Не жди, не бойся, не проси
Шрифт:
– Запомните: вам надо ей понравиться, – повторила Максу вдова, обогнала Мелехова и пошла к лестнице, застучала по мрамору каблуками.
Так строем и вышли в холл, где прислуга – две тетушки в сине-коричневой униформе – едва не вытянулись по струнке, поприветствовали госпожу Левицкую только что не земным поклоном. Адвокат по дороге откланялся и смылся, хозяйка только кивнула ему, и тот точно провалился.
Рогожский и вдова шли рядом и переговаривались, по сторонам не глядя, Макс шел за ними и наоборот – смотрел в оба. Как-никак ему тут поселиться придется, посему декорации надобно в деталях изучить, мало ли как карта ляжет. Но много увидеть ему не довелось: лестницу, холл, откуда в обе стороны разбегался коридор и все. Через распахнутые настежь двери вышли на крыльцо, оттуда на дорожку и пошли по саду,
Не такой, конечно, как тот, с лодками, а покомпактнее, и альпийская горка рядом, настоящее чудо из камней, мха и ярких низкорослых цветов. На садовнике госпожа Левицкая не экономит, как и на дворниках – куда ни глянь: чистота и благодать, даже сосновых иголок раз-два и обчелся, точно кто пылесосит этот газон два раза в день, а может, так оно и есть…
Горка закрывала собой обзор, и Макс только собрался обойти ее следом за Левицкой, как юноша, что до сих пор не отвязался, тронул его за локоть. Макс сбавил шаг, пропустил вдову и ее заместителя далеко вперед, и принялся рассматривать изысканную груду камней. Левицкую он видел краем глаза: та с Рогожским стояла к нему спиной, юноша топтался поблизости, но Макс на него внимания не обращал, подошел к прудику и заглянул в воду.
Рыба в нем водилась самая настоящая – сомики и огромные золотые рыбки, размером с хорошего карася. Они плавали неспешно, похлопывали хвостами по воде и ловили комаров, выпрыгивали из воды и хватали насекомых. Карась сцапал даже здоровенную стрекозу, но та, треща крыльями, вырвалась, и, заваливаясь на один бок, улетела куда подальше. Макс усмехнулся и двинулся дальше вокруг пруда, обошел толстенную сосну на самом его берегу и успел остановиться в последний момент.
Он едва не сшиб с ног девушку – взлохмаченную, серьезную, довольно высокую, но какую-то нескладную, как та стрекоза, что пару мгновений назад едва не рассталась в жизнью. Присмотрелся и понял – это от того, что девушка сутулится, поднимает плечи и смотрит на незнакомца и по сторонам исподлобья, и даже, как ему показалось, затравленно, что ли. Понятное дело – кто-то из прислуги помешал господскому уединению, и теперь бежит куда подальше, чтобы не вызвать еще больший гнев вдовы, недаром та чешет по дорожке покрытой плиткой так, что каблуки грохочут. Прислуга, конечно, одета черт знает во что – джинсы какие-то немыслимые, мятая футболка висит на костлявых плечах, на ногах кроссовки, через плечо переброшена сумка на длинном ремне, на среднем пальце мелькает широкое золотое кольцо в небольшими камнями, большое кольцо, точно мужское. На вид девчонке лет двадцать с небольшим, глаза за очками полны ужаса, точно змею увидела, того гляди в обморок грянется или заплачет.
Ни того, ни другого не произошло, девушка так же настороженно смотрела на Макса и теребила ремень бесформенной сумки, больше похожей на вещмешок. Отвела взгляд, обернулась, махнув длинной каштановой гривой, снова посмотрела на Макса, на юношу за его спиной.
– Юля! – запыхавшись, выкрикнула вдова, – Юля, подожди! Мне надо показать тебе…
Девушка не слушала, мрачно взглянула на Макса, на вдову, на Рогожского, что отсекал ее от леса, обойдя Левицкую сбоку, и поняла, что попалась: бежать ей было некуда, если только в пруд прыгнуть.
Девушка задрала голову, прикусила нижнюю губу, ее лицо н мгновение перекосила гримаса отчаяния и досады. Вдова была уже на подходе, бежала по траве, девушка обернулась и крикнула так, что рыбы шарахнулись в пруду и забили хвостами по воде:
– Ну что тебе еще? Что? Чего ты ко мне привязалась? Отстань, мне никто не нужен!
