Неандертальский параллакс. Трилогия
Шрифт:
— Ну хорошо, — сказал он зловеще, будто имея в виду «ты сам напросился». — Я упоминал об этом в самом начале: среди глексенов бытует странное убеждение в том, что вселенная существует ограниченное время. Они ошибочно интерпретируют красное смещение как свидетельство расширения вселенной; они не понимают, что масса может зависеть от времени. Больше того, они считают, что фоновое космическое излучение микроволнового диапазона — это эхо того, что они называют «большим взрывом», породившим вселенную.
— Похоже, им нравятся всякие взрывающиеся штуки, — заметил Селган.
— Без сомнения. Но, конечно же, однородность фонового излучения объясняется
— Уверен, что так оно и есть, — сказал Селган, признавая, что Понтеру лучше знать о таких вещах.
— Так оно и есть, — повторил Понтер. — Но я не спорил с ними на этот счёт. Во время моего первого визита Мэри сказала: «не думаю, что ты многих сможешь убедить в том, что большого взрыва не было». И я ей ответил, что ничего страшного; я сказал: «Ваша потребность в убеждении других в своей правоте, я полагаю, тоже уходит корнями в религию; я же доволен уже тем, что сам знаю, что прав, даже если другие об этом не знают».
— О, — сказал Селган. — И вы в самом деле так чувствуете?
— Да. Для глексенов знание — это битва! Война за территорию! Знаете, у них, чтобы получить звание, эквивалентное нашему «учёный», нужно защитить диссертацию. Именно так это и называется: защитить! Но быть учёным — это не значит оборонять свою точку зрения от всех проходящих, это значит быть гибким и открытым и ценить истину независимо от того, кто её обнаружил.
— Согласен, — сказал Селган. Он немного помолчал, потом продолжил: — Но вы не особенно много времени тратили на то, чтобы выяснить, нет ли в верованиях глексенов в жизнь после смерти какого-нибудь рационального зерна.,
— Это не так. Я дал Мэри массу возможностей продемонстрировать мне доказательства их утверждений.
— В смысле, до того эпизода с мемориалом?
— Да. Но у неё ничего нет!
— И вы, как в случае с финитной космологией, просто бросили это дело, удовлетворившись тем, что вам-то известна истина?
— Да. То есть…
Селган вскинул бровь.
— То есть?
— То есть, да, конечно, я спорил с ней относительно веры в послежизнь. Но это другое.
— Не такое, как вопросы космологии? Почему?
— Потому что от этого слишком многое зависит.
— Разве от вопросов космологии не зависит судьба всей вселенной?
— Я хочу сказать, это не какой-то абстрактный вопрос. Это было… это есть — корень всего.
— Почему?
— Потому что… потому что… хрящ, я не знаю почему. Просто это казалось до ужаса важным. В конце концов, по этой причине они сражаются во всех этих войнах.
— Понимаю. Но я также понимаю, что это основа всех их верований; это нечто такое, с чем — и вы должны были это прекрасно понимать — не так просто расстаться.
— Полагаю, что так.
— И, несмотря на это, вы продолжали настаивать.
— Ну… да.
— Почему?
Понтер пожал плечами.
— Хотите услышать мою догадку? — спросил Селган.
Понтер пожал плечами ещё раз.
— Вы не оставляли эту тему, потому что сами хотели выяснить, нет ли за этими верованиями чего-то рационального. Возможно, Мэре и другие глексены просто скрывают от вас правду. Возможно, есть какие-то доказательства, которые она вам откроет, если вы продолжите спрашивать.
— Не можут быть доказательств для того, что не существует, — сказал Понтер.
— Разумеется, — ответил Селган. — Но вы пытались или убедить их в своей правоте, или заставить их убедить в их правоте вас.
Понтер покачал головой.
— Это было безнадёжно, — сказал он. — Эта их идея о душе просто смешна.
— Душе? — переспросил Селган.
— Нематериальной часть чьей-то сущности, которая, как они полагают, бессмертна.
— Ах. И вы говорите, что эта идея смешна?
— Конечно.
— Но они, разумеется, имеет право её придерживаться, не так ли?
— Полагаю, что так.
— Точно так же, как и своих странных космологических построений?
— Наверное.
— И всё же мимо концепции загробной жизни вы спокойно пройти не смогли, не так ли? Даже после того, как вы покинули мемориальную стену, вы пытались прояснить этот вопрос. Пытались?
Понтер смотрел в сторону.
Когда опасность закрытия портала миновала, по крайней мере, на какое-то время — не закроют же его неандертальцы, когда дюжина их наиболее ценных граждан находится по эту сторону — Джок Кригер решил вернуться к своим прерванным исследованиям.
На своём черном «BMW» он оправился из Сибриз в Речной кампус Рочестерского университета, расположенный на берегу реки Дженези. Когда он занимался обустройством «Синерджи Груп» в городе, ему достаточно было сделать несколько звонков, чтобы обеспечить своей команде приоритетный доступ к фондам университетской библиотеки. Джок припарковал машину на Уилмот-Лот и вошёл в здание из коричневого кирпича, в котором располагалась научно-техническая библиотека им. Карлсона, названная в честь Честера Ф. Карлсона, изобретателя ксерографии. Журнальный зал, как было известно Джоку, располагался на втором этаже. Он предъявил университетскую VIP-карту библиотекарю, маленькой плотной негритянке в красной косынке. Он сказал ей, что ему нужно, и она уковыляла во тьму хранилища. Джок, чтобы не терять время, вытащил наладонник и просмотрел публикации сегодняшних «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост».
Минут через пять библиотекарша вернулась с заказанными Джоком тремя старыми журналами: одним номером «Earth and Planetary Science Letters» и двумя номерами «Нейчур», в которых, как выяснилось в результате поисков по Сети, публиковались статьи по быстрой смене магнитной полярности за авторством Коу et al.
Джок нашёл незанятую кабинку и устроился в ней. Первым делом он достал из кейса свой «HP CapShare» — ручной сканер на батарейках. Он провёл сканером по страницам с интересующими его статьями, получив изображения с разрешением 200 точек на дюйм, достаточным для автоматического распознавания. Джок улыбнулся портрету Честера Карлсона, висящему на стене неподалёку от его кабинки — он пришёл бы в восторг от этой компактной машинки.