Не все НПС попадают 3

Мысли путались, и иногда он проваливался в сон, чтобы вскоре тревожно вскинуться от очередного подозрительного звука.

Он ждал, когда в тоненькую щель под дверью начнёт пробиваться серый свет утра — но ночь всё не кончалась и не кончалась, растягиваясь, как карамель. Наконец он решил размяться, поднялся и сделал несколько шагов… влипнув у самой двери во что-то клейкое! Ругаясь, он начал проворачивать в замке ключ. Дело шло с трудом — в скважину тоже была залита какая-то гадость! Он шипел сквозь зубы, отдирая дверь от щедро разлитой под ней субстанции — миллиметр за миллиметром. Ночь давно ушла, и дом, его разгромленный дом, был наполнен светом. Лучше бы не видеть этого всего!

В арке, ведущей в кухню, мелькнула тень, и Каларниф устремился за ней, прилипая на каждом шагу и отдурая ботинки с характерным треском — чтобы увидеть эти следы в пудре. Или в муке. Уточнять и нюхать рассыпанное не хотелось, не то что пробовать.

Тварь!!!

Память услужливо выбросила картинку с нижней полкой кладовки, в которой он только что сидел. Бывший хозяин дома был поклонником натуралистичности. От него и остались тазы эти, тряпки, швабры. А кроме того — несколько жутковатого вида крысоловок.

Каларниф вернулся в каморку с инвентарём и сгрёб с полки несколько устройств, напоминающих гибрид дыбы с гильотиной в миниатюре. Почти не спавшему трое суток мозгу идея показалась замечательной.

* * *

Помощник капитана явился вместе с посыльным из городского управления. Пришли они ближе к обеду, когда Каларниф пытался подкараулить кицуне, издалека наблюдая за крысоловкой, установленной на кухонном столе. Замаскироваться среди плащей, накинутых на стойку в прихожей, было гениальной идеей. К тому же, так он находился совсем рядом с дверью, и когда раздался звон дверного колокольчика, рванулся к ней со скоростью молнии.

ПОМОЩНИК КАПИТАНА

Нол распахнул низенькую калитку и пошёл по посыпанной мрамором дорожке к дому проводника. Курьер семенил рядом, подозрительно поводя носом.

— Какой-то странный запах, — пробормотал он как бы себе под нос и тут же спросил Нола: — Вам не кажется?..

— Разберёмся, — сурово ответил Нол и позвонил в дверной колокольчик.

За дверью загрохотало, и на пороге предстал хозяин дома.

— О, боже! — воскликнул курьер.

Нол, до перехода в вирт поработавший в розыске и успевший повидать всякого, испытал острый приступ дежа-вю. Хотя до сих пор с психами и нариками в вирте ему сталкиваться не приходилось. Каларниф был вывалян… в нескольких разных субстанциях. Одежда его была частично раскрашена, а частично изрезана. Красные глаза свидетельствовали о дичайшем недосыпе.

В глубине дома раздался щелчок.

— Она попалась! — выкрикнул проводник и устремился внутрь.

Нол обменялся взглядом с курьером.

— Кажется, этот тип не в себе. Пошли, свидетелем будешь.

Коридор впечатлил.

— Это чего он тут наворотил? — поёжился курьер, разглядывая надписи на стенах и выпачканный чем-то странным пол.

Взгляд Нола зацепился за крупную надпись «Каларниф — дурак!» Помощник капитана подумал, что авторство, кажется, принадлежит иному лицу, но распространяться о своих подозрениях не стал.

Они направились вглубь особняка, следуя за невнятными звуками. Каларниф блевал на кухне. Он, правда, не ел три дня, поэтому исторгать из себя ему было особо нечего, но желудок продолжало выворачивать.

На столе, перебитая ровно посередине туловища, пищала и извивалась здоровенная серая крыса в крошечных туфельках фейского размера.

— Твою мать! — передёрнулся Нол. Курьер от неприглядного зрелища тоже слегка позеленел. — Бери за вторую руку!

Совместными усилиями они вытащили проводника в коридор. Нол вытащил из храна графин с водой, который всегда таскал с собой для подобных случаев, и стакан:

— Пейте!

— А можно мне тоже воды? — сипло попросил курьер и нервно оглянулся. — Извините, а мне обязательно здесь находиться?

— Можете идти по своим делам, но сперва вручите… — договорить Нол не успел.

— Я пойду с вами! Подождите! — Каларниф вцепился в него как клещ. — Можно мне пойти?

— Вы можете выходить из дома, — несколько оторопело ответил тот, — запрет покидать жилище отменён.

Курьер достал из сумки большой запечатанный конверт, не нашёл, на что его положить, и опустил на относительно чистый кусок пола.

— Вот, расписываться не обязательно. Я пойду, а? — он явно тяготился сложившимся положением. — У меня есть ещё поручения, и если вы не против… — он развернулся к двери. — А!..

В раскрытом проёме входной двери покачивалась тряпочная кукла, одетая в точности как хозяин дома. С залитыми чёрной смолой глазами.

— Что ещё за… — с отвращением начал Нол…

— Это она! Не оставляйте меня! — зрачки у проводника дрожали, и Нол понял, что это нервный срыв — штука неприятная и требующая вмешательства службы психологической помощи, а также составления кучи лишних рапортов… И тут они услышали это.

Тихий, проникающий в душу смех, похожий на шорох сухих листьев — казалось, он идёт со всех сторон, из-за каждой портьеры, из каждого угла, заставляя озираться, ожидая удара… Грохот захлопнувшейся двери прозвучал как разрыв файербола.

— Мы заперты! — в панике выкрикнул курьер.

Этот выкрик сработал словно спусковой крючок. Все трое бросились к двери и налегли на неё… чтобы вместе с дверным полотном рухнуть на крыльцо. Петли — они исчезли…

Девятихвостая лиса сидела на крыше и издевательски хохотала над ними в полный голос… а потом превратилась в дымку.

— Кицунэ? — можно было и не спрашивать, факт очевиден. Но Нол обязан был, для протокола.

Каларниф лихорадочно дышал, глаза его блестели:

— Она пришла за мной! Она хочет отомстить!

Мда. Простой беседой здесь не отделаешься…

12. СЛОЖНЫЕ МОМЕНТЫ

КОГДА ТВОЯ ДЕВУШКА… УСТАЛА

— А знаешь что, Петь? — Яга отстранённо размешивала малиновое варенье в чае. — Ты тады мне грибов-то этих усатых припёр, помнишь?

— Конечно.

— Вот с их я тебе лечебного зелья и набодяжу. Для фехтований энтих твоих, — Яга скосила на Петьку глаза и наставительно кивнула: — Ты ешь-ешь, не смотри на меня. Остынет борщец-то.

Борщец, и правда, был знатный.

— А не повяжут меня с твоим зельем? Не хотелось бы, знаешь ли, знакомиться с подвалами инквизиции.

— Ой, да я тя умоляю! Первая дверь — и ты уже не в подвале, а в замке.

Петька усмехнулся:

— Ну, после этого меня точно в нечисть запишут.