кулаки. В голове, будто рой пчел поселился - беспокойство за брата смешалось с волнением за друга, и в подсознании словно поднялась илистая муть со дна болота, мешая связно думать. Похожее уже было - с иголкой Иллуми, но там, в голове все оставалось кристально чистым, пусть и затапливало тревожными пугающими мыслями.
– Мне нужно рассказать тебе кое-что, Киллуа.
– Ретц посмотрела на Гона умоляюще-безмолвно, и тот понял - перехватил друга, прижал к себе за бок, заставляя блондина поднять удивленный взгляд. Усилитель на миг показался взрослее и серьезнее, не ребенок, не подросток - будущий мужчина, каким он станет. И аура у него тоже сменилась. Стала не просто огромной и сильной, но обещающей защитить, горячей и оборачивающей собой в теплый защитный круг уверенных рук. Будь здесь Курапика, он сказал бы, что она
– Послушай ее, мне кажется это серьезно.
– Теплое дыхание обожгло щеку, и помогло сконцентрироваться, сосредоточившись не на воспоминаниях, а на происходящем. Золдик кивнул, переводя взгляд на слабо улыбающуюся Ретц. Девочка могла видеть сейчас, что эти двое в будущем станут куда больше, нежели друзья. Еще невесомо-ощутимо, но оно уже есть - две алые нити стянулись в один клубок, и норны потянули их дальше - вдвоем, единым путем, единой судьбой. Киллуа мог бы сейчас пошутить, сказать что-то смешное, разряжая обстановку, "мол, ситуация и так серьезнее некуда", но смолчал, подчиняясь и веря чужим словам. Это напомнило невольно, как Ретц наблюдала за Шалнарком и Увогином - они сходились медленно, будто обходя саму тему отношений, пусть весь Риодан чуял шкурой, к чему дело идет. Финкс смотрел со значением, Фэйтан фыркал, Куроро таинственно улыбался в очередную книжку, не поднимая взгляда от танцующих на белом поле черных печатных строчек. Но все молчали, боясь спугнуть это ощущение - того, что члены их семьи нашли друг друга во второй раз в жизни. Даже Мачи закрывала рот и прятала поглубже свое ядовито-грубое жало. Им на Свалке, да и позже, не хватало часто, вот такого вот. Выходцы из города упавшей звезды лишены не просто нормальных условий взросления и жизни - им часто не додавали в чувствах, отрезая от детства и от юношества. Тот же палач, компенсировал, к примеру, видеоиграми, а Шалнарк немного детской открытой формой общения, пусть оба они являлись взрослыми серьезными мужчинами, прекрасно понимающими жизнь и свое место в ней. Из всей Труппы, наверное, одна Паку была по-настоящему мягко-открытой, но такова уж ее натура. Она несла своим друзьям все тепло, что оставалось в ней - жертвовала до последней капли, отчего лидер Риодана часто смотрел пристально, качая головой - они старались, чтобы она не потратила на них всю себя. Это было уязвимым местом женщины - Пакунода бы пожертвовала собой с небывалой легкостью. Не от того, что не ценила собственную жизнь - но по тому, что ценила намного выше любого из своих любимых людей. Если бы когда-то нашелся достаточно умный противник - он точно ударил бы в нее, как в одно из самых уязвимых мест Гений Риодан.
– Киллуа. Я разговаривала и с Наникой, и с Аллукой действительно. Сначала только с ней, потому, что он только проснулся, но потом с обоими.
– Девочка говорила осторожно, донося до подростка каждую фразу, глядя на его реакцию и стараясь дать осознать все произнесенное до самой последней крошки.
– Все....очень серьезно тут. И тебе, и другим членам семьи многажды стирали память. Похоже, именно ваш прадедушка. Наника - не просто чудовище завладевшее телом твоего брата, как я могу прочесть на твоем лице.
– Мальчишка порывался сказать что-то, но Гон сжал на его талии ладонь, заставляя проглотить то ли возмущение, то ли неверие и отрицание. Он сам слушал очень внимательно, стараясь максимально вникнуть в ситуацию - сейчас Усилитель не мог позволить себе быть непонятливым.
– Они рассказали, как ты воспринимаешь ее. Наника не винит тебя за это - она все понимает и старается не обижаться.
– Ретц невольно сжала край одеяла, в которое они все втроем умудрились завернуться, сидя голова к голове и тихо разговаривая - так тихо, что подслушать их было практически нереально. Однако, слова друг друга они все равно слышали невероятно громко, будто воздух стал усилителем звука. На самом деле, под влиянием момента и специфической силы Ретц выходить из тела, они на миг стали связаны в единый конгломерат, понимающий друг друга с полуслова и полувзгляда. Так что нельзя было не поверить друг другу. Чем-то, похоже на связь Риодана - будто тонкие паутинки шелка, что на деле прочнее стальных тросов обвивают разных людей и заставляют чувствовать себя в безопасности - одним целым. Но сейчас это временно. К тому же, повлияла встреча с ребенком Курапики - его сила была чрезвычайно велика. При встрече в том подвале, Ретц ощутила, как он прощупывает ее своей аурой, почти накидывает на шею петлю, обещая удушить, если она несет ему угрозу - но петля тут же превратилась в паучьи сети, когда он узнал о ее связи со своим отцом. Он оплел ими Аллуку с Наникой, саму Ретц, а теперь, как будто, она протащила эти нити благодаря своим способностями, и накинула на Гона с Киллуа. Всего пара усилий сейчас - и связь распадется - осознала она. Но ей не хотелось терять этого и, рассказывая мальчишкам о произошедшем, девочка невольно напрягалась параллельно, вливая в ниточку связи свою ауру. Пусть эта паутинка поможет им закончить их дело.
– Ты говоришь так, будто она и, правда, не чудовище.
– Произнес Киллуа, заставляя себя опираться на поддержку Гона, а не на свое мутное восприятие и шум в голове. Сила Усилителя текла через него, не смешиваясь, но, позволяя ощутить себя - горячая волна. Рядом с этим мальчишкой, Золдик всегда был способен на невозможное - противостоять семье, перестать, наконец, быть марионеткой Тьмы, как шептал ему на ухо голос старшего брата. Он мог преодолевать и подниматься выше. Пусть, в его жилах, кровь многих поколений убийц, пусть он сам убийца с огромными тараканами в голове, но это перестает быть существенным, когда рядом есть кто-то настолько близкий, верящий в тебя и помогающий раскрыть даже самые черные крылья и наполнить их свежим ветром навстречу будущему.
– Она не чудовище. Она - твоя младшая сестра.
– Слова Ретц упали последними каплями в эту чашу. Внутри взметнулось все, как вода в стакане, когда Гон воздействовал на него, как сейчас на Киллуа, своей силой, чувства плеснули в стороны....и ударились в невидимую стену из ауры которую держал вокруг них Усилитель. Эта чаша была полна крови и слез, страха и радости.
"Братик".
– Услышал он призрачный голос, сочащийся из прошлого. "Я не чудовище - я твоя сестра. Пожалуйста, братик - помоги. Мне страшно".
– Не будь здесь друга, он бы закричал, наверное, и слова девочки сидящей напротив, впивались в мозг тысячей раскаленных жал. А сверх этого, он слышал не только голос сестры, но и медово-бархатные интонации старшего брата, который всегда пугал его до одури, даже в детстве. Но почему он его так пугал уже тогда? Ответ прост - из-за иголки в голове, призванной обострить все и вся, превратиться в защищающий его амулет, уводящий от опасности, даже ценой ненависти к тому, кто хотел его спасти.
– "Обещаю, я стану самым лучшим старшим братом для тебя....Я буду таким хорошим братом, что ты возненавидишь нас всех." - Одно из самых первых его воспоминаний, погребенных надежно под негативом к собственным родичам, старательно и аккуратно выращенным поверх подготовленной почвы. Иллуми был внимательным, он работал как всегда - ювелирно точно, и, осознав это, Киллуа тихо, даже немного помешано, рассмеялся, но взял себя в руки. Он сам не заметил, как обхватил виски ладонями, пряча голову на чужом сильном плече. В нос закрался знакомый и самый близкий на свете сейчас аромат. От Гона пахло мускусом и теплой, чистой выстиранной одеждой, домашним теплом и любовью тетушки Мито, а еще терпко лесом, травами, чистой водой и горным свежим воздухом. Этот запах смешивался в один общий, успокаивая и мгновенно приводя в чувство.