Не злите кошку!

Мария приняла какое-то решение, попросила меня уходить, ради нее, умоляла. Я дал согласие, главное, чтобы она выжила, я все равно вернусь и вычищу все здесь, чтобы даже праха не осталось от них. Ошейник прожег кожу до мяса. Эта псина, схватив малышку за холку, вошёл в нее с трудом, она взвизгнула и тихо заплакала, я видел, как слезы текут из-под закрыв век. Она потеряла сознание, я рвался с привязи, ребята тоже, воздух провонял паленым мясом. Пёс притих над нею, отпустив холку, зализал ей шкуру, мне показалось или мелькнула вина в его глазах? Пёс вышел из нее, и подхватив ее за холку унес в палатку, я проследил капли крови. Бессильно повис. Пёс вышел из палатки уже перекинутый, от него несло кровью малышки.

— Она жива??? От тебя пахнет ее кровью! — я снова рычал и бился, обжигая кожу.

— Жива и будет жить, если вы уберетесь отсюда, я дал ей клятву, что отпущу вас, если она станет моей. Вы свободны, если попытаетесь вернуться, я убью ее, потом вас, — пёс смотрел на меня с сожалением. Кивнул головой стражам, они отстегнули оковы.

Мы подхватили Эмиля и ушли в лес, сейчас мы не можем развернуть бой. Надо сначала регенерировать, оковы забрали много магии из резерва. Обернувшись и заставив бессознательного Эмиля обернуться, чтобы раны перестали кровоточить, подхватив его на руки, полетели искать убежище.

Мария.

Сознание не хотело возвращаться, я билась в уголке темноты, пытаясь вернуть кошку. Надо обернуться, я совсем не чувствовала тело. Кошка потихоньку возвращалась. Очнувшись, она заплакала, было больно, ее боль нахлынула и на меня.

— Малышка, нам надо обернуться боль уменьшится, — я уговаривала ее. Она медленно с трудом покинула меня, теперь я полностью ощущала боль, она стала меньше. Но теперь она была полностью моей, кошка, забившись куда-то в щель моей души, закрылась. Я свернулась эмбрионом, тихо заплакала, я теперь собственность, рабыня. Главное, чтобы мужья были живы, я потянулась к ним, живы и далеко, значить, он их отпустил. Одиночество и страх нахлынул на меня. Старалась не шуметь, не привлекать внимания. Нельзя раскисать, крепись, если смогу вырваться отсюда, надо будет пытаться вернуться. Думаю, мне нельзя быть рядом с любимыми, как же мерзко, выходит, я предательница. Топчан за моей спиной прогнулся и под откинутое одеяло проник мой хозяин, его запах проник мне в лёгкие, вызывая тошноту. Я сжалась, сейчас нельзя вызывать подозрений, надо дать возможность мужьям уйти.

Он уткнулся мне в волосы, прижал к груди за живот, вырвав у меня болезненный стон. Он замер. Развернув меня на спину, переместился. Завис надо мной, расположившись у меня между бедер. Я зажмурилась, не хочу это видеть, вцепилась в постель руками. Он сместился вниз и, закинув мои ноги себе на плечи, принялся вылизывать меня, ныряя глубоко в щель, я дернулась, боль отпускала меня, я чуть расслабилась и открыла глаза. Короткий ежик черных волос, все что я увидела, меня нежно без всякого подтекста лечили. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову и посмотрел на меня черными, как омуты глазами. Его лицо перечеркивали рубцы шрамов, делая лицо уродливым. Но меня это не оттолкнуло, то, что было в его глазах, делало шрамы незаметными. Нежность, отчаяние, обреченность. Я замерла, зачарованная его эмоциями в глазах, обреченность сменилась удивлением и надеждой. Поднявшись надо мной, он давал мне рассмотреть свое лицо и сам наблюдал за моими эмоциями. Со вздохом он лег рядом, развернув меня к себе лицом, прижал и уткнулся в шею, замер.

— Прости меня, я настолько одичал, что, почуяв тебя, думал только об обладании тобой, как зверь, хотя я и есть зверь. Я больше не трону тебя, отпущу, только не сейчас, не смогу.

Я замерла.

Альфа.

Вернувшись в палатку, увидел, что самка обернулась, ее золотистые волосы разметались по одеялу, она свернулась в клубок. Не удержался, ее запах манил меня. Откинув одеяло, прижался к ее обнаженному телу и, обняв за живот, прижал к себе, на меня хлынула её боль, она застонала. Вот же дурак, перевернув ее аккуратно на спину, замер над ней, рассматривая ее лицо. Она прекрасна, такая, как она, не пара мне, уроду, из-за закрытых глаз скользнула слеза.

Переместился к ее щелке, трансформировал язык и принялся осторожно вылизывать, ныряя в жаркую глубину, ее аромат меня скрутил, вынимая душу. Пёс внутри заскулил от отчаянья. Почувствовал, как она расслабляется от отступивший боли. Ее взгляд прошелся по мне, я поднял глаза на нее, она рассматривала меня без страха и брезгливости, которую я видел даже на лицах шлюх. В ее взгляде что-то мелькнуло, сердце дрогнуло, я поднялся над ней давая рассмотреть меня, она спокойно смотрела мне в глаза. Повернув ее к себе, прижал, со вздохом уткнувшись в ее волосы.

Глава 24. Проклятье

Мария.

Пригревшись и не чувствуя боли, уснула с мыслью, что не все так плохо, я выжила, мужья спасены.

Просыпалась от запаха еды, на столе стояли миски с едой и блюдо с кусками мяса, живот урчал, требуя еды. В палатке я была одна, но решила не вставать, вдруг нарушу субординацию, нарываться не буду. Откинулся полог и зашёл Альфа. Он подошёл к кровати и положил на нее мою сумку и одежду.

— Тебе надо одеться и поесть, я налью тебе воды, чтобы ты умылась, — пройдя к дальнему углу, он отдернул штору. Там было что-то вроде умывальника, таз и кувшин. Я, натянув на себя одеяло, пошла к умывальнику, одеяло сползало. Он, остановившись, посмотрел на меня.

— Там, под столиком ведро, в него можно сходить. На улицу сейчас тебе нельзя, они думают, что ты сейчас без сознания от моих действий, — в его глазах мелькнула боль. Он снова вышел.

Быстро умывшись и сделав дела, я вытащила из сумки свою одежду и оделась.

Альфа вернулся, постоял, посмотрев на меня, взял гребень из моих рук и, придавив за плечи, посадил на табурет. Стал медленно разбирать мои спутанные волосы и заплел их в косу, завязав шнурком, снятым с его руки, на кончиках шнурка были камушки.

— Давай поедим, — взяв меня вместе с табуретом, приставил к столу.

— Ешь, пожалуйста.

Я осторожно взяла ложку и начав есть. Старалась есть быстро, не смотрела на хозяина.

— Сегодня, если получится, я тебя отпущу, — я вскинула на него взгляд, ища в глазах подвох. — Забери своих воинов и уходи из нашего мира. Таких как вы здесь нет. Я помню предания наших предков о других расах и о том, почему нас здесь оставили. Как только тебя увидят альфы из других стай, развернется война. Мы и так на грани вымирания, женщины давно рожают одного, двух щенков, а то и вообще бесплодны. Новая война уничтожит нас как вид. Хотя, то, как мы живём, грызясь без конца, наверно, закономерно, мы почти опустились на один уровень с животными: еда, самки, и власть — это все что нас интересует. Моя стая — это воины-изгои, мы никому не нужны. Нас нанимают сделать грязную работу.

Я замерла в ужасе. Мы уже поели, и я ждала, что будет дальше. Альфа вынул кинжал из ножен, тонкий, из черного металла, усыпанная камнями рукоять. Он положил его на стол и посмотрел на меня.

— На тебе проклятье, я могу его видеть, хочу сделать тебе доброе дело, за то, что я натворил раньше. За то, что смотришь на меня прямо. Это будет больно, но твои крики помогут убедить всех за пологом, что я тот же монстр, что насиловал тебя в круге, — он вопросительно посмотрел на меня.

Я кивнула головой, хуже, думаю, уже не будет. Как же я ошибалась! Он подошёл ко мне, взяв меня за горло рукой, смотря мне в глаза, и воткнул кинжал в сердце. Мир мигнул, я закричала. Сознание выключилось, меня приняла мягкая темнота.

Я опять лежу в мягкой темноте. Что-то шепчет. Я прислушалась.

— Дитя, ты снова у нас! Этот мир был брошен ушедшими богами. С него поползла зараза и существа, населяющие его, устраивали набеги на мирные миры, убивая, грабя и забирая женщин. После зачистки драконами, было решено закрыть мир. И теперь он умирает. Но, мы как видим, не всех убили. То, что с тобой произошло, не было вплетено в твою судьбу, но кардинально ее изменило. Помни, что, прощая и спасая души, ты обретаешь потерянное, — голос затих. Из темноты вынырнул огонек, мигая и трепеща, подлетел ко мне. Я подставила ладонь принимая крошку. — Наш последний дар тебе, прости нас.