Левицкую точно под дых ударили, она остановилась и оперлась
ладонью на сосну, тяжело дышала и поправляла волосы. Рогожский остановился в паре шагов от вдовы и следил за Юлей, та заметила это и усмехнулась. Посмотрела на Макса презрительно, и как ему показалось, с отвращением, что ли, оглядела с ног до головы и выкрикнула:– Еще один надсмотрщик! Сколько можно, я же просила тебя…
Ей не хватило воздуха, голос прервался, и притихший птицы вновь зачирикали на сосновых ветках. Макс смотрел на девушку, на ее мать, искал и не находил ничего общего, вот ни капельки: они не были похожи даже близко. Левицкая роста невысокого, что скрывают каблуки, лицо у нее круглое, хоть умело наложенный макияж создает иллюзию высоких скул, и глаза не те, что у девушки, и волосы. Но это ничего не значит, может, Юля пошла в отца, который, как сказала Маринка, умер. И все же женщина и девушка, что стояли перед ним – в них не было кровного родства, хоть Левицкая и назвала ее своей дочерью. Да какое там: от матери глаз не отвести, а на «дочку» без слез не взглянешь. Нескладная, несуразная, нетолстая, правда, но в очках.
«Да кому она нужна, чудо в перьях?» – Макс уже вдоволь насмотрелся на дочку вдовы и теперь не сводил глаз с рыб. Созерцать их было гораздо приятнее – и двигались они плавно, и не орали, как некоторые.
– Юля, – вдова уже справилась с собой, – это Максим… Сергеевич. Он будет сопровождать тебя…
Макс повернулся к Юле, но та на него даже не взглянула. Подлетела к матери и заорала ей в лицо:
– Пошла вон! Отстань от меня, отвали! Ты мне надоела, вы все мне надоели, мне ничего не надо!
Снова затихли озадаченные птицы: Юля орала так, что ее легко и свободно могли слышать и за забором, до которого отсюда было метров тридцать. Если бы кому-то вздумалось в этот момент прогуляться мимо, то он был бы в курсе семейных дел Левицкой, и познакомился бы с лексиконом, что использовала ее дочка.
– Юля, – упрашивала ее вдова, – Юля, подожди. Ты же знаешь, тебе нельзя выходить из дому одной, а Леонид не может сопровождать тебя постоянно. Хочешь, чтобы все повторилось?
В голосе Левицкой мелькнула угроза, но Юле море было по колено, плевать она хотела на недовольство матери. Отскочила, едва не врезалась в Макса, отшатнулась, глянула в сторону невозмутимого Рогожского и выкрикнула:
– Плевать мне на тебя и на твоего дружка, понятно! Куда захочу, туда и пойду, ты и не узнаешь! Лучше отпусти меня, или я сбегу! Я тебя ненавижу, я вас всех ненавижу! И тебя тоже!
Это уже досталось Максу. Он молча смотрел на девушку, и прикидывал мысленно: ей сейчас успокоительное вколят, или приступ сам рассосется? Вроде, никто не дергается, все смирно стоят и смотрят, как беснуется эта несчастная. У нее с головой проблемы – это и без монокля видно: психопатия, буйное помешательство или что-то вроде того. Неудивительно, что предыдущие кандидаты с ней сладить не смогли. «Вдруг, сделает над собой что-нибудь, а я виноват буду. Меня Левицкая тут, в садике и закопает, рядом с рыбками. Нафиг» – Макс смотрел на покрасневшее от злости лицо Юли, на ее растрепанные волосы, на пальцы, что сжимали ремень сумки. «Точно больная. Вот сейчас кинется и укусит, и ей ничего не будет, а мне что – сорок уколов в живот делать?».
– Понял? – выкрикнула Юля так резко, что Макс непроизвольно отшатнулся. Понял, конечно, чего тут непонятного: квартиру придется продавать, переезжать в однушку. Разницы хватит и чтобы вдове долг отдать, и «тойоту» восстановить
– Понял? – визжала та, и вид у нее сделался вовсе уж неприглядный, она даже старше выглядела, чем еще пару минут назад, когда они едва не столкнулись лбами. Видеть этакое безобразие было тошно и невыносимо, Макс поколебался мгновение, что выбрать, и вместо того, чтобы окунуть ее башкой в воду отвесил Юле пощечину.
Та аж побелела, сжала зубы, прищурилась и стянула с носа очки, аккуратно убрала их в сумку и вдруг замахнулась, попыталась дать Максу сдачи. Он перехватил тонкое – пальцами можно обхватить – запястье девушки, и ударил ее по второй щеке. Вдова охнула, Рогожский подался вперед, но так и замер на старте, юноша безмолвствовал, точно его и вовсе не было поблизости. Стало очень тихо, даже птицы пока не решались вновь завести свои трели, и рыбы в пруду сбились к противоположной стенке и повернулись к людям хвостами.