(Не) выдаваемая замуж
Шрифт:
Почему он, взрослый и рассудительный, как сам про себя считал, так поступил?! Почему в абсолютно простой и очевидной ситуации наломал столько дров?! Почему?! Ответов у Булата не было. Но одно он знал точно. Ответственность за случившееся лежит на нем и только на нем.
То, в чем его безосновательно подозревал отец Гульанры, сегодня случилось на самом деле.
— И что же нам делать? — он бессознательно задал вслух вопрос, который крутился у него в голове.
— Ничего.
Булату показалось, что он ослышался, и он все же посмотрел прямо в лицо Гульнаре. Она ответила прямым взглядом, и Булат совершенно
— Что значит — ничего?
— А зачем нам что-то делать? Та проблема, с которой я пришла к тебе — ее, как выяснилось, не существует.
— А… Мгм… М-м-м… — ничего более связного у Булата не получалось произнести.
— А то, что произошло только что, обратной силы не имеет. Поэтому сделать с этим тоже ничего уже нельзя.
Булат буквально вытаращился на Гульнару. Она пару минут назад, сбиваясь, запинаясь и краснея, рассказывала о том, почему она не беременна. А теперь, словно освободившись от какого-то груза и успокоившись, невозмутимо говорит, что все в порядке. Причем такими формулировками… В голове вдруг мелькнула парадоксальная мысль. Точнее, определение: «Дочь начбеза». Да, сейчас в Гульнаре отчетливо проклюнулся отец. И это еще Булат мать не видел.
— Так, погоди. Давай по порядку. То, что произошло только что, имеет свое название. Я лишил тебя девственности.
— Я с тобой не спорю, — ответила она спокойно. И так же невозмутимо, почти по-королевски отпила чаю.
Булат даже моргнул. Кто ему подменил Гулю?! И тут он вспомнил, как она тогда, в ночном баре, отчеканила свою позицию отцу. В этой девушке какое-то невероятное сочетание несочетаемого: юная невинность, когда она о простых физиологических вещах говорит, отчаянно краснея, и при этом… при этом внезапно прорезающаяся сталь в характере. Откуда?!
Видимо, от отца. Впрочем, характер — это на всю жизнь. А невинность — явление сугубо преходящее. Булат тряхнул головой, изгоняя эту философию. Она сейчас совершенно не к месту. В конце концов, он старше, у него гораздо больше жизненного опыта, и инициатива в разговоре должна принадлежать ему.
— Иначе это еще называется — обесчестил.
Гульнара закатила глаза.
— На дворе двадцать первый век. Никто не говорит такими словами.
— Твой отец считает иначе.
— Но его же здесь нет. Он ничего не знает. И не узнает.
И тут Булат охренел в третий раз. Что с Гульнарой?! Или это в семье Ватаевых только ее отец поборник традиционных ценностей, а его дочь… А его дочь до двадцати… сколько ей?! Ватаев говорил, что Гульнара работает там же, в «Балашовском». У девочки явно высшее образование, а значит, ей минимум двадцать два, а то и двадцать три или двадцать четыре года. Для девушки, которая принимает для себя половую свободу, как-то поздновато лишиться девственности в двадцать четыре. Что-то и куда-то не складывается.
— Гульнара, послушай…
— Ты меня послушай, — Булат даже глазами хлопнул от ее резкого тона, и Гульнара, похоже, заметила. Смягчила: — Пожалуйста. То, что случилось… — она все
же смутилась и отвела глаза. — Это случилось и все. Я сама виновата. Мне надо было сказать тебе все сразу. Объяснить толком. А я… — она судорожно вздохнула. Булат снова завис на том, как двинулась ее грудь. Все-таки ее платье, вроде бы аккуратно надетое, сидело на ней так, что было видно, что эта девушка только недавно из постели. Где ее… Так, о чем мы говорим?! Ты виновата? Нет!— Гульнара, ты ни в чем не виновата, — произнес он твердо. — Ответственность за произошедшее целиком на мне. Я… даже предположить не мог, что ты невинна. Я подумал, что ты и в самом деле беременна. Только от другого мужчины.
Булат не знал, зачем это сказал. Но почему-то посчитал важным объяснить Гульнаре, из-за чего повел себя как животное, а не как взрослый и адекватный мужчина. Правда, это объяснение выставляло его в еще более нелицеприятном свете. Получается, что он… что? Хотел наказать Гульнару за ложь?!
Именно так и получается. Только наказал он невиновного человека. И невинную девушку.
Гуля сначала смотрела на него молча и нахмурившись. А потом ахнула. Даже пальцы к губам прижала.
— Ты думал, что я… Что я хочу, чтобы ты… взял на себя чужого ребенка?! — Булат мрачно кивнул. Ее лицо мгновенно словно закрылось. — Я бы так никогда не поступила, — сухо закончила она.
Булат еще раз кивнул. Он теперь откуда-то это точно знал. Что Гульнара не стала бы так поступать. Но что ему делать с этим знанием, совершенно запоздалым? Анамнез собирают перед операцией, а не после.
— В общем, давай просто забудем о том, что случилось, — голос Гульнары звучал по-прежнему сухо и ровно. — Мы с тобой оба недооценили ситуацию. Оба, скажем так, совершили ошибки. Поэтому просто отказываемся от взаимных претензий и расходимся каждый в свою сторону. Все.
— Все?!
— Все, — Гульнара встала, одернула платье. — Я пойду.
— Как?!
— Мне пора. Спасибо за чай.
Булат буквально услышал несказанное: «И за все остальное». Угу, включая дефлорацию.
Это же не его профиль!
Он тоже резко встал.
— Я отвезу тебя.
Гульнара обернулась вполоборота.
— Спасибо. Не нужно. Я на машине.
Они больше не сказали друг другу ни слова. Неловко кивнули на прощание. За Гулей закрылась дверь, а Булат прислонился к стене и прикрыл глаза.
Ни хрена себе денек выдался. Ложная беременность и настоящая девственница. Прямо как в сериале для домохозяек. Быть героем такого сюжета Булату не нравилось. А еще ему в принципе очень не нравилось то, как все завершилось.
Ладно, сначала в душ, освежиться. А потом можно и подумать, что со всем этим сериалом с беременностями и девственницами делать.
Гульнара спокойно добралась домой. Правда, когда поднималась по лестнице, запоздало осознала, что все-таки снова натерла ногу, и каждый шаг отдавался болью. Ну ничего, она уже дома. Гулю встретила радостным повизгиванием Винни, но выходить сил уже не было. Гульнара пообещала Винни сходить с ней на прогулку попозже, а на крайний случай есть салфетка в углу туалета. Приняла душ. Равнодушно смотрела на то, как вода смывает с бедер засохшую кровь. А потом, надев пижаму, легла в постель. Винни устроилась у нее в ногах и затихла.