Не жди, когда уснут боги

— Здесь?

— Нет, еще чуть-чуть…

Постепенно Ленка узнала, что велосипедист на выходные дни уезжает из города в альплагерь, а в понедельник возвращается чуть свет, чтобы не опоздать на работу.

Для Ленки наступила пора томлений, пора мучительных ожиданий и радостных встреч. Она жила понедельниками, торопя остальные дни, перешагивая через них. Дай ей волю — и от недели остались бы только рожки да ножки.

Конечно, тех нескольких минут, когда она сидела на раме, а он гнал велосипед вперед и вперед, было маловато Ленке. Но что поделаешь? Иной раз лучше не замахиваться на большее, чтоб не остаться совсем с носом. И пусть Ленка не сознавала этого, пусть действовала совершенно стихийно, однако она безропотно довольствовалась тем, что выпадало на ее долю.

И потом — разве на велосипеде поговоришь! Две-три отрывочных фразы — и до свиданья. Она даже не знала, как его зовут, где он работает, и все же испытывала ни с чем несравнимое влечение, ни с чем несравнимую слитность с этим русоволосым парнем, летящим вместе с ней по утреннему асфальту.

В ту ночь Ленка то и дело просыпалась, ворочалась, какое-то смутное беспокойство охватывало ее. За окном высветлело еще задолго до рассвета, и холодные синие тени блуждали по стенам. Быстро одевшись, она побежала к дороге. С гор дул пронзительный знобящий ветер, и Ленка пожалела, что не накинула поверх спортивной кофты еще и куртку. Что-то произошло, сдвинулось в мире, глаза ее улавливали перемену, но сосредоточенность чувств, их приподнятая устремленность мешали осмыслить все это.

Она долго стояла, повернув голову к горам, откуда обычно в это время появлялся велосипедист. Дорога была седа и пустынна. Ленка волновалась, воображение рисовало ужасные картины. С ним что-нибудь случилось!.. Ведь он носится как угорелый. А кругом столько ям, кочек, пара пустяков шею свернуть. И почему она его прежде не предупредила? Конечно, он бы ее не послушался. А может, и послушался. И теперь спокойно бы ехал на своем велосипеде. Ленка упрекала себя, спорила с собой, впадая в заблуждение, в которое часто мы впадаем, лишая дорогого нам человека качеств, именно за которые и полюбили его.

Вдали показался первый рейсовый автобус. Он шел, не спеша, соответственно своему солидному положению. Ленка отодвинулась подальше, чтобы шофер не думал, будто ей хочется забраться в теплый салон и ехать вниз. Нечего ей там делать. Отъездилась… Бедный велосипедист!

Сбитая с толку, огорченная Ленка даже не заметила, как сидящий у окна русоволосый парень в свитере помахал ей рукой. Или заметила, да не придала значения? Ведь тот, кого она ждала, был всегда на велосипеде и на нем обязательно красная рубаха…

Лишь подходя к дому, она вдруг все поняла и остановилась, пораженная ясностью происшедшего. Велосипедист не разбился. Просто выпал снег. А на велосипеде по снегу не поедешь. Ленка растерянно стыла на ветру. Ей-то казалось, что лучшее, чем наполнена жизнь, непрерывно, бесконечно. На какой-то миг тоска захолонула сердце. Сколько пройдет понедельников, пока снег растает, совсем растает и все начнется сызнова? Она пнула ногой мягкий податливый пух, угадала в нем ненадежность и успокоилась. В конце концов, что такое одна-единственная зима, когда впереди у тебя столько ясных и молодых весен!

МАЛЕНЬКОЕ БЕЛОЕ ОБЛАЧКО

Стюардесса возникла неожиданно и ярко, как золотой солнечный диск в иллюминаторе. В огромных, чуть выпуклых глазах подрагивает, казалось, удивление, а приоткрытые в полуулыбке спелые губы словно бы говорят: ах, как хорошо мне среди вас, удобно сидящих в своих креслах, застегнувших привязные ремни. Она прохаживалась по салону, ей было хорошо, и пассажиры любовались ею. Кто-то задержал ее шуткой, и ему стало жаль, что это сделал не он. Но спустя минуту-другую лик стюардессы начал отодвигаться и меркнуть, его закрыло маленькое белое облачко — словно настоящее облачко влетело в салон самолета.

Мир вздрогнул и потеплел — В него вошла ты

вспомнились ему стихи, сочиненные совсем недавно, в Домодедово, когда он думал о тебе. В общем-то, он думает о тебе постоянно, стихи появляются гораздо реже.

Хочешь знать, как это все началось? Чтобы покороче, избавимся от кое-каких временных и географических подробностей: ведь не в том суть.

Еще у истоков юности в воображении нашем постепенно складывается призрачный желанный образ подруги. Но как редки совпадения с ним действительности! Поначалу мечешься, ищешь, затем смиряешься и отдаешься во власть стихийному течению судьбы на долгие годы. И когда уже ничего не ждешь, когда потянет изнутри зябким ветерком, вдруг свершается чудо. Наконец-то свершается чудо. Свершается запоздалое чудо.

Ты видела когда-нибудь, как после затяжной пурги в горах солнце на самом своем излете озаряет пасмурные хребты живым огненным светом? Величественное и печальное зрелище…

Оркестр играл танго.

— Разрешите?

— Пожалуйста.

Он не танцевал тыщу лет и рискнул только потому, что знал: тебе очень хочется потанцевать. И не зря рискнул. Уже первые движения вселили уверенность и легкость, будто пали какие-то оковы, настало освобождение; и во всем этом ты была его спасительницей, его добрым другом. Под ладонью подрагивала тихая талия, белокурые волосы струились по щекам, мелодия вливалась в вас, точно вино в бокалы — до самых краев.

В какое мгновение к нему пришло ощущение, что ты — это Ты? Он не помнил. Погруженные в суету, мы четко отмеряем лишь время потерь; счастливые взмахи судьбы, касаясь нас, будоража и улетучиваясь, остаются вне каких бы то ни было измерений. И в самом деле: зачем нужны ориентиры, если повторение невозможно?

Редко, совсем редко вы оставались вдвоем. У тебя была милая, тоже юная подруга, но с каким-то странным заскоком: она постоянно рвалась выдавать свое мнение за твое. Ему даже неловко вспоминать, в какое бешенство его это приводило. Говорят, подобная черта присуща трибунам и политиканам. К сожалению, не только им.

Хорошо, что играет оркестр.

— Разрешите?

Плавный наклон головы. Ты вообще все делаешь плавно. В тебе нет углов. Лишь округлые линии, как бы подернутые туманом задумчивости. Пожалуй, это несколько витиевато, и потом — красит ли плавность в наше время безоглядных темпов? Но ты всегда представлялась ему именно такой. И тут ничего не поделаешь.

Ах, эти быстрые модные танцы, когда танцуешь порознь, каждый сам по себе, когда партнер только подразумевается — как пламя костра в электрокамине. Любопытная штука: волнуемся из-за того, что уменьшается тяга к общению, и вместе с тем создаем музыку, разъединяющую людей. Родив парадокс, сами живем под его диктовку.

Однажды после танцев вы пошли купаться. Днем на пляже людно, не протолкнуться, теперь же все выглядело по-иному. Рассеянный свет луны и расположенных поодаль неоновых светильников окрашивали берег в загадочные, таинственные тона; тишину баюкал мерный плеск волн. Сиюминутность людского бытия придает и окружающему некую сиюминутность. Ночью же от моря веяло вечностью, в которой легко тонули любые ваши устремления, заботы.

— Смотри!

Он посмотрел. Песок пляжа, покинутого людьми, продолжал хранить бесчисленные следы их ног. Следы разветвлялись, наслаивались друг на друга, ложились вкривь и вкось — как людские судьбы, настигнутые войной или стихийным бедствием. Огромное пространство, усеянное чернеющими провалами, как-то скорбно стыло в безмолвии ночи.