Не все дороги ведут в храм...

Птица вздрогнула от этих слов и поняла, что так и есть. Ведь этой ночью химаи умирали без стрел и копий, и виноват в этом был охотник Ог. И сейчас глаза его потемнели, стали почти черными. Птица не могла отвести взор от этих глаз, яростных и уверенных в своей силе. Вот теперь охотник проявит свою волю. Что он станет делать? Почему заволновалось озеро, точно Тот-Кто-Видит услышал напоминания Ога о договоре с шаманом и решил принять сторону охотника?

Плот резко качнулся и одним концом ушел в воду, задрав другой край. Воины, потеряв равновесие, упали - кто покатился по влажным бревнам, кто шлепнулся в реку, подняв тучу брызг. Вода залила меховую накидку Матнуга, снесла с его головы череп зменграха и заставила шамана лихорадочно цепляться обеими руками за шест, чтобы не свалится в беспокойное озеро.

– Вот видишь, Матнуг, Тот-Кто-Видит-Из-Воды возмущен твоим вероломством. Ты клялся на воде, что предоставишь мне плот и пропустишь через озеро. Твои клятвы - что водоросли на дне реки. Не стоят ни одной головы надхега, шаман Матнуг. Тогда Тот-Кто-Видит заберет твою жизнь и отдаст ее рыбам. Это будет справедливо, - низкий голос Ога звучал лениво и презрительно.

Плот еще раз качнулся, все больше наклоняясь, и Матнуг закричал, поднимая вверх правую руку:

– Да будет по словам охотника! Да будет ему плот, этот плот, что сейчас заливает вода! Этот плот мы даем охотнику Огу!

Вода тут же успокоилась, и крепко связанные между собой бревна опустились, медленно и осторожно. Речные люди не боялись воды, это Птица понимала хорошо. Но они боялись гнева водяных духов. Как они их называли? Те, Кто Видят?

Матнуг ступил на берег, с достоинством поклонился. Теперь, без черепа зменргаха его голова казалась небольшой и слегка сплюснутой по бокам. Объем ей придавали лишь мелкие редкие косички, укрепленные в один узел и проткнутые длинной рыбьей иглой.

Из озера выбрались несколько воинов - белая глина сбегала с них вместе с потоками воды, обнажая поджарые худые тела. Луки за плечами речных людей уже не выглядели так угрожающе, но на лицах - в глазах, в уголках сомкнутых губ - таилась угроза и недоверие. Они стали рядом с шаманом Матнугом, готовые напасть в любой момент, и темные шесты в руках некоторых из них показались Птице опасным и страшным оружием. Таким шестом речные люди проткнут человека в мгновение ока, с одного удара. Словно кролика или индюшку.

Трава под босыми ногами Речных людей еле вздрагивала, успокоившаяся вода озера ласково поблескивала. В наступившей тишине стало вдруг слышно, как звенят стрекозы и надрываются дневные цикады.

Матнуг какое-то время пристально вглядывался в лицо Ога, и морщины на его лице не менялись и не двигались. Бесстрастно, уверенно, надменно глядел шаман, словно в голове у него созревала какая-то дума, которая нравилась ему, но он не спешил высказать эти мысли и угрозы.

– Вы поплывете через воды озера. Все, - наконец проскрипел колючий голос шамана.

Воины отступили. Двое из них тут же вернулись на пустующий плот, который уже начал потихоньку уплывать. Воткнули шесты в дно, оттолкнулись.

Большой крепкий плот из огромных, очищенных от коры бревен. Воины управлялись с ним легко, точно это была лодочка-долбленка. Повернули, подвели к самому берегу, к длинным деревянным мосточкам.

– Удачи тебе, шаман Матнуг, - с достоинством и скрытой улыбкой в голосе ответил Ог, повернулся к Птице и велел, - заезжайте на плот по мосткам. Я помогу провести лошадей.

Глава 15

Блики солнца слепили крохотными искрами. Волны играли ими, перекатывали через себя, передавали друг другу. Неторопливые, ласковые волны. Птица сидела на краю плота и прижимала к себе Травку. Хозяин строго велел смотреть за ребенком, чтобы малышка не свалилась в озеро. Выполнить наказ оказалось гораздо легче, чем Птица думала. Травку тут же сморило, и она, устроившись прямо на гладких, чуть влажных бревнах, уснула. Голова ее покоилась на коленях Птицы, и, хоть это и было неудобно и жарко, зато можно было быть уверенной, что Травка - вот она, тут, и все с ней в порядке.

Еж то мотался к стреноженным и привязанным лошадям, то заскакивал под навес к хозяину. Мальчишку впечатляло все - и молчаливые суровые воины, ловко управляющиеся с шестами, и высокие оранжевые скалы над самой водой, и мелькающие где-то в глубине озера большие рыбы - Еж не раз замечал их широкие темные спины и указывал на них Птице.

– Не разглядывайте дома в деревнях!
– велел Ог, когда они только устроились на плоту.
– Иначе получите стрелу в горло, я могу и не успеть защитить. Вообще не поворачивайтесь в ту строну. Держитесь у навеса рядом со мной или со стороны скал, где нет поселений. И ты, Птица, лучше сядь, чтобы не маячить удобной мишенью. Так за навесом и воинами тебя и малышку не будет видно. А Еж не высокий, его не особо заметно.

Сам Ог устроился под травяной крышей, на плетенных из травы ковриках. Прислонился к широким, частым столбам, оплетенным ветвями без листьев. Закрыл глаза, и Птица поняла, что самые страшные опасности, можно сказать, позади.

– Неужели водяные духи услышали охотника Ога и вступились за него?
– спросил задумчиво Еж, опустившись на бревна рядом с Птицей.

Глаза его весело и бесшабашно поблескивали, а рот разъезжался в белозубой улыбке. Будто привалило Ежу невесть какое счастье, и он ни как не может понять, что с этим счастьем делать. Он просто дурачок - этот Еж, он не понимает опасности, исходящей от хозяина. Ему кажется, что все это путешествие в неизвестность - просто отличная забава, хорошее приключение.

– Это не духи послушались Ога, - почти шепотом ответила Птица, - это Ог управлял водой и плотом. Он это может.

– Да ну, где это видано? Кто может управлять священными водами Белорыбья?

– Наш хозяин и может, как раз.

Птица отвернулась от Ежа и глянула в зеленоватый сумрак спокойной воды. Далеко внизу мелькали широкие рыбьи спины - их не было видно, но Птица хорошо чувствовала движение на глубине. Лениво шевелились озерные травы и с тихим плеском опускались шесты, которыми управляли воины.

О Речных людях много рассказывала мама Мабуса длинными дождливыми полднями, когда сидела за своим ткацким станком, а Ежа и Птицу заставляла перематывать колючую, крашенную в красные и синие цвета шерсть. О том, что Речные люди живут на воде, поклоняются духам озера и врагов своих приносят в жертву химаям и иясам - небольшим, узкоголовым крокодилам, что водились в их реках.

Еще мама Мабуса много рассказывала о празднике Золотых колокольчиков. О том, как наряженные жрецы храмов приносят множество черных быков и овец в жертву духам. О нефритовой чаше крови, которую пьют жрецы перед всем народом. О странных и диких плясках, устраиваемых прямо перед храмом Набары и о красивых, тонких жрицах с золотыми украшениями, которые отдают свою любовь мужчинам и женщинам прямо на празднике, на шумных улицах, под кронами орехов и кипарисов. То было время бесчинств, когда даже знатные горожане могли позволить себе безумства и вольности.

Мама Мабуса не пропускала ни одного такого праздника. А на следующее утро выглядела больной, помятой и уставшей. Заваривала себе серую траву игото - траву, предотвращающую беременность - и жаловалась на то, что все ее тело ломит, точно по ней пробежалось стадо диких кабанов.

– Станешь жрицей Набары, Нок, и для тебя будут заваривать такую траву, - говорила в такие дни она, - это хорошая травка, о ней должна знать каждая женщина. Чтобы не понести дитя после больших праздников и не плодить выводок лишних ртов у себя во дворе. Уж жрицы Набары знают толк в таких вещах, поверь мне, девочка. Они тебя всему и научат.