Не введи во искушение

Сжав виски ладонями, Краснов долго сидел, глядя в одну точку. Наконец поднял на жену глаза:

— Хорошо, Лидочка, поедем. Но я обязательно вернусь, когда родина будет во мне нуждаться...

Накануне Краснов отпустил Любимова и Шандыбу попрощаться с родными. Иван робко спросил генеральшу о Варьке. Лидия Фёдоровна сказала:

— Если она такая же честная, как вы, я обещаю, что возьму её в горничные.

Февраль был снежный и непостоянный: мороз то ударит, то отпустит. Шофёр вёл машину осторожно, не торопясь. Любимов и Шандыба сидели молча. Да и о чём тут говорить?

Трудно, ох как трудно прощался Алексей с близкими. Чувствовал, что не на год и не на два покидает родные места. Доведётся ли ещё повидать стариков? Или хотя бы побывать на их могилах?

У Ивана расставание прошло легче. Не задумывался он особо: уезжает и уезжает. Ко всему, не один покидал хутор. Варька согласилась сразу, а дома сказала:

— В Вёшки поеду к доктору.

В машину села, кутаясь в полушалок. Всю дорогу жалась к Ивану. О Степане не думала: три года не жила с ним, а мучилась. Да и где он, Степан?

В Новочеркасске в особняке атамана суетились, паковали вещи. Лидия Фёдоровна сразу же забрала Варьку к себе, а Иван стал помогать Краснову разбирать книги и рукописи. Сгущались сумерки, когда в комнате хорунжего Любимова раздался выстрел. Иван вбежал первым и увидел: лежит на ковре Алёшка, а рядом наган...

Хорунжего Любимова похоронили в Новочеркасске на следующий день. Было зимнее хмурое утро. Провожали Алексея генерал да несколько старых товарищей. Когда Любимова опускали в могилу, Краснов сказал, смахивая то ли слезу, то ли растаявшую снежинку, ползущую по щеке:

— Многие годы ты верно служил мне, сколько войсковых частей поменяли... Но вот за рубеж со мной не поехал: видно, Дон родной удержал тебя. Не буду судить: права такого не имею. Пусть земля отцов примет твоё тело...

* * *

На станцию Новочеркасскую стекался народ. Создавалось такое впечатление, что ехали и шли со всего Дона проститься с бывшим атаманом. Даже из бывших противников нашлись такие, кто уже жалел об отъезде генерала Краснова.

Шандыба с Варькой ещё с вечера привезли на вокзал вещи, занесли в вагон. Сидя в первом купе, стали ждать приезда генерала с женой.

Ивану было невесело. Тяжело переживал он смерть Алексея, свой отъезд. Думал: когда война закончится да большевиков прогонят?

А вот Варька была спокойна. Она — не одна, и скоро начнётся новая жизнь. Скоро она окажется далеко, где нет войны и люди живут по мирным законам. И она, Варька, увидит эту жизнь...

Погода начала меняться, пошёл дождь, люди прятались под зонтиками, уходили в буфет на вокзале.

Уже начало темнеть, когда подъехали Краснов с женой, Богаевский и генерал Сидоркин, назначенный вместо Денисова командующим донскими войсками.

Краснову вручили цветы, заиграл оркестр. Пётр Николаевич поднялся с сопровождающими в вагон, прошёл в купе. Поезд медленно тронулся, оставив позади толпу провожавших...

Хотя Краснов был уже лицом частным, на перроне Ростовского вокзала выстроился караул от лейб-гвардии казачьего полка со штандартом [16] и трубачами.

16

Штандарт — в России до 1917 года и некоторых других странах: знамя кавалерийского полка, эскадрона.

Командир полка генерал Дьяков поднялся в вагон:

— Ваше превосходительство, полк, которым ещё ваш дед командовал, просит выйти к нему.

Надев шинель и папаху, Краснов последовал за Дьяковым. Едва взялся за поручни, как трубачи возвестили о его появлении. Замер почётный караул, а с привокзального двора донеслись повторы команд.

Поздоровавшись с караулом и услышав ответное «Урра!», Краснов направился на привокзальную площадь, где его ожидал полк. Спешившись, стояли неподвижно сотня за сотней, прощаясь с бывшим атаманом Всевеликого Войска Донского.

Чувствуя комок, подступивший к горлу, Краснов вышел на середину площади и заговорил:

— Дорогие лейб-гвардии казаки, я тронут вашим вниманием. Сегодня я уже не ваш атаман и нет у меня права на почётный караул. Вы пришли сюда со святым штандартом, чем оказали мне высокую честь и внимание. С вами, дорогие донцы, я связан кровными узами. В ваших рядах, служили мои предки, ваш полк водил когда-то мой дед... Когда я служил в лейб-гвардии Атаманском полку и был с вами в одной бригаде, я много раз стоял со своим Атаманским штандартом подле вашего штандарта. Служите же Всевеликому Войску Донскому и России, как служили ваши отцы и деды, как подобает служить первому полку донского войска, доблестным лейб-гвардии казакам. Благодарю вас за верную и доблестную службу в моё атаманство на Дону...

Генерал Краснов направился к почётному караулу, остановился перед штандартом и, преклонив колено, поцеловал полотнище. Многие казаки плакали...

У вагона, где стояли Богаевский и Сидоркин, Краснов попрощался с провожающими, и вскоре поезд с бывшим атаманом Всевеликого Войска Донского тронулся.

Глава 30

И куда только не бросала жизнь Ивана Шандыбу С той ночи, когда поезд увёз его из Новочеркасска! Одной эмигрантской судьбой оказался он повязан с генералом Красновым. В Крыму у Врангеля побывали, в Прибалтику к Юденичу угодили, но поход его армии на Петроград не удался, а быть газетчиком Пётр Николаевич не пожелал...

Первые годы эмиграции оказались тяжёлыми. Пожили Красновы в Париже, всякого насмотрелись. Сколько бывших сановников, министров, князей и графов повидал Шандыба — не перечесть. И у всех одни разговоры: скоро советская власть рухнет и предстоит возвращение на родину. Но советская власть продолжала стоять, хотя Россия переживала голодные годы, коллективизацию.

Красновы жили литературным заработком. Иван бегал по издательствам, отвозил рукописи, забирал книги. В издательствах он узнал, что в Советский Союз вернулся писатель Толстой, который иногда появлялся у Красновых: пил чай и подолгу вёл беседы с Петром Николаевичем о войне, о Донской республике, о Добровольческой армии...

Затем Красновы перебрались из Парижа в Берлин. То ли родственники Лидии Фёдоровны уговорили, то ли соблазнились покупкой своего домика.

Но как бы то ни было, а Иван с Варькой поехали со своими хозяевами. Шандыба по-прежнему служил генералу, а Варька была при Лидии Фёдоровне.

В Берлине из старых знакомых иногда заходил генерал Шкуро, седой, маленький, кругленький, как колобок, вечно куда-то торопящийся старичок. И кто бы мог подумать, что имя этого старика наводило ужас на врагов. Это его сотни творили чёрные дела на Кубани и в Ставрополье. Надолго запомнился там корпус генерала Шкуро...