Не жена
Шрифт:
— И как?
— Веселого мало. Чем мог, помог. У нас, сам знаешь: кому горе, а кому — куш сорвать… Вся эта бюрократия… Уф-ф!
— Деньги успели передать?
— Деньги? Да. Лена прибегала, принесла. Я им еще 15 тысяч от себя дал.
— Администрация как-нибудь поучаствовала?
— Что? Не смеши меня! Они ж только брать приучены.
Вот и все…
Туча повисла над морем: тяжелая, лилово-серая, взбаламученная, словно грязные комья войлока. Она тянула к воде длинные синюшные щупальца и ворчала далеким громом.
Советский тревожно бегал по берегу. Вместо белых
Мы миновали влажный, по-особенному просторный берег, перешли пересохшее русло речки. В столовой народу было немного. Поварихи испуганно смотрели на тучу.
— Доброе утро…
— Ой, доброе, — поварихи явно досадовали.
— Как вы думаете, ураган будет? — глупее я ничего не придумал.
— Откуда мы знаем?
— Но вы же можете предположить, чем все это чревато.
— Да чем угодно!
— Понятно… — Ничего мне не было понятно. Хотелось узнать у старожилов о погоде, но старожилы прогнозы делать не рисковали.
Во время завтрака снова пошел дождь. Но теперь он окреп, лил тугими, частыми струями, потом вода хлынула без удержу, как будто в небесном водоеме вывалилось дно. Лена, Аня и Костя решили проведать «дикарей», Максимка, естественно, увязался с ними. Я остался под навесом, слушал и смотрел, как дождь превращается в ливень, как скапливается вода и заливает землю, как она собирается в лужи, и лужи вскипают и пузырятся, подбираются к моим ногам, окружают столовскую печь…
— Как настроение? — крикнул мокрый Советский, забегая под навес.
— Нормально, — ответил я. — Ты у ребят на островке был?
— Пока нормально, — ответил Валера. — Но я предупредил: если станет заливать, чтоб хватали вещи и бежали на склон. — Он наскоро распорядился на кухне и нырнул в ливень.
По руслу хлынула вода. Бурые потоки слились, объединились, и помчалась грозная горная река. Она кинулась в ворчащее море, схватилась с ним, и воды встали на дыбы, как два борца, сжимающие друг друга в мощном захвате. Море взревело гневно, но река не отступила, ее мутные воды заляпали грязью прибрежные волны, и все кипело, кипело…
Лена с застывшим лицом смотрела на ливневую стену.
— Ой, мамочка, мама, — шептали ее губы.
Мальчишки решили проверить, можно ли перейти реку вброд, но их вернули с руганью.
— Вы думаете, переходить реку опасно? — невинно поинтересовалась моя жена.
— Опасно?! — поварихи возмущенно посмотрели на меня. — Да пожалуйста! Переходите! Только если вас собьет с ног несущимся бревном… — Они фыркнули почти в унисон, дав Ане понять, что вопрос настолько глуп, что даже не заслуживает полного ответа.
— Нет, нет, конечно. Я просто так спросила. Я же не дурочка…
Она взяла зонт и пошла к реке. Я двинулся за ней, приказав Максимке сидеть под навесом. На другом берегу стояли «дикари». Они что-то кричали и махали руками, но слышно не было: потоки жидкой грязи, проносящиеся с ревом, шум ливня и рев
моря заглушали их голоса. Я видел, что вода в реке поднимается, с моей стороны небольшой обрыв еще мог ее сдержать в русле, но островок был в большей опасности, и я не знал, сколько он еще сможет держать прибывающую реку.Неожиданным рывком возник ветер, он разорвал тучу, отбросил ее в море, расчистил небо над ущельем. Дождь прекратился резко, словно его выключили. Вода в реке, дойдя до самой последней, критической отметки, все еще оставалась грозным горным потоком, но уровень ее установился. И хотя мы оставались отрезанными от остальной базы, ощущение опасности отступило. Народ высыпал на берег поглазеть на разыгравшуюся стихию. Кто посмелее, закатывали штаны, пытались войти в реку, держались за руки, кричали. Вода еще была сильной, еще сбивала с ног, еще могла протащить в море, но она уже устала, она спадала, успокаивалась, разбивалась на потоки и только у самого моря, впадая в узкое глубокое жерло, ею же промытое, еще ярилась, толкая штормовую волну.
— Вы не знаете, как отсюда уехать? — спросила экономистка. Она стояла на берегу и с тоскливой обреченностью бросала гальку в море, море раздраженно рокотало.
— Так же, как и приехали. — Я пожал плечами. — Автобус от поселка идет в шесть утра — это прямой. Но можно и на перекладных…
— Как надоело все-е!
— Разве так плохо? — спросил я участливо.
— А что тут делать? — ее голос стал злым. — Погоды — никакой, общество, — она усмехнулась, глянув на меня, — никакое. — Повернулась и продолжила с вызовом: — А вам что, нравится?
Я засмеялся:
— Очень!
— Ну, мне вас не понять…
Она все-таки осталась. До тех пор, пока погода не установилась. Валера помог ей нанять лодку. Одинокий москвич с ней напросился.
Он, всеми покинутый, бродил по ущелью и бесконечно набирал Элин номер на мобильнике:
— Эля-ля-ля-я… Э-ля…ля…
Поварихи шептались:
— Это он хочет на сорок дней поехать…
— Совесть мучает?
— Да какая совесть! Элька его мучает, никак забыть не может…
— Еще бы! Такая баба!
— Он небось и не видал таких…
— Откуда…
Официальные лица прибыли ближе к обеду. Белый катер с государственным флажком высадил на берег троих в форме. Но то ли место такое, то ли форма эта курортная — черные брюки, белые рубахи с коротким рукавом, — в общем, грозности никакой не исходило от представителей власти, несмотря на погоны и кожаные папки.
Советский в белых штанах, надетых по такому случаю, сопровождал начальство по берегу, где оно, начальство, распоряжалось:
— Что это у тебя? Бревна какие-то, мусор…
— Не успел, — оправдывался Советский.
— Как это — не успел? А когда же ты успеешь, осенью? Пляж надо привести в порядок! И лучше это делать заранее!
— Руки никак не дойдут…
От обеда в столовке начальство отказалось. Хотя обычно разные там дамы из санэпидемстанции, а также доблестная милиция и представители местной администрации охотно кушали у Валеры. Эти уехали скоро.
— Высокое начальство? — поинтересовался я.
Валера был бледен.