Небеса не для нас

— Мы здесь жили всю жизнь?

— Нет, совсем недавно переехали.

Она показала мне мою комнату. Я оглядела чертежный стол с рейсшиной, стеллажи, заставленные книгами, карандашный рисунок гипсовой головы, прикрепленный к мольберту молярным скотчем. Странное чувство. Я одновременно не узнавала ничего из того, что здесь было, но при этом точно знала, что умею рисовать и чертить, люблю читать книги. Знала, что вон там, в баночке, хранятся изографы, а в живописи гуашь я предпочитаю акварели. Ну и ну.

— Я тут ничего не меняла, только пыль вытирала. Как же это было тяжело, не знать, что с тобой случилось! — она снова заплакала.

Мне было немного неловко это делать, но я обняла ее и, как могла, постаралась успокоить.

— Ладно, доченька, отдыхай, а я позвоню твоему папе, бабушке, да и всем остальным.

Она обняла меня еще крепче на секунду, поцеловала в щеку и вышла из спальни. Проводив ее взглядом, я села на кровать, оглянула еще раз эту комнату, которая казалась мне и совершенно очевидно моей, и абсолютно чужой, незнакомой.

Что же со мной произошло? Какой травмирующий опыт я пережила? Что со мной случилось такого, отчего мое сознание просто не выдержало груза этих воспоминаний?

Наверное, мне лучше этого не знать.

* * *

Мама дала мне несколько дней на то, чтобы я пришла в себя и собралась с мыслями, а затем мне снова пришлось пойти на учебу.

— Не волнуйся, все учителя уже предупреждены о твоих проблемах с памятью, никто не станет требовать от тебя того же уровня подготовки. Как сможешь, догонишь школьную программу. Не переживай и не требуй от себя слишком многого, в конце концов, ты практически с того света вернулась. Если что, поступишь в институт в следующем году, это вовсе не трагедия.

Мне показалось, что все это она говорила скорее самой себе - мол, не трагедия, что ее дочь-отличница теперь будет в отстающих. Вернулась с того света, уже хорошо. А меня больше волновала реакция моих одноклассников на то, что среди них теперь будет учиться девочка с мозгами набекрень.

Мама позвонила моему школьному другу, чтобы он проводил меня на занятия.

— Очень хороший мальчик. Вы месяц встречались, но потом расстались из-за этого негодяя.

— Мой бывший парень? Может, не стоит?..

— Стоит, стоит. Вы с ним остались друзьями после расставания. Очень хороший мальчик, — повторила она, — отличник, сможете вместе заниматься. К тому же он может помочь тебе снова поладить с другими ребятами.

Так что выйдя из подъезда в понедельник утром, я огляделась по сторонам в поисках того самого «хорошего мальчика».

— Ева, привет! Ты меня не помнишь, конечно. Я Витя, — ко мне подошел высокий парень, русоволосый и, можно сказать, довольно симпатичный.

Он улыбался.

— Привет, — я застенчиво улыбнулась ему в ответ.

Мы направились к ближайшей станции метрополитена, и по дороге очень быстро нашли общий язык. Как хорошо, что у меня есть такой друг, как Витя, честное слово, не знаю, как справилась бы с этой ситуацией в одиночку!

Школа оказалась красивым зданием, богато украшенным лепниной и мозаикой, она располагалась в центре города, среди таких же нарядных исторических домов. Вместе мы вошли в просторный шумный вестибюль, но не успели пройти в нужный класс, как кто-то схватил меня и крепко сжал в объятиях.

— Ева… — послышался надо мной незнакомый мужской голос.

Глава 22.2

— Отойди от нее, — Витя говорил спокойно, но в его тоне слышалась настоящая угроза, какая-то кристально чистая, холодная ненависть.

Но обнявший меня парень его просто проигнорировал. Сама я застыла в полной растерянности. Неужели это был тот самый Макар Власов, о котором с таким ужасом говорила моя мама?

— Я знал, что ты жива, — шепнул он, сжав меня еще крепче.

— Отойди от нее, Власов. Ева не помнит тебя, но найдутся люди, которые все ей о тебе расскажут!

Наконец, расцепив эти объятия, парень слегка отодвинулся от меня, и я увидела его лицо… Он был красив. Он был невероятно, безумно красив, и как-то сразу я поняла, что эта красота могла обладать надо мной неограниченной властью.

— Ева, ты, правда, не помнишь меня? — негромко спросил он, вглядываясь в мои глаза.

Я медленно покачала головой.

На лице парня возникло какое-то непонятное выражение. Он отпустил меня и, отойдя на несколько шагов назад, перевел глаза на Витю.

— Значит, хочешь воспользоваться тем, что она не помнит, как бросила тебя? Выставишь себя ее рыцарем, героем, а обо мне наговоришь не пойми чего? Ловко, — его взгляд полыхнул ненавистью.

— Это ты мастер в том, как выставлять себя героем. Я просто расскажу ей правду. Как ты инсценировал ограбление и якобы защитил Еву, чтобы затем воспользоваться ее благодарностью. Как сделал все, чтобы отбить ее у меня, а затем, наигравшись, бросил всего через несколько дней. Как изменил ей. Ты был последним, кто видел ее в день, когда она пропала!

На лице Власова отразилась сложная смесь эмоций, главной из которых была ярость.

— Это все… полная чушь!

— Я не позволю тебе причинить ей вред. Еве повезло, что она не помнит тебя, не повезло, что она вообще была с тобой знакома!

Парень прикрыл глаза на секунду, словно пытаясь взять себя в руки, а затем снова посмотрел на меня.

— Ева, он понятия не имеет, о чем говорит. Перед твоим исчезновением мы помирились. Все это время я… — в глазах застыло какое-то особое выражение. — Если бы ты только вспомнила…

В этот момент в глубине моей души возникло странное ощущение, как дежавю, как дурное предчувствие. И дело было даже не в тех ужасных вещах, в которых его обвиняли Витя и моя мама. Меня будто накрыло волной далеких смутных воспоминаний. Воспоминаний о неуверенности, чувстве безнадежности. О том, каково это, быть загнанной в клетку, когда любое твое действие приведет только к новым мучениям.

Нет, я не помнила его. Но, кажется, я вспоминала, каково это - любить его…

Моему голосу не хватало силы, но в нем были неподдельные чувства, эмоции, которые я ощущала в тот момент: