Не зарекайся.Опасное путешествие в Одессу
Шрифт:
Часть VI. Одесса — Кратово — Москва. Вторник
При бесшумном нападении на противника сзади или спереди удар ножом наносить снизу под левую лопатку, одновременно закрыть рот противнику левой рукой с тряпкой или предплечьем. После удара моментально выдернуть нож, ударить противника правой ногой под колено и, свалив его, нанести повторный удар ножом в грудь или сдавить горло, нажимая на кадык.
Петр Иванович прислушался. Бита по-прежнему была
Он обыскал нападавшего и нашел у него только мобильный телефон Nokia модели E70 белого цвета. После нажатия на кнопки разблокировки телефон запросил пароль и ему пришлось убрать аппарат в карман, что называется «до выяснения».
Подумав минуту, Петр Иванович направился в спальню. Там он переоделся в белую футболку и синие джинсы, а шорты и майку бросил на пол. В таком виде с черными кроссовками Puma в руках он прошел в ванную. Там он взял пакет для мусора и полотенце, тщательно протер вентили кранов, стульчак, углы, за которые брался, выходя после душа. Так же он стер следы с дверных ручек и с пола, на котором лежал. Кроме бандита больше всего пострадали очки, видимо в пылу сражения кто-то на них наступил. Петр Иванович положил очки в пакет для мусора, туда же сложил свою выпачканную одежду и поставил это все возле двери. В машине у него были запасные очки в желтой металлической оправе, которые Леночка терпеть не могла, но все-таки это было лучше, чем ничего. Однако, до золотых очков предстояло еще дойти и, пока он вынул старые из пакета, разогнул оправу и надел очки с одним потрескавшимся стеклом, другого не было вовсе. Усмехнувшись, он вспомнил о Коровьеве и помотал головой, отгоняя наваждение.
Теперь нужно было незаметно уйти. Возле уличной двери Петр Иванович снял испачканные кровью ботинки и надел кроссовки. Ботинки так же нашли свое место в пакете. Он взял биту, выключил свет и бесшумно отпер дверь. Отступив назад он, замахнувшись двумя руками, подождал очередного вторжения, но все было тихо. Тогда Петр Иванович толкнул дверь сильнее и она со скрипом распахнулась. Никто не пытался вбежать внутрь. Похоже во дворике никого не было. Петр Иванович протер ручки и запер дверь. Протертый ключ он положил сверху на кондиционер. На ощупь, с пакетом и битой в руках, он перелез через железный забор, за которым недавно разглядывал удивительную винтовую лестницу и очутился в соседнем дворе с собственным выходом на улицу.
«Я стал напоминать себе разведчика-диверсанта в чужой стране, — промелькнула мысль. — Впрочем, в России и Белоруссии я действовал так же, и Украина вовсе мне не чужая. Диверсант международного масштаба! А что поменялось для меня? Почему я вылез из берлоги? Ничего, просто раньше я был глубоко законспирирован и ждал команды, теперь же меня вынудили действовать».
На улице он удержался от искушения пройти мимо ворот 57-го дома и убедиться, что за домом наблюдают. Он пошел в противоположную сторону, к Пушкинской улице, там свернул направо, прошел квартал и вышел на Большую Арнаутскую. Сел в машину, а пакет с битой положил за сиденье. Первым делом он переодел очки.
Попетляв по улицам с односторонним движением, он, наконец выехал на дорогу в сторону Киева. Улицы немного опустели. «Нужно торопиться, — подгонял он себя. — Сейчас половина двенадцатого, до отлета самолета из Борисполя осталось семь с половиной часов. Дорога, плюс прибыть за два часа до регистрации. Да и где этот Борисполь находится еще неизвестно. Ладно, ближе к Киеву разберусь. Давай, давай, поехали». На выезде из города Петр Иванович остановился, протер биту и вышвырнул ее далеко в поле. Пакет с одеждой и обувью он бросил в мусорный контейнер, туда же отправился и разобранный телефон. Подумав немного, он поджег бумаги в контейнере и, запрыгнув в Mitsubishi, поехал на север.
В непроглядной темноте никакие красоты не отвлекали Петра Ивановича от дороги.
Ночь была черная и безлунная, еще недавно солнечное небо заволокли тучи и стало прохладно. Он отключил кондиционер и чуть приоткрыл окно. Хорошо размеченная, но не освещенная дорога плавно и тихо стелилась под колеса. Яркие фары встречных и попутных автомобилей дальним светом иногда резали глаза, но Петр Иванович уже привык смотреть только на разметку и, постоянно переключая свой свет с ближнего на дальний, спокойно катился в сторону Киева.Поневоле он мысленно возвращался к преступлению в номере гостиницы, раз за разом прокручивая все произошедшее. «Действительно в меня бес вселяется или вселился уже. Зачем я добил этого человека? Это же убийство. Так драка могла квалифицироваться, как самооборона, тем более, что он вломился ко мне. А теперь это просто убийство. Второе уже. Даже не важно, как это может выглядеть в суде. Я начал убивать людей хладнокровно и быстро, причем совесть моя при этом спокойна. Кажется, в этот раз я даже шутил, и вроде это вообще был не я. Похоже на кино или, точнее на комикс состоящий из отдельных кадров. Три картинки и все закончилось. Мне нравится убивать? Пожалуй нет, хотя теперь я в этом не уверен. Странно принимать участие, но смотреть на это со стороны. Хотя, почему странно? Такое раздвоение у меня уже случалось раньше».
Действительно, нечто подобное Петр Иванович пережил много лет назад на защите своего дипломного проекта. Отслужив в армии, он сперва поступил в технический ВУЗ и закончил его с отличием, и только в начале нулевых, приобщившись к издательскому делу, он получил диплом профессионального журналиста. Так вот, защита дипломного проекта, стенда для испытания авиационного шасси, в те годы представляла собой выступление перед приемной комиссией по плакатам, которые в большом количестве были развешены на доске и стенах учебной аудитории. Речь, разумеется, заучивалась студентом, практически, наизусть, а само выступление, с применением уменьшенных вариантов плакатов, многократно репетировалось дома перед членами семьи. Раздвоение сознания случилось у Петра Ивановича именно в момент защиты. Обходя по периметру аудиторию, он пропустил один из плакатов и, продолжая говорить по отрепетированному сценарию, параллельно думал о пропущенном фрагменте и о том, как удобней, незаметно для комиссии, вставить его далее по тексту. Он ртом говорил одно, требующее концентрации, а мозг его думал о другом, причем вся картина была видно ему как бы со стороны. Единственный неприятный момент — легкая головная боль. Нечто подобное он пережил и в Одессе.
Все эти размышления об убийствах не имели никакой практической ценности. В конце концов эти люди сами посягали на его жизнь. Они собирались, если не убить Петра Ивановича, то, как минимум, вывести из игры. Ему просто не оставили выбора. Будучи мертвым или обезвреженным он не мог бы спасти Лену, и, скорее всего, без него она уже не представляла бы интереса для похитителей. Он являлся стороной защищающейся, а не нападавшей и боролся не только за свою жизнь, но и за жизнь жены и, возможно, Даньки. Я веду справедливую войну. «Враг будет разбит, победа будет за нами! — решил он. — Хватит заниматься самоедством, или делай то, что считаешь нужным или сдавайся. И если придется предстать перед судом и даже получить срок, значит и это надо вынести. Значит судьба такая. Но в любом случае я был мужиком и сделал все, что мог!»
В час ночи Алексей набрался мужества и позвонил. Робот ответил женским голосом на украинском языке что-то, что можно было перевести, как: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Алексей звонил и звонил на недоступный уже номер. Результат был тем же. Стало ясно, в Одессе все пошло не так. Теперь ситуация окончательно вышла из под контроля. Если к утру они не выйдут на связь — надо бежать. А как же семья? Ребенок? Ничего еще не готово. Он позвонил жене и велел собирать все самое ценное: деньги, документы, компьютер и быть наготове. Объяснил только, что возникли проблемы и возможно он в опасности. Вероятность маленькая, но она существует. Пока нужно пожить в другом месте, и временную квартиру он уже снял. Не дослушав возмущение и истерику жены, он бросил трубку и до самого утра проходил по комнате, набирая злосчастный номер исполнителей каждые десять минут.