Не все мы умрем

— Не знаем, — пожал плечами Смолянинов.

— Мне стучали: жаба.

— Кто стучал?

— Мокрухтин стучал. Вот в эту стену. Азбукой Морзе.

То, что Мокрухтин, просидев столько лет в колониях, в камерах перестукивался и мог знать азбуку Морзе, Михаил Анатольевич допускал. Но при чем здесь «жаба»? Зачем стучать это нелепое слово больному старику?

— Покажите, в какое место стучали.

Сергей Васильевич с трудом поднялся и, выбрасывая ноги в ортопедических ботинках, доковылял до стены и постучал.

Вдруг стена откликнулась.

— Вот! Слышите! — замер Самсонов. — Вот так и стучали.

Капитан выскочил. Смолянинов уговаривал старика.

— Сергей Васильевич! Успокойтесь. Никто через стену проникнуть не может. Чтобы попасть к вам, ее надо разрушить.

— Молодой человек, вы в этом уверены? А радиоволны, чтобы проникнуть сюда, тоже должны разрушить стену?

— Но Мокрухтин — это же не радиоволны!

— Кто знает? — философски заметил старик. — Вы «Жизнь после смерти» американского врача Моуди читали? Может, человек после смерти превращается в какие-нибудь стоячие радиоволны, а радиоприемники их ловят. Потому что на третий день и на девятый душа человека еще здесь, в этом мире, и лишь на сороковой улетает в космос. Вот и Мокрухтин на следующую ночь стучал. Значит, он все еще здесь.

— Как? На следующую ночь после того, как его убили, стучали? Я вас правильно понял?

— Вы меня поняли правильно, — склонил голову старик. — Только я не знаю, как это объяснить. И вы не знаете.

Вернулся Завадский:

— Я ему сделал втык.

— Кому? — испуганно втянул голову в плечи Самсонов.

— Дежурному милиционеру. Пойдем посмотрим.

В квартире Мокрухтина дежурный милиционер, услышав стуки, решил порезвиться.

— Вот за эту самодеятельность я постараюсь, чтобы вам вкатили как следует, — пообещал следователь. — Где вы стучали?

Смущенный дежурный подошел к бару:

— Вот здесь.

— Зовите экспертов, — сказал Завадскому Смолянинов.

Эксперты, во второй раз осматривая квартиру Мокрухтина, обнаружили вмятины не только за баром, но и по всем стенам помещения. Кто-то явно что-то искал. Скорее всего тайник.

Михаил Анатольевич думал о Евгении — все сходилось. Мужчина на веревке, слезающий с крыши в ночь после убийства Мокрухтина, как будто вымытый пол дорожкой, стуки в стену и, наконец, разгадка: никакого отношения к убийству Мокрухтина этот скалолаз не имеет. Иначе убил бы ночью. А убит-то бизнесмен днем.

Евгении звонил перепуганный георгиевский кавалер:

— К вам рвутся два битюга, я не могу их удержать. Что делать?

— Не волнуйтесь, Матвей Иванович, я в курсе. Пропустите.

Таечка заранее открыла дверь, и, сотрясая приемную, в офис вошли боевые слоны персидской армии. Те, что брали Вавилон, Индию и Египет. Прислал их Иван. Облик самого Ивана должного впечатления на окружающих не производил, — если не видеть его в деле, то впечатление обманчивое. Да, тренированный, да, атлет, да, дискобол, да, Пракситель, да, гибкий, как кошка, но вид чересчур уж интеллигентный. А эти еще с лестницы, подняв руки, трубно приветствовали женщин, да так, что отозвался стеклянный шатер, венчавший крышу особняка. Таечка боязливо подняла глаза — не посыплются ли на нее осколки?

Несмотря на жару, оба были в расстегнутых пиджаках, с чуть расставленными в стороны руками. Видно, под мышками им что-то мешало. Впрочем, сейчас вся молодежь так ходит. Руки и ноги растопырены. Что мешает их рукам — понятно, оружие под мышкой, но вот что мешает ногам?

Двое прошли в кабинет Барсукова. Тот был слегка оживлен, суетлив, взволнован, а увидев «крышу», даже просиял. По крайней мере если его убьют, то не сегодня.

Вскоре подъехали и оппоненты. Начинался второй акт драмы «Озеленение», до которого Мокрухтин просто не дошел в силу своей преждевременной кончины.

Итак, акт второй. Условно назовем его «Стрелка».

Сцена первая. Явление первое. Пошел занавес.

В кабинет Барсукова входят два молодых, наглых петушка и барыга, зажатый между ними. У барыги раздраженное лицо. Мизансцена такая: Барсуков, приветствуя гостей, грузно поднимается из-за массивного стола и, улыбаясь, с протянутой рукой идет навстречу посетителям. Боевые слоны в углу играют на компьютере. Оглядев вошедших, едва кивают и снова отворачиваются. Пришли цыплята желторотые, да еще перья топорщат.

Барсуков и барыга пожимают друг другу руки, хозяин указывает гостю на кожаное кресло, петушки садятся на стулья и поджимают лапки, как на насесте.

Сергей Павлович включает селектор:

— Евгения Юрьевна, принесите, пожалуйста, документы по фирме «Барин».

Но Евгения еще с минуту выжидает у себя в кабинете, как будто ищет. Наконец, прижимая папку к груди, входит к шефу.

Явление второе. Те же и генеральный директор.

— Здравствуйте, господа. — Евгения кладет папку на стол перед Барсуковым.

— Присаживайтесь, Евгения Юрьевна. Мне понадобится ваша помощь. У нас с Николаем Гавриловичем возникли некоторые шероховатости. Найдите, пожалуйста, договор.

Евгения опускается в дерматиновое кресло. Барсуков делает вид, что изучает документ. Окружающие слышат только обрывки фраз и огрызки слов.

— На основании барин сморчков пожертвование озеленение безвозмездно юго-восточный округ точка дата подпись сморчков пожертвование Николай Гаврилович два экземпляра печать пожертвование…

— Прошу вас, — Барсуков протягивает бумагу господину Сморчкову. — Я вас слушаю. Изложите ваши претензии.

Николай Гаврилович вертит договор в руках и, не говоря ни слова, передает его петушкам. Петушки любуются бумагой и друг другом. Вчитываются в текст и периодически поднимают глаза на Сморчкова. В голове у них та же каша: пожертвование озеленение безвозмездно подпись печать.

— Разрешите и нам взглянуть, — поворачивается от компьютера боевой слон Барсукова. И, протянув руку, бесцеремонно вытягивает договор из пальцев петушков. Те от такого пренебрежения аж вскинулись. Их честь наконец задели. Но боевой слон в расстегнутом пиджаке, повернувшись, открывает под ребрами отнюдь не кобуру с пистолетом, как у них, а короткоствольный автомат, благо что размеры грудной клетки позволяют, и петушки разом сникают. Боевые слоны, внимательно прочитав, возвращают документ Евгении.

— Ну и какие у вас претензии, господа? — обращаются они к гостям. — Пожертвовали? Спасибо. Чего же вам еще надо?

Сморчков аж взвизгивает:

— Когда я давал деньги, они намекали совсем на другое!

— На что же, позвольте узнать? — понизив голос, удивляется Барсуков. — Евгения Юрьевна, вы на что-нибудь намекали?

Евгения Юрьевна из той же папочки наманикюренными пальчиками достает аудиокассету и вставляет ее в стереосистему. На ней записан первый акт драмы со Сморчковым в главной роли. Повторять текст произведения у нас нет никакой надобности, ибо вы уже слышали его в исполнении дуэта: Евгения — Мокрухтин.