Неаполитанская кошка

Думаю, тогда-то и я понемногу начала готовить, хотя есть приготовленное было некому.

Да, в тот день распустилась моя роза, и я на какой-то миг почувствовала себя счастливой. И разве могла я предположить, что именно тогда, в тот теплый июньский день, начнется отсчет дьявольского движения по наклонной, которое в конечном итоге и приведет меня если не к электрическому стулу, но к высшей мере наказания за измену Родине – двадцати годам тюрьмы…

Словно судьба, дав мне семь лет полного спокойствия, сопряженного с процессом отупения и деградации, решит встряхнуть меня как следует, помучить напоследок перед тем, как посадить за решетку.

Лада, женщина эмоциональная, впечатлительная, склонная к преувеличению, и каждый ее приход всегда сопровождался какой-то суетой, будоражащими лишь ее новостями, событиями, чувствами. О чем бы она ни рассказывала мне, все, даже самый обычный пустяк типа пересоленного ею же борща или мелкой ссоры с мужем, выглядело, как трагедия, личная драма.

Заявляясь ко мне в любое время дня и ночи, она никогда не ограничивалась одним нажатием на кнопку звонка, она давила на нее долго и часто, образуя вокруг себя какое-то нервозное электричество, которое почему-то передавалось и мне.

Она словно затягивала меня в свою проблему, выставляя ее по-настоящему серьезной, даже трагической и требующей моего безотлагательного участия.

Возможно, ей казалось, что она живет бурной и насыщенной жизнью, хотя на самом деле все было совершенно не так. Общаясь с нею, я почему-то всегда представляла ее режиссером провинциального театра с завышенным самомнением и склонностью все гиперболизировать.

Вот и в то утро мой дом наполнился заливистой трелью проснувшегося звонка – Лада пришла. Я выглянула в кухонное окно – точно, она.

Уж не знаю почему, но при всех своих качествах и бесцеремонности, она все равно не раздражала меня. Больше того, я радовалась ее приходу.

Лада, белокожая, румяная молодая женщина с копной рыжих буйных кудрей, которые она украшала цветными лентами и заколками в виде цветов, несомненно, была олицетворением женского и материнского счастья и вообще очень светлым человеком. Поэтому, увидев ее в то утро в окно, я улыбнулась и пошла открывать.

Распахнув дверь и увидев стоящую на пороге Ладу в цветастом сарафане и с тарелкой, прикрытой салфеткой, я сделала приглашающий жест рукой, однако она даже не пошевелилась.

Я удивленно вскинула брови.

Что случилось?

Лада смотрела на меня так, как если бы я стояла перед ней с забинтованной головой, причем бинты были бы пропитаны кровью, – ей словно было больно за меня.

Она даже губу свою розовую прикусила, разглядывая мое лицо.

– Привет. Что со мной не так? – Я попыталась улыбнуться, однако у меня ничего не получилось, я чувствовала, что произошло что-то серьезное.

Я хотела было уже спросить, не разводится ли она со своим Сергеем, не умерла ли ее любимая кошка, но тарелка, прикрытая салфеткой, все же вселяла оптимизм.

Лада что-то приготовила и принесла меня угостить.

Ну, не свежевырванное же сердце супруга она принесла мне на блюде!

– Входи!

Она осторожно вошла, не спуская с меня глаз.

– У меня вроде сыпи нет, да и челюсть не свернута… Что ты так смотришь на меня?

– К-кекс… Вот, – протянула она мне вместо ответа тарелку. – Лимонный.

– Отлично. Спасибо. Какое же это счастье, что мне можно есть лимонные кексы килограммами, и я не потолстею, – я взяла тарелку и углубилась в дом, предполагая, что она последует за мной.

На кухне я сразу же включила кофеварку.

Кофе – что может быть приятнее в этот утренний час?

– Ну, давай, выкладывай, что там у тебя случилось?

Лада, устроившись на своем месте, возле окна лицом ко мне, продолжала молча разглядывать меня.

– Ты встретила мою сестру-близняшку и не знаешь, как мне об этом рассказать?

Она покачала головой.

Значит, я промахнулась.

Разумеется, ведь никакой сестры у меня нет. Да у меня уже вообще никого нет. Мама подбросила меня бабушке (которой уже давно нет и по которой я до сих пор тоскую!) и сбежала, когда мне было всего-то пять лет, отца своего я не знала.

Может быть, Лада посмотрела какое-нибудь очередное телевизионное шоу, где говорилось о моей пропащей матери? Может, она стала известной актрисой или политическим деятелем?

В голову лезла всякая чепуха. И все потому, что Лада молчала и не рассказывала, как это всегда было, о своем сыночке Дениске (о том, что у него болит живот или начался кашель), ни разу не произнесла «мой Серж» (слишком рано уснул, не пожелав спокойной ночи и не поцеловав, купил не те памперсы).

У меня было желание схватить Ладу за плечи и хорошенько ее встряхнуть.

– Лада, да что случилось-то?

– Вот, лимонный кекс, – повторила она, и у меня на макушке зашевелились волосы. Я испугалась за ее психическое здоровье.

– Да, я поняла. Лимонный кекс. И что дальше? Спасибо, конечно. Но что в нем особенного?

– Он очень вкусный. – И снова этот долгий странный взгляд.

– Слушай, подруга, тебя что, пыльным мешком по голове огрели, что ли?

– Я тебе скажу сейчас кое-что, только пообещай мне…

Хорошенькое начало! Так все всегда говорят, когда не могут хранить чужие секреты.

– Валяй, обещаю никому и ничего не рассказывать.

– Нет, не то. Пообещай мне, что не подумаешь, будто бы я свихнулась.

– Инопланетян увидела?

– Почти.

– В смысле?

– Я Алекса видела. Сегодня утром.

Невидимый ежик легкими лапками пробежал по моей голове. Сначала я испугалась, а потом как-то сразу успокоилась.

Вероятно, Лада, бродя по кулинарным просторам Интернета, наткнулась на какое-нибудь фото или видео моего мужа-физика. Что ж, он в свое время давал какие-то интервью (которых терпеть, кстати, не мог). К тому же о нем в свое время довольно много писали, ведь он был умницей, придумывал какие-то оригинальные ноу-хау, предполагаю даже, что продавал некоторые свои разработки, связанные (как он мне нехотя рассказывал) с поиском каких-то особенных лучей, способных убить раковые клетки, к примеру.

Иначе откуда бы у нас было столько денег, которые он так щедро на меня тратил?

Возможно, кстати говоря, что те деньги, что подбрасывались мне в серых плотных конвертах, были как раз результатом его нелегальной деятельности.

Вот только трудно было представить себе какого-нибудь порядочного человека, который даже после смерти Алекса продолжал бы делиться со мной, единственным близким ему человеком, полученной с помощью этих самых разработок прибылью.

Здесь я должна объяснить еще кое-что.