(не)военная тайна, или Выжить в тайге и не забеременеть

Мужчина длинно и некрасиво выругался и, не прощаясь, покинул мой автомобиль. Наконец-то.

В Кастрюлинском отряде я провел еще полдня и, как и предполагал с самого начала, на федеральную трассу выехал лишь к шести вечера. Домой добрался во втором часу ночи и, пробравшись тихо, чтобы не разбудить родителей, в свою комнату, завалился спать мертвецким сном.

Утро было почти приятным. Запах кофе и сырников, спасибо маме, и все бы ничего, только не было принцессы. Просыпаться рядом с которой я так быстро привык.

Конфетка моя вредная. Воскресил в памяти образ Ворон и, довольно потянувшись, подскочил с кровати.

Не умываясь, пошел на кухню, по запаху.

— Доброе утро, мам, — подошел к своей родительнице и, расцеловав ее в обе щеки, притянул к себе.

— Сына, ты бы хоть руки дал мне помыть, — рассмеялась мама, так и не обняв меня по-нормальному в ответ. В одной её руке была кухонная лопатка, а во второй сырник, обваленный в муке, который она собиралась вот-вот уложить на сковороду.

— Папа уже ушел? — Я сел за стол, где меня ожидали кофе и тарелка, полная готовых лакомств с клубничным вареньем… ммм…

— Да, полчаса назад. Не стал тебя дожидаться.

— Мам, как же вкусно, — с набитым ртом произнес я, — спасибо.

— Прожевал бы сначала, — усмехнулась мама, накрыла сковороду крышкой и, убавив огонь, присела напротив меня.

А я чуть сырником не подавился.

Вот это да. Взял кружку с кофе и двумя большими глотками осушил её. Хорошо, что бодрящий напиток уже достаточно остыл.

— Ром, — нахмурилась мама, — ты чего?

— Ма-а-ам, — довольно протянул я, отойдя от первого шока, — представляешь, что…

— Что?

— Ты безумно похожа на мою будущую жену, — мама приоткрыла пухлые губы, — точнее, она на тебя, а я, дурак, только сейчас это понял.

Мама продолжала молчать, хлопала пушистыми черными ресницами и смотрела на меня глубокими голубыми глазами, которые сейчас казались еще больше. Ну Ворон, один в один, особенно когда так четко можно распознать каждую эмоцию, проскользнувшую на лице.

Такой же тонкий нос, пухлые губы и четко очерченные скулы, большие голубые глаза и черные волосы. Конечно, скорое мамино пятидесятилетие давало о себе знать, но я этого не видел, просто не замечал морщинок в уголках глаз и у рта. Моя мама всегда была и есть для меня самой красивой женщиной на свете. А теперь вот так…

Глава 20.2

— Хорошая шутка, — отмерев, подскочила мама и побежала к плите. Последняя партия сырников не поддавалась реанимации и была с грустью выброшена в мусорное ведро.

— Вот теперь ешь то, что осталось, — проворчала мама, помыв руки, — и ходи голодный, пока я суп к обеду не сварю.

— Да я же серьезно, — картинно надул губы, — а ты не веришь, и я как бы уже наелся. И да! Точно!

Поднялся со стула и сбегал в коридор, из кармана пуховика достал телефон, на котором оставалось три процента от зарядки, и быстро нашел совместные фотографии с принцессой и её серым котом, которых мы за позавчера успели наделать целый миллион.

— Вот, Елизавета Алексеевна, знакомьтесь, — повернул смартфон к ней экраном, а мама ойкнула и прижала полотенце, которым вытирала руки, к груди.

— Ромочка, ты что, серьезно? Ты правда нашел себе невесту и молчал? — защебетала мама, напомнив мне сейчас скоростью своей речи Вику. Проведя ладонью по лбу, она потянулась за телефоном. — Тьфу, — возмутилась она, вспомнив о полотенце, и швырнула то на столешницу, потом с маниакальным блеском в глазах отобрала мой айфон и с улыбкой настоящей блаженной листала фотографии, пока телефон не сел. — Рома!

— Давай заряжу. — Забрал смартфон и опять притянул маму к себе. Поцеловал в макушку и втянул запах волос: пахло сладкой выпечкой.

Как же я любил свою маму и родной дом.

— Милый, девочка очень красивая, но не так уж сильно и похожа на меня. Просто мы с ней одного типажа. Я бы даже сказала, что вы с ней сами очень похожи. У вас получатся красивые детки. Темненькие. Голубоглазенькие. Ромочка, ты только представь этих пухлощеких малышей.

— Ма-а-ам, ну какие дети могут быть, пока мы служим на заставе, и вообще, мы вместе всего несколько дней.

— Роман, — мама отстранилась от меня, и грозно заглянула в глаза, — ты же сказал будущая жена. Я думала, ты настроен серьезно.

— Так и есть, но дети… — Я пожевал губу. — Рано пока об этом, лучше дай мне свой телефон и найди сразу номер узла связи, по которому ты до меня дозванивалась.

— А как зовут ту девочку и откуда она вообще взялась на заставе?

— Мама, стоп! Я сейчас позвоню Насте — да, ее зовут Настя — и все тебе подробно расскажу.

Елизавета Алексеевна сдержанно кивнула и пошла в спальню за своим телефоном.

И если второй пункт своего плана у меня получилось исполнить идеально — я с удовольствием рассказывал маме целых три часа о Насте, то с первым случилась беда. Я не мог дозвониться, от слова совсем, телефон стоял на автонаборе и каждый раз попадал на короткие гудки.

— Сыночка, я, бывает, тоже не могла дозвониться тебе по сорок минут.

— Мам, но то сорок минут, а не три часа, и вечер, когда все звонят на заставы своим родным, а не утро, как сейчас.

Мама пожала плечами:

— Попробуй позвонить дедушке.

— Так, наверное, и сделаю. Спасибо, мам. — Я ушел в свою комнату, чтобы переписать номер. Снял телефон с зарядки, и экран сразу же замигал, говоря о входящем вызове с неизвестного мне номера.

— Слушаю.

— Калинин Роман? — грубо спросили на том конце телефонной трубки.

— Да.

— Отлично, значит, так.

— А вы не желаете представиться? — Я присел и закрыл глаза, чтобы успокоиться и не вспылить раньше времени от наглости своего собеседника. Номер был другого региона, и сейчас почти не оставалось никаких сомнений, кто это мог быть. Я открыл глаза и уставился на настенные часы: если у нас сейчас полдвенадцатого, то в Москве половина шестого. И не спится же ему.

— А ты борзый. Генерал Ворон говорит… — мужчина начал говорить что-то дальше, но я перебил его, абсолютно не вслушиваясь в слова.

— Если вы звоните мне сейчас именно как генерал, то я смею вас разочаровать: у меня отпуск, и любые возникшие служебные вопросы я буду решать лишь со своим непосредственным руководством. Поэтому не вижу смысла в дальнейшем продолжении диалога. — Потер переносицу: ни к чему хорошему это не приведет.

— Да ты не только борзый, но и отчаянный. Хорошо, будь по-твоему. Я тебе звоню сейчас по гражданскому, личному вопросу, касающемуся моей дочери, и только попробуй положить трубку.