Не вижу зла
Шрифт:
– Мальчик страдает глухотой, – проговорил врач, и Гарри вздрогнул от сдерживаемых рыданий, а Джеку было мучительно больно сознавать, что пройдет почти тридцать лет, прежде чем к нему вернется слух и он сможет понять, что говорит ему отец.
Джек отошел от окна, пытаясь избавиться от ложных воспоминаний, хотя это совсем не воспоминания, а причиняющие боль картины прошлого, которое никак не оставит его в покое, – прошлого, разобраться в котором он так себе никогда и не позволил. И оттого, что он узнал о существовании собственного сына, ему не стало
Или все-таки он испытал облегчение?
Потянувшись за телефонной трубкой, он внезапно вновь ощутил себя адвокатом. Он набрал номер коммутатора отеля «Интер-континенталь», изменил голос и сказал оператору:
– Я хотел бы поговорить с одной вашей гостьей, если можно. Ее зовут Линдси Харт. Дело срочное.
Глава пятая
Джек встретился с ней в своем офисе, лицом к лицу. Ему необходимо было решить, насколько он может доверять Линдси, а по телефону этого не сделаешь.
– Почему вы не сказали мне, что мальчик глухой?
Его обвиняющий тон заставил Линдси вздрогнуть и замереть, но ответила она спокойным голосом.
– Он родился таким. Я думала, вы знаете.
– Пожалуйста, не лгите мне.
– Это святая правда.
Джек задумался над ее словами, но при этом не упускал из виду язык тела. Она еще сильнее сжала губы.
– Я вам не верю, – заявил он.
– Для чего мне лгать вам в таких вещах?
– Мне известно лишь, что после того как я прочел отчет Службы криминальных расследований о следствии по делу, я позвонил вам и сказал, что меня беспокоят показания судебно-медицинского эксперта относительно времени наступления смерти. Я не мог взять в толк, почему, если, как предполагается, вы стреляли из пистолета в собственном доме около пяти часов утра, в деле отсутствовали свидетельские показания вашего сына и он вообще не упоминался. Мне казалось невозможным, чтобы он не слышал стрельбы в соседней комнате.
– И я согласилась с вами.
– Но вы опустили ключевой факт.
– Он не слышит,Джек. Это не превращает его в неодушевленный предмет. Он способен чувствовать и осязать происходящее.
– Итак, когда я позвонил вам и заявил, что в отчете о следствии по делу есть огромный пробел, вы решили, будто я имею в виду именно это– то что ваш сын должен был ощутитьвыстрел в соседней комнате?
– Грохот захлопнувшейся двери, звук шагов стрелявшего человека, в панике мечущегося по комнате. Все эти движения вызывают вполне определенные ощущения.
– Пожалуйста, просто ответьте на мой вопрос. Вы действительно решили, что я говорю именно об этом?
Джеку не доставляло удовольствия вот так давить на нее. Но если и существовало что-то, с чем он не мог справиться, так это клиент, который лжет своему адвокату.
– Нет, – наконец ответила она. – Я точно знала, о чем вы думаете. Вы исходили из предположения, что он должен был слышать выстрел.
– Вы знали это. Тем не менее, вы позволили мне сломя голову броситься в прокуратуру округа с утверждением, что Линдси Харт не могла застрелить своего супруга так, чтобы
мальчик этого не услышал.– Я не знала, что вы собирались разговаривать с прокурором. Вы сказали, что вам нужно время, чтобы все обдумать, что вы сообщите мне, если решите взяться за это дело.
– Получается, вы сочли допустимым ввести меня в заблуждение, при условии что это останется между нами?
Она опустила глаза и прошептала:
– У меня было такое чувство, словно я и так взваливаю на вас непомерный груз, даже не упоминая о том, что он не слышит.
Линдси Харт казалась искренней, но ее губы снова сжались характерным образом.
– Я не уверен, что это все объясняет, – заметил Джек.
Она заговорила негромким, спокойным голосом, по-прежнему избегая смотреть ему в глаза.
– Вы должны понять. Когда вы прочли отчет о ходе следствия и позвонили мне, вы были так уверены в том, что время смерти свидетельствует о моей невиновности. Я… Я не могла своими руками разрушить то единственное, что работало на меня. Просто не могла.
– Вы полагали, что можете обманом вынудить меня стать вашим адвокатом?
Внезапно ее начала бить дрожь. Джек инстинктивно выхватил упаковку салфеток из верхнего ящика стола и протянул ей.
– Я невиновна, – проговорила она срывающимся голосом. – Можете ли вы себе представить, каково это – быть несправедливо обвиненной в убийстве отца вашего ребенка?
– Могу себе представить.
– Тогда неужели вы не видите? В тот момент для меня не имело значения, почемувы думаете, что я невиновна. Мне важно было всего лишь знать, что вы поверили в то, что я не совершала этого.
– Ваш обман вряд ли способен укрепить мою веру.
– Если я могла бы доказать свою невиновность, то не нуждалась бы в вас.
Она промокнула слезинку, и Джек дал ей время прийти в себя.
– Разумная мысль. Но если вы солгали, то не получите меня.
– Простите меня. Этого больше не повторится. С тех пор как это случилось, меня не покидает чувство, что все против меня. Полиция, вообще все. Такое ощущение, словно они уже все решили.
– Как, по-вашему, почему так происходит?
– Я думаю, все дело в моем интервью «Газетт».
– Что такое «Газетт»?
– Это местная газета, которая издается на базе. Они спросили меня, что, по моему мнению, случилось с моим мужем, ну, я и сказала им. А они все напечатали. С этого самого дня окружающие стали вести себя так, словно у меня на лбу написано крупными буквами: «Солдат противника».
– Что именно вы сказали?
Она заколебалась, явно не уверенная в том, что Джек готов выслушать ее версию.
– Моего мужа не столько убили… сколько устранили.
– Что вы имеете в виду под словом «устранили»?
– Заставили замолчать.
– Кто?
Похоже, это получилось у нее непроизвольно, но она судорожно стиснула бумажную салфетку в кулачке.
– Этот отчет СКР ВМФ был тщательно отредактирован, из него вымарали всю секретную информацию. Как вы думаете, что они скрывают?
– Насколько я понимаю, подобное случается сплошь и рядом и характерно не только для данного случая.