Не вижу, не слышу, не чувствую боли

– Эм... которую?
– не понял Гон, косясь на фокусника настороженно и одновременно заинтересованно. От его присутствия оба мальчишки даже забыли, как хотели расспросить Курапику, что же тот делал среди Пауков недавно. Киллуа вдруг стукнул кулаком по ладони и раскрыл рот неверяще.

– Только не говори мне, что он имеет выходы на этого чувака, который купил остров Жадности?!
– воскликнул маленький Золдик.

– Куда как лучше, - произнес скрипуче-низко мужчина, вызывая волну мурашек у своих собеседников. Он, немало не смущаясь, прошел внутрь палаты и сел на стул для посетителей. Неуловимый жест рукой - и в его ладони мигает разноцветными огоньками белый пластиковый корпус приставки.
– У меня есть свой собственный экземпляр. Думаю, я вполне могу взять вас с собой поразвлечься, - мальчишки не поверил его широкой улыбке явно, предчувствуя "приключения" если согласятся, но все же желание найти отца, пересилило всякое недоверие со стороны Гона, а его жизнерадостность никогда не уставала искать положительные черты даже у самых опасных сумасшедших - таких, как Хисока, например.

Курапика наблюдал с улыбкой, как они спорят и попутно засыпают бывшего Паука сотней тысяч вопросов. Леорио крутился вокруг, давая ценные советы и судорожно пытаясь выпытать у фокусника цену, за которую он приобрел это сокровище. А Курута вдруг ощутил чужой пристальный взгляд стоя возле окна. Он скосил глаза вбок, и дыхание перехватило где-то в горле. Внизу, в тени дерева стоял Куроро. Пусть листва скрывала его частично, но без всяких сомнений это был он. Когда блондин, наконец, смог распрощаться с друзьями и вылетел наружу, мужчины фактически след простыл. Курапика огляделся и быстро двинулся по тонкому следу ауры, оставшемуся в воздухе, но быстро истаивающему. Одна подворотня за другой, он углублялся в спальные кварталы Йоркшина, пока, поворачивая за очередной угол, не увидел снова знакомую фигуру. Мужчина, одетый в рубашку и брюки, стоял возле фонтана на безлюдной площади. Курута подошел к нему осторожно, медленно. Он не видел через Гио паразита, который должен был быть на Люцифере. Неужели тот смог избавиться от него?

– Куроро?
– произнес, касаясь чужого плеча кончиками пальцев. В следующий момент его перехватили за кисть и притянули ближе, сжав руки на запястьях блондина. Со знакомого до боли лица, на Курапику смотрели абсолютно пустые черные глазницы.

– Здравствуй, принцесса, - бархатные интонации звучали деревянно, как у куклы, только притворяющейся человеком. Все было то же самое - но чужое и незнакомое. Запах кожи, волос, касания и жесты. Поддельное, пусть и выверенное до миллиметра. Следующее, что запомнил парень - вспышка света меж их лицами. А затем мир погрузился во мрак.

– 12-

После долгих лет использования Нен оказаться обычным человеком - крайне странное и дискомфортное ощущение. Аура укрепляет все структуры тела, замедляет старение и ускоряет регенерацию, добавляет силы, скорости реакции. Даже ничтожество, научившись управлять скрытыми силами этого мира, существенно возвысится над остальной серой массой. А тот, кто и так был уникален - станет еще опасней и смертоносней. Куроро Люцифер относился к последней категории, как и весь остальной Гений Риодан. Труппа Фантомов начинала свой путь с самого низа - из места, даже на картах не отмеченного. Это даже не ноль, нет - это чрезвычайно глубокий минус, канализация современного мира, о которой думать не думают, хоть и пользуются ей постоянно. В курсе, разве что работники служб, контролирующих данный сегмент жизни. Если переносить аналогию на реальный мир, то солдаты, охраняющие границы - как те самые служители порядка, не позволяющие нечистотам выплеснуться на обывателей, пусть они сами регулярно их и производят на свет.

Свалка - место, куда выкидываю все, что не нужно современному обществу. Мусор, отходы... людей. Куроро не помнил своих родителей. Он, как множество других детей вырос, в Метеор-Сити - один из десятка тысяч сирот, выброшенных на волю судьбы и случая. Совершеннолетие в этом месте наступает рано. Нет возможности оставаться долго ребенком - с малых лет, стоит научиться ходить и держать что-то в руках, как тебя приставляют к работе. Здесь никого не заботит твое образование - лишь бы умел делать что-то руками. Так что, первым воспоминанием, четким и осознанным, было то, как он еще маленьким мальчишкой лет трех, помогал разбирать сырье на фабрике. Все тот же мусор, поступающий сюда, делили на то, что вредно и что полезно. От первого избавлялись, со вторым работали - вторичное и третичное производство, крайне грязное и негативно влияющее на организм, процветало здесь.

Будь у Люцифера родители - они бы может, смогли немного его обеспечивать, даже на Свалке встречались любящие семьи. Но мать мальчика умерла родами, прибыв сюда, она явно от кого-то скрываясь. Все что женщина успела дать сыну - необычное имя, странное, даже по меркам местного конгломерата национальностей и рас. Сразу после рождения, мальчишка попал под патронаж Совета Старейшин, самых влиятельных лиц этого места. Они не считали сирот чем-то особенным - просто материалом, который должен отрабатывать сохраненную им жизнь. За кров и пищу, они гнули спины от зари до зари, часто валясь с ног и умирая от истощения. Но вместо старых, приходили новые, а отслужившие тела сжигали в огромной доменной печи, используя пепел, как удобрение для скудных посадок в теплицах по центру города. Право быть похороненным тоже требовалось заслужить. Здесь процветала проституция и работорговля. Пусть официально, это и порицалось, но самых красивых воспитанников часто принуждали к услугам того или иного рода, а некоторые шли на это добровольно - ведь так можно получить чуть больше воды и еды, хоть какую-то защиту.

Беда была в том, что Куроро оказался очень красивым - слишком красивым для этого места. С ранних лет он помнил отвратительные маслянистые взгляды окружающих, не только мужчин, но порой и женщин. Это казалось даже более мерзко, чем мусор, который сваливали им на головы каждый день, с пролетающих над Свалкой дирижаблей. Стоило мальчишке немного подрасти, как к взглядам присоединились и прикосновения - противные, липкие, цепкие. Он сопротивлялся яростно, отчаянно, рано постигнув основную премудрость свалки - "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих". В семилетнем примерно возрасте, Куроро и вовсе чуть не простился с жизнью за свою непокорность - его избили сильно, почти до смерти, а затем, не найдя пульса, бросили в гору трупов, которые собирались отправить в топку. Он очнулся от ощущения непомерного жара, обжигающего кожу, лижущего волосы, когда контейнер перевернули над открытым огнем. Цепляясь разбитыми пальцами, ломая ногти до крови, мальчишка вцепился в раскаленный металлический край, пытаясь удержаться внутри. Он ощущал запах собственных паленых волос, шкворчание мяса, пригорающего к обугленным стальным стенкам.

Тогда его спас Фэйтан. Ему в то время было уже около восемнадцати, и парень работал в котельной, среди адски высоких температур. Никто другой не мог вынести нахождение здесь столь же долго, как и он. Жесткий садист, выполняющий одну из самых грязных работ на Свалке, умеющий как никто другой причинять боль тем, кто по неосторожности заимел его во врагах, и пугающий окружающих просто до грязных мокрых штанов. Некоторые считали его безумцем, некоторые маньяком - но окружающие дружно сходились на том, что у парня не все в порядке с головой. Однако детей он никогда не трогал просто так - разве что мелкие поганцы осмеливались воровать у него. Вот тогда парень выдирал их поперек спины и задницы розгами так, что ни сидеть, ни лежать, еще долго не имелось возможности.

Жесткие пальцы схватили Куроро за загривок и выдернули наружу. Мальчишка даже не вскрикнул, прижимая к груди руки, превратившиеся в обгорелые куски мяса. Сквозь зажмуренные от невыносимой боли глаза просачивались соленые капли - но он не издавал ни звука, зная, что за них он получит еще больше проблем. Неизвестно, что тогда двигало будущим палачом Риодана - но он оставил покалеченного мальчишку при себе. Люциферу казалось, что тому нравится, раз за разом бередить его раны, и вычищать из-под гноящихся корок инфекцию. Причинять боль на законной основе, так сказать. Никто не стал оспаривать прав азиата на бесполезного теперь мальчишку - с такими травмами Куроро вообще никак не мог работать, кисти взрывались болью от малейшего неловкого движения и очень плохо заживали - антисептиков не было, антибиотики давали только тем, кто мог за них заплатить, или очень маленьким детям до трех лет. Даже простые бинты считались роскошью - вместо них, Фэйтан использовал стерилизованные куски старых рубашек и футболок.

Первое время, мальчишка был ниже воды и тише травы - опасаясь того, ради чего странный, вечно угрюмый азиат, мог оставить его у себя. Однако, как понял позже Куроро - боль была на первом месте в списке чужих приоритетов. Жесткие касания, отвратительные процедуры, которые скорее являлись пыткой по ощущениям, чем медицинской помощью - Фэйтан оказался болен на всю голову. Но за то, что он спас его и защищал теперь, кормил и даже учил, Люцифер был ему невероятно благодарен. Их отношения со временем стали гораздо ровнее. Руки мальчика зажили, он стал помогать своему "старшему". Высоких температур котельной ребенок конечно вынести не мог - но выполнял любое другое поручение, работал то тут, то там, принося в дом еду и воду. Можно ли было назвать это дружбой? Наверное, впервые Люцифер почувствовал себя хоть немного защищенным. И он осознал, что за того, кого может назвать "семьей" - убьет любого посмевшего покуситься на его хрупкое благополучие.

Каждый день, работая с трупами, помогая переваливать их в контейнера, а позже упаковывая жирный и остро пахнущий пепел, он перестал бояться смерти. Она словно стояла теперь всегда за его плечом, закрывая невидимым крылом. Они с Фэйтаном видели и делали такое, от чего у любого нормального человека волосы бы мгновенно поседели. С трупов временами приходилось снимать кожу, разделывать их - продавая части аптекарям или мастерам. Это считалось правом того, кто работал в котельной, так как ничем другим, кроме стандартной пайки еды и воды, ему не платили. А их теперь было двое. Нет, Люцифер однозначно не хотел умирать - но он осознал, что все вокруг - абсолютно все - смертны. И он сам, и даже Фэйтан. Они могут лишь закусывать удила и двигаться вперед, отдаляя тот момент, когда их души канут в небытие.