Небесное притяжение

Вспоминает старейший сотрудник ОКБ имени А. И. Туполева Герой Социалистического Труда Иосиф Фомич Незваль.

«Мясищев выделялся среди всех нас. Прежде всего внешне. На одежду мы тогда внимания не обращали, ходили кто в чем. Да и отношения были простецкие, часто панибратские. Прямую противоположность всему этому являл Мясищев. Запомнился он мне одетым в сапоги, гетры, бриджи, в какой-то полувоенный френч. Потом стал носить костюм, аккуратно выглаженный. Мятых брюк я на нем ни разу не видел.

Говорил он с паузами, слова произносил врастяжку. Вообще чувствовались в нем ранняя самостоятельность, развитое самоуважение… Интеллигентными манерами, подчеркнутой вежливостью он создавал вокруг себя невидимый барьер. Не берусь судить, хорошо это было или не очень. Тем не менее бригада его приняла с открытой душой, увидев в нем упорство, настойчивость, редкое трудолюбие. Поначалу Петляков давал ему вычерчивать самые простые детали крыла, однообразные, отличавшиеся лишь размерами. Мясищев выполнял немудреную работу безропотно. Заметив старание Владимира Михайловича-младшего, Петляков начал доверять ему и ответственные узлы. Мясищев работал с огромным желанием, это не могло не импонировать. А характер… у каждого он свой, и с этим приходилось считаться».

Тем временем шло проектирование АНТ-4-дублера. Владимир Мясищев участвовал в создании крыльев самолета — первенца советской бомбардировочной авиации. Размеры самолета несколько изменились по сравнению с опытным образцом. На машине установили переднюю, среднюю и заднюю турели с двумя пулеметами каждая. Бомбы размещались как внутри, так и снаружи фюзеляжа. Строился дублер в двух вариантах — сухопутном и морском.

То был ответственный период в жизни коллектива АГОС. Мясищеву повезло вдвойне — он начал работать в окружении интересных людей, делавших принципиально новые самолеты. Неостужаемый энтузиазм, вера в свои силы и возможности коллег, редкое умение убеждать окружающих в правильности избранной позиции — все эти качества Андрея Николаевича Туполева помогали становлению важнейшего цаговского подразделения. АНТ-2 — первый советский цельнометаллический самолет — пробил дорогу монопланной схеме — с одним крылом, а не с двумя, утвердил применение алюминиевых сплавов в самолетостроении. За ним пошли более совершенные машины, лидер среди которых — бомбардировщик АНТ-4.

Одновременно началось строительство новых авиационных заводов, реконструкция существующих. Расширялся и ЦАГИ. Вставали серьезные проблемы, не решаемые за месяц и даже за год. Самолеты покуда строились только на четырех предприятиях, что, бесспорно, тормозило развитие авиации. В серию шли далеко не лучшие, устаревшие образцы. Внедрение новых машин продвигалось медленно. В первую очередь это касалось цельнометаллических самолетов. Авиапромышленность еще не имела государственного плана, мощности были явно недостаточными.

Первые шаги в индустриализации страны дали импульс развитию крылатой техники. На эту важнейшую отрасль обращалось особое внимание. Она обеспечивала обороноспособности Советского государства, едва залечившего раны интервенции и гражданской войны. Плоды такой политики сказались очень быстро.

В августе 1927 года Мясищев получил отпуск — первый в своей жизни. Долго не раздумывая, решил махнуть в Крым, к теплу, солнцу, галечным пляжам. Договорился с приятелем студенческой поры Левой Абрамовичем, что приедет в Судак, снимет комнату и даст ему телеграмму.

В Судаке против ожидания устроиться оказалось труднее, чем предполагалось. Володе посоветовали попроситься на дачу композитора Спендиарова. Там всегда многолюдно, смогут, наверное, приютить и еще одного приезжего, тем более москвича.

— А где эта дача? — поинтересовался Володя.

— Идите и услышите. Где поют, играют, веселятся, туда и ступайте.

Через час изящный шатен в белых фланелевых брюках нашел искомое. Он не ошибся адресом.

Открыв калитку, Мясищев конечно же не предполагал, что идет навстречу судьбе. Но прежде чем рассказать, как ему вначале отказали от дачи, а потом разрешили тут поселиться, и что из этого вышло, поведаем хотя бы коротко о людях, носивших известную в России фамилию — Спендиаровы.

Классик армянской музыки Александр Афанасьевич Спендиаров уже около четверти века жил в Крыму — в основном в Ялте, а также в Феодосии и Судаке. Ялта слыла городом контрастов. Как писал А.П. Чехов, «помесь чего-то европейского, напоминающего виды Ниццы, с чем-то мещански-ярмарочным…». И одновременно Ялта начала века была средоточием крупных культурных сил.

Дом Спендиарова на Екатерининской улице (теперь улица Литкенса), где композитор жил с семьей — женой Варварой Леонидовной, четырьмя дочерьми и двумя сыновьями, магнитом притягивал выдающихся деятелей русской культуры. Кто только не был знаком с композитором и с его большим семейством! Горький, Римский-Корсаков, Глазунов, Аренский, Кюи, Шаляпин… Здесь музицировали, устраивали камерные концерты с участием заезжих знаменитостей, читали стихи. Сюда приходили народные певцы, творчеством которых интересовался Александр Афанасьевич. В Ялте композитор встречался с Львом Толстым, с Чеховым, Леонидом Андреевым, Буниным, Рахманиновым. Его дом слыл одной из главных достопримечательностей города.

Атмосфера «спендиариума», разумеется, наложила отпечаток на воспитание и развитие детей. Посетив родной дом в наши дни, дочь композитора Марина Александровна писала: «Передо мной возникли живые образы прошлого. Я увидела своего отца, Александра Афанасьевича Спендиарова, еще молодого, с русой бородкой, в пенсне, тихого, ласкового, всегда погруженного в мысли. Вспомнила его во время работы — в кабинете за письменным столом красного дерева и у пианино в облаке сигарного дыма. Вот он передо мной за роялем в гостиной… Здесь я видела Цезаря Кюи. Помню его, стоящего у стола с бокалом в руке, худощавого, в военном мундире, оглядывающего всех острыми глазами. Помню веселого балагура Шаляпина, худенького пианиста Гольденвейзера… композиторов Черепнина и Рябикова… дирижера Орлова, знаменитого археолога Бертье де ля Барда, архитекторов Краснова и Шаповалова и многих…»

Грянул Великий Октябрь. Спендиаров сразу принял его. «Ему не нужно было как-то по-особенному врастать в советскую действительность. Он был готов с первых же дней служить революции», — вспоминал комбриг Красной Армии В. Орловский, квартировавший у Спендиаровых в Судаке.

Бурные двадцатые годы изменили быт семьи композитора. Жили весьма скромно, продуктов порой не хватало, а по традиции на лето в Судак съезжались десятки людей из мира искусства. В августе 1927-го, например, дача вместила 45 гостей. Кормили их чем и как могли.

Но вернемся к молодому человеку в белых фланелевых брюках. Первая попытка поселиться в «спендиариуме» окончилась для него неудачно. Хозяйка дома Варвара Леонидовна сказала: незнакомым людям комнат она не сдает, да и негде разместиться — дом полон отдыхающих. Мясищев извинился и двинулся восвояси. Тут его окликнули:

— Молодой человек, вернитесь, я попробую вам помочь.

Это была одна из дочерей композитора — Марина. О чем она толковала с матерью, неизвестно, но в итоге Владимир получил пристанище в большом, шумном, веселом и немного безалаберном доме.

Наутро Володя искупался и, возвращаясь с моря, увидел девушку, вбивающую деревянным молотком проволочные крокетные ворота. Он вызвался помочь. Девушка окинула его взглядом темных южных глаз и милостиво разрешила.

— Вы новенький, поселились у нас вчера, — выло жила она сведения о приезжем. — Я видела, как вы договаривались с мамой. Только почему-то ходили боком. Очень смешно, — и она заливчато рассмеялась.

Ляля (так звали дочь композитора) отлично играла в крокет, трижды выиграла у Володи, застревавшего в «мышеловке».