(не)запланированная любовь
Шрифт:
Я понятия не имела, что у Максима есть брат. Ни он, ни его родители никогда о нем не заикались. Почему?
Я взираю на Артема. Какие нужны причины, чтобы скрывать существование сына и брата? Стыд? Он не похож на преступника, или человека, страдающего наркотическими зависимостями. В чем причина?
– Задаешься вопросом, почему о моей личности умалчивали?
– читает меня, как открытую книгу.
Елизавета Григорьевна и Александр Сергеевич не из тех людей, которые отреклись бы от сына, и неважно, что этому могло бы послужить.
– Если выяснишь, дай и мне знать, договорились?
– подмигивает Артем.
Я
Что вдруг произошло с моим миром? Он разграблен и разрушен потрясениями. Еще вчера все было иначе, и мое сердце разрывалось от необъятного счастья, а не от горя…
– Почему он так поступил со мной?
– шепчу, беспомощно свесив руки вдоль тела.
– За что?
У Артема должен быть ответ. Они же с Максимом семья.
– Мне жаль, - только и проговаривает.
– Нет, - я вплетаю пальцы в волосы и прижимаю подбородок к груди. Не нужны мне ничьи сожаления.
– Ответьте. Почему?
– вскидываю голову и смотрю в сочувствующие глаза Артема отчаянно.
– Он говорил о том, что собирается порвать со мной у алтаря? Рассказал, из-за чего? Он разлюбил? Влюбился в другую?
– я надрывно всхлипываю и на сиплом выдохе опускаю трясущиеся плечи.
– Что случилось? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… скажите, что я сделала не так!..
Закрываю глаза, абстрагируясь от окружающего мира.
– Ксюша, - тихо зовет Артем. Его ровный голос обволакивает и раздается очень близко. На секунду разлепляю веки, чтобы убедиться в этом.
– Ты все делала правильно, - брат бывшего жениха стоит напротив, склонив голову и пытаясь заглянуть мне в глаза.
– Ты ни в чем не виновата. Не взваливай на себя ответственность за поступок другого человека.
– Но… - я заикаюсь, глотая соленые слезы.
– Ты переживешь это, - чужие, большие руки ложатся на мои плечи.
– Не переживу!
Не представляю жизни без Максима. Я люблю его. Ужасно, непреодолимо люблю. Никто не заменит его. Ни один мужчина. Никогда.
– Боль уйдет, - Артем притягивает меня к себе.
Щекой соприкасаюсь с его теплой, твердой грудью. Не то. Объятия не те. Они слабые, не сковывающие, но удушающие. Ощущения чужеродные, неизвестные, неуютные.
– Пустите, - я сгибаю локти и упираюсь растопыренными ладонями в пресс брюнета. Рельефная мускулатура отчетливо чувствуется через одежду.
Артем поддается и позволяет оттолкнуть себя.
– Тебе нужно поспать. Я провожу до спальни.
Мужчина отворачивается, тем самым демонстрируя, что не собирается уточнять, согласна ли я с данным планом. Просто ставит перед фактом и ждет, что я послушно поплетусь за ним.
– Я не хочу спать, - возражаю с агрессией.
Уж точно не ему, совершенно постороннему человеку, решать, как мне справляться с сердечной болью. Сон не спасет. Да и алкоголь, ради которого я сюда спустилась, тоже.
– Уверена?
– Артем бросает на меня взгляд через плечо, пряча жилистые руки в карманы штанов.
– Ты справишься, оставшись один на один с мыслями о подлости моего младшего брата?
Намерено цепляет за больное? Вскрывает мою грудину и ложкой для мороженого погружается, расковыривает мышцу, что гоняет кровь по венам. Смакует, словно сироп, горечь, что плещется в моих глазах? Он же наверняка видит, как я измучена предательством, и так безжалостно тычет этим мне в лицо.
– Оставьте
меня, - процеживаю я сквозь зубы. Плотно стиснув челюсти, скрываю крупную дрожь в подбородке.Артем со вздохом кивает.
– Поверь, Макс не заслуживает твоих слез.
И будто по команде новая порция соленой, горячей влаги скатывается по щекам. Я наблюдаю за удаляющейся фигурой и, больше не в состоянии удерживать внутренние терзания, выпускаю их на волю громкими рыданиями.
И плачу, плачу, плачу, сгорая от боли в одиночестве.
Глава 4
– Поешь, доченька.
Я никак не реагирую, продолжая бездумно смотреть в стену.
Мама тяжко вздыхает, шмыгает носом и присаживается на край кровати.
– Милая моя, прошу. Ну хоть пару ложек… - трясущейся рукой протягивает мне глубокую миску с крем-супом.
Аромат грибов и гренок ничуть не возбуждает. Аппетит наглухо замурован, и чувство голода кажется забытым, неизвестным. Нет ни жажды, ни усталости после бессонной ночи и литров выплаканных слез. Ничего нет. Душевной пустотой искоренилась нужда в базовых физиологических потребностях. Из меня будто вынули жизнь и оставили бесполезную оболочку.
– Ксюш, а?
– мама ставит в сторону тарелку с нетронутой едой и подсаживается ко мне ближе.
– Ксюшенька, девочка моя, поговори со мной.
Гладит меня по рукам, щекам, волосам, смахивает слезы со своего лица и влажными пальцами вновь тянется к моему. Я едва ли могу ощущать ее прикосновения, будто трогает через толстенный ватный слой.
Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, но нет сил, чтобы в очередной раз заявить о единственном желании маме. Когда она все-таки покидает меня, приговаривая, что будет рядом, если понадобится, я и вовсе перестаю дышать. Глаза вновь наполняются обжигающими слезами. Чудится, что стены начинают смещаться к центру спальни, ускоряясь и ускоряясь. Пространства меньше, воздуха тоже… В голове гремят чудовищные, хаотичные мысли - будто взрываются петарды.
От того, что мама ушла, и я осталась в одиночестве, легче не стало. Как назло вспоминаются слова Артема о том, справлюсь ли я самостоятельно с осознанием предательства любимого человека.
Нет. Не могу. Не хочу. Не готова.
– Где же ты, Максим?
– скулю протяжно, надрывно и утыкаюсь зареванным лицом в подушку.
Куда он ушел? Как мне быть без него? Как жить дальше? И зачем, если в груди пробита сквозная дыра, которую не заделать, не заполнить ушедшей любовью? Максим вырвал мое сердце. Так есть ли смысл вести существование бессодержательной оболочкой?
Сегодня мы должны были отправиться в свадебное путешествие и провести незабываемый медовый месяц на берегу лазурного моря, вдали ото всех. Отныне же каждой секунде без любимого суждено превратиться в страшнейшую адскую пытку.
Неужели этому не будет конца?..
Голоса за дверью гостевой спальни, где я расположилась, не найдя в себе сил находиться в комнате, подготовленной для нас с Максом, новоиспеченных супругов Золотовских, не смолкают. В перерывах между кошмарами, просыпаясь, различаю тревожное меццо-сопрано Елизаветы Григорьевны, слышу маму, которая ни на шаг не отходит от двери. Отец Максима глухо бормочет, что так и не сумел связаться со сбежавшим женихом. Тот игнорирует звонки, сообщения